Страница 56 из 71
— К сожалению, из-за отсутствия полной информации я не могу вполне четко определить действия, к которым нам следует прибегнуть… Газет с освещением событий, происшедших в Петрограде, мы еще не получили… Скупые телеграфные сообщения дают неясное и неполное представление о печальной картине отречения от престола. Мы должны использовать неоднородность ссыльных, разделить их на определенные категории… Следует использовать те разногласия, которые существуют между политическими группами и партиями. Мы твердо должны высказать свое отношение к войне… Мы знаем, что большевики стоят на позиции пораженчества. В то же время эсеры, меньшевики, центристы поддерживают войну, считая необходимым бороться в годину всенародного горя и общей для всех беды…
Полковник Березов сорвался с места:
— Как можно в такое время возиться с этими отщепенцами! Петровский уже организует боевые дружины! Он вот-вот захватит власть! Будем ждать, пока нас не передушат, словно цыплят? У нас солдаты, полиция, мы вооружены… — брызгал слюной Березов.
— Я не совсем уверен в своих солдатах, — заметил Попов.
— В таких условиях, — порывисто встал фон Шеффле, — нужна не только ненависть, нужны разум и умение маневрировать. — Успокоившись, продолжал: — Я благодарен вам, господа. Мне было отрадно почувствовать наше единство и решимость поддержать новое правительство.
Слушая его, барон думал: «Хитрая бестия». А фон Шеффле продолжал:
— Я полагаю, нам необходимо телеграфировать в Петроград, — и, набрав полную грудь воздуха, принялся диктовать секретарю, сидевшему за соседним столом: — «Горстка неизвестных во главе с бывшим депутатом Государственной думы Петровским пытается захватить средства управления. Мы, администрация Якутской области, остаемся верны новой власти. Губернатор фон Шеффле».
Но не суждено было этой телеграмме долететь до города на Неве. Если бы неожиданно обвалился потолок, то и это не потрясло бы присутствующих так, как то, что произошло… В губернаторском зале вдруг появился Петровский в сопровождении вооруженных людей. Это были Санька, Максим Аммосов, Матвей и Платон Слепцов. Никто не в состоянии был вымолвить ни слова. У всех были широко открытые глаза, в которых застыли изумление и ужас. Березов так рванулся вперед, что чуть не опрокинул стул. Петровский спокойно окинул внимательным взглядом присутствующих, заметил злобное, полное ненависти лицо Березова и растерянное — губернатора. Дружинники стояли рядом с Григорием Ивановичем и зорко следили за «хозяевами» якутской земли.
— Господа, прошу прощения, — громко заговорил Петровский. Каждая черточка его лица излучала решительность и волю. — Я вижу, мы явились вовремя. Вы напрасно тратите время, господа. Я надеюсь, вам известно, что происходит в Петрограде, Кронштадте, Москве и во всей стране, поэтому не стану тратить времени на информацию. Я только хочу сообщить о том, что произошло здесь, в Якутске. Вашей власти пришел конец, и сопротивление, если вы вздумаете его оказать, будет бесполезным. Советую вам сложить ваши полномочия и передать власть в наши руки. Надеюсь, вам все понятно?
Петровский вышел, за ним последовали его боевые товарищи.
Вскочил Березов и неистово завопил:
— Как можно такое стерпеть?! Надо вооружаться!
— Спокойнее, господин полковник, — прервал его фон Шеффле. — Необходимо все обсудить без паники и не спеша.
На следующий день фон Шеффле уехал, оставив вместо себя барона Тизенгаузена.
Из политических ссыльных и местной молодежи создавались вооруженные дружины. Собрали охотничьи ружья, револьверы, раздобыли несколько винтовок. Выставили охрану в казначействе, на почте и телеграфе.
Максим Аммосов нашел Петровского в клубе приказчиков, ставшем центром революции в Якутске. Наряду с областным управлением, которым руководил вице-губернатор Тизенгаузен, здесь теперь расположился новый орган власти — Комитет общественной безопасности.
— Григорий Иванович, — взволнованно обратился к Петровскому Аммосов, — Тизенгаузен вызвал войска. Что делать?
— Успокойся, друг, — положил Петровский руку на плечо юноши. — Пойдем!
Они вошли в комнату, и Григорий Иванович взял телефонную трубку:
— Пожалуйста, барона Тизенгаузена.
— Кто просит?
— Петровский.
— Минутку, — ответили на другом конце провода. Длинная пауза. Видимо, секретарь докладывал Тизенгаузену и тот не знал, как ему быть. Петровский ждал. Аммосов смотрел на его спокойное лицо и удивлялся выдержке этого человека.
— Я слушаю, — наконец откликнулся барон.
— У меня к вам дело, барон, — поздоровавшись, сказал Петровский. — Мне сообщили, что в областное управление вызваны солдаты… Зачем вы это сделали?
Тон у Петровского твердый, требовательный.
— Вы знаете, господин Петровский, какое сейчас неспокойное время. Я остался на посту губернатора…
— Знаю, — коротко бросил Григорий Иванович.
— …а потому отвечаю за порядок. Я вызвал солдат, чтобы предупредить бесчинства… Нужно установить вооруженную охрану на телеграфе, почте и в казначействе, а также в других государственных учреждениях…
— Вы зря беспокоитесь, барон: бесчинств не будет. Мы уже повсюду выставили свою охрану… Да, да, вооруженную… Советую вам вернуть солдат в казармы.
На противоположном конце провода надолго умолкли, затем трубка, вздохнув, ответила:
— Хорошо, я отошлю обратно…
Максим с восхищением смотрел на Петровского.
— Спасибо, — сказал Григорий Иванович. — Кстати, барон, сегодня в клубе приказчиков собрание, просим вас присутствовать. Мы также приглашаем полицмейстера Рубцова и полковника Попова. Будете? Вот и отлично. Ждем. — И он повесил трубку. — Все, товарищ Аммосов. Солдат он отошлет обратно… Но все же их надо проконтролировать.
— Есть, — ответил Аммосов и кинулся на улицу.
Когда Тизенгаузен положил трубку, его охватило отчаяние. Он видел, что из-под его ног уходит почва, что его власть утрачивает всякий смысл. Он был зол на себя, на тревожное время, на фон Шеффле, который так ловко улизнул. К чертям все! Будь что будет! Ведь и он сам немало натерпелся тут, на задворках империи, которая уже развалилась.
В зале клуба приказчиков собралось столько народу, что и яблоку негде было упасть. Через настежь распахнутые двери врывался холодный воздух, но в зале все равно было душно.
На сцене за длинным столом, накрытым красной скатертью, президиум собрания. Председатель Комитета общественной безопасности Петровский в наглухо застегнутой куртке, подтянут, за стеклами очков сияют карие глаза. Рядом с ним Орджоникидзе, Ярославский и группа молодых якутов.
В переднем ряду в парадном виц-мундире и при шпаге восседает вице-губернатор барон Тизенгаузен, тут же поблескивают офицерскими погонами полицмейстер Рубцов и начальник местного гарнизона полковник Попов. Рубцов заметно нервничает, а Попов внешне спокоен, лишь чаще, чем обычно, поглаживает седую козлиную бородку. Собственно, чего ему волноваться. Он свое дело знает. Приказал ни одного солдата не выпускать из казарм, даже заколотил досками дыры в заборах, поставил на дежурство офицеров. Словом, как и подобает старому опытному начальнику, предусмотрел все, чтобы противостоять неожиданностям.
Встал Петровский, поднял руку. Все смолкли.
— Господин Тизенгаузен, прошу вас сюда, — обратился к барону Григорий Иванович, приглашая его на сцену.
Тизенгаузен, помешкав, поднялся. Хотя он человек не робкого десятка, его лицо побледнело, складки у рта обозначились резче.
— А что я должен делать? — растерянно спрашивает он.
— Говорить, — отвечает Петровский. — Мы хотим знать ваше отношение к теперешним событиям.
— Я не оратор, Григорий Иванович. — Все отметили, что он обратился к Петровскому по имени-отчеству и произнес их подчеркнуто уважительно. — Я лишь исполнитель и привык действовать согласно распоряжениям и инструкциям.
— Вы знаете не хуже нас, что старого правительства не существует.