Американский детектив

Медленно, мучительно медленно женщины одна за одной влезали в матерчатую петлю. Некоторых приходилось буквально засовывать в мешок. Их ноги торчали через отверстия. У всех без исключения глаза были расширены от испуга. Некоторые плакали. Некоторые молились.

Паоле Рамсей выпал номер двадцать два.

— Я не хочу ехать, — сказала она мэру, когда они вместе ожидали ее очереди. — Хочу остаться с тобой.

Мэр, ласково улыбаясь, покачал головой. Это не была его широко известная предвыборная улыбка; эта улыбка приоткрывала его истинное «я».

— Я хочу, чтобы ты уехала, по чисто эгоистическим соображениям.

— Эгоизм? У тебя?

— Я хочу, чтобы ты уехала, — повторил мэр, — потому, что больше всего на свете хочу видеть тебя в безопасности. — Казалось, за улыбкой мэр старался скрыть иронию над самим собой. — Я хочу этого больше, чем попасть в Белый дом. Ты нужна Джилл.

— Джилл уже взрослая. Ты это прекрасно знаешь. — Паола осмотрелась по сторонам. — Где Бет?

— В офисе с Бентом. Они уединились на минутку.

— Я думала, она впереди меня.

Мэр и не помнил, когда в последний раз солгал своей жене.

— Я не знаю, — ответил он и посмотрел в окно. Спасательный пояс уже поднимался от крыши Торгового центра.

Генеральный секретарь ООН выкрикнул:

— Номер двадцать один, пожалуйста!

Никто не отозвался. Он вызвал снова.

— Эй, — сказал кто-то, — это ведь вы! Это ваш номер!

Девица в бикини, танцевавшая в углу зала, прервала свой машинальный ритуал. Потрясла головой, как будто хотела очухаться.

— Я думала, у меня сорок девять, — она рассмеялась. — Это отлично. — Она помахала всем рукой и помчалась на посадку. Голые груди ее подпрыгивали. — Вот и я, хоть и не в форме.

— Господи,— не выдержал мэр,— и эта — раньше всех? Почему?

— Обычно ты бываешь сдержаннее, Боб, — нежно улыбнулась Паола. — Она просто пьяна. И перепугана. Единственная разница между нами в том, что я не пьяна.

— И не раздета.

— Какое это сейчас имеет значение?

Мэр сердито взмахнул рукой.

— Я не настолько узколоб и не настолько старомоден, чтобы верить, что некоторые качества… — Он неожиданно запнулся.— Нет,— закончил с каким-то удивлением,— это и в самом деле не имеет значения. Есть вещи поважнее.

— А для меня самое важное, — сказала Паола, — остаться с тобой.

— Нет, езжай, — ответил мэр. Голос его звучал решительно и безапелляционно.

Они видели, как усаживают в петлю полуголую девицу.

Кто-то бросил ей платье. Она удивленно вытаращила глаза и вдруг, как будто только теперь осознав свою наготу, закрыла грудь руками и заплакала.

— Что я наделала, — рыдала она, — я же не могу так…

— Поехали! — скомандовал начальник пожарной охраны города, который руководил операцией. — Держись, девка, потом оденешься, целее будет.

Вопли девушки заглушил свист ветра.

Мэр взял жену за руку и подошел к окну, ставшему местом отправления.

— Как на аэродроме или на причале,— сказал он.— Просто не знаешь, что сказать, правда?

Они стояли молча, держась за руки, и наблюдали, как спасательный пояс приближался к крыше Торгового центра и завис над ней. Видели, как сержант вынул девушку из петли, как будто она вообще ничего не весила. Платье отлетело в сторону. Сержант одной рукой придерживал ее, чтобы она не упала, другой поднял платье. Потом махнул рукой в сторону Башни, и пояс двинулся в обратный путь.

Паола следила за тем, как он приближается.

— Боб.

— Да?

Она обернулась и взглянула мужу в глаза. Медленно, очень медленно покачала головой.

— Ты прав. Я не знаю, что сказать. Разве можно тридцать пять лет выразить словами? — Она закрыла глаза, потому что спасательный пояс уже проскользнул в окно и остановился, тихонько покачиваясь.

— Прошу номер двадцать два, — сказал Генеральный секретарь.

Паола открыла глаза.

— Прощай, Боб.

— До свидания, — ответил мэр и ласково улыбнулся. — Не забудь сказать Джилл, что я ее очень люблю.

Сенатор, постучав, вошел в офис банкетного зала. Губернатор сидел в кресле у стола. Бет присела на край стола и чуть покачивалась, скрестив стройные ноги.

— Заходите, Джейк, — позвал губернатор.

Из зала к ним долетала смесь музыки и пения, образовывавшие вместе какофонию. Со стороны бара раздался взрыв смеха.

— Садитесь, — сказал губернатор, — мне эта вакханалия что-то не нравится.

— Не хочу мешать.

— Глупости. — Губернатор помолчал. — Вы ведь не просто так пришли?

«Он всегда был проницателен, этот Бент Армитейдж,— подумал сенатор, — что хоть частично объясняет его успехи в общественной деятельности. Человек не достигнет таких высот, как он, если не знает ближних своих».

Сенатор сел и утомленно вытянул ноги.

— Это был долгий одинокий путь, — сказал он и улыбнулся. — Где они, силы молодости? — Он показал на телефон. — Что-нибудь новенькое?

— Я передал им список, — ответил губернатор. — И теперь, — он запнулся, потом улыбнулся, — позволил себе позвонить в Денвер своей дочери Джейн. — Он снова улыбнулся. — Я заказал разговор за счет администрации здания. При расследовании у них будет лишний повод поломать голову. Вы не хотите кому-нибудь позвонить, Джейк? Чтобы контролеры прищучили и вас?

Сенатор покачал головой.

— Нет, — ответил он и встал. — Вы когда-нибудь сомневаетесь в себе, Бент? Признаете когда-нибудь чье-нибудь превосходство? И в чем?

Губернатор усмехнулся.

— Очень часто.

— Я серьезно,— сказал сенатор.— Когда человек еще молод и все только начинается — у меня это было в тридцать шестом, когда меня впервые избрали в конгресс,— он всегда смотрит на тех, кто наверху, на того, кто в Белом доме, на членов правительства, на тех, чьи имена видит в газетах: они общеизвестны. — Он поперхнулся и сел на стул. Махнул рукой. — Сегодня в моде такие штуки, как поиски своей индивидуальности. Из этого должно бы следовать, что каждый человек уже имеет свое «я» и ему достаточно просто быть самим собой.— Он покачал головой.— Но в действительности он гонится за ролью, которую собирается играть до конца своей жизни, а это совсем другое дело.

«Я в себе всегда сомневалась, — подумала вдруг Бет, — но была убеждена, что это все из-за моих недостатков». Она с уважением взглянула на сенатора.

— И вот, — продолжал сенатор, — человек найдет роль, которая его устраивает, и выучит ее до последнего слова. И вот все в порядке. Роль убедительна. Вначале он способный молодой человек. После сорока — перспективный мужчина, уже успевший набить себе шишек. Потом ему пятьдесят, шестьдесят, и он многого достиг, но не того, чего хотел. Понимаете, что я имею в виду, Бент?

Губернатор грустно улыбнулся.

— Это недостижимо, — ответил он. — Всегда за вершиной встает новая вершина. И когда человек доберется до нее, все успевает измениться. — Он развел руками, как бы пытаясь подчеркнуть тщетность всего сущего. — То, что казалось издали таким ясным и сверкающим, вблизи — всего только дом, озаренный солнцем.

— И он задумывается, — продолжал сенатор, — когда же будет тот последний шаг, что приведет его к долгожданной цели, чтобы он мог отдохнуть, радоваться, сознавая, что боролся за справедливость, что хорошо делал свое дело, что заслужил свой отдых и свое место под солнцем, что жил правильно — пусть это «правильно» заключается в любой избитой фразе. — Он покачал головой. — Ответ — никогда.

Именно поэтому старцы из Вашингтона и любой другой столицы никогда не уходят на пенсию. Потому что все еще думают, что настанет момент, когда все будет сделано и они смогут спокойно отдохнуть. Этот момент не наступит никогда, но человек это поймет, только оказавшись перед… перед таким вот. — Он обвел рукой вокруг. — И вот он вдруг начинает задумываться, зачем он всю жизнь так горбатился, зачем гнался за чем-то несуществующим. Дон-Кихот, король Артур в поисках Грааля — все это суета сует!