Тайна Кира Великого

— Слышно, что царь Мидии становится все более мни­тельным и нетерпеливым,— не дожидаясь от Кира позво­ления, заговорил глухим голосом Губару, большой и тучный перс.— То, что говорит этот чужеземец, похоже на правду. Гарпаг долго не будет стоять на месте. Он пойдет в горы. Считаю, что нужно выступить ему навстречу, закрыть Орлиный перевал в самом узком месте. Там и добиться от Гарпага клятвы.

— Что делать потом? — спросил осторожный Гистасп.

— Ясно наперед! — Губару сделал рукой резкое дви­жение, как будто разрубал мечом врага.— Персам идти во главе войска на Эктабан. Боги наконец отдают нам власть над этими обжорами и лентяями, тела которых стали мягкими, как у мучных червей. Сколько еще терпеть мидян?

— Орлиный перевал очень хорош, это верно,— кривя губы, произнес Гистасп,— Там три десятка воинов способ­ны перебить сверху стрелами и камнями целую армию. Что будет с персами, когда они сойдут на равнину и ока­жутся в окружении большого войска?

— Кто из вас не верит Гарпагу? — внезапно спросил Кир.

— Брат,— взял на себя нелегкую ношу Гистасп,— Мы все знаем о былом великодушии Гарпага. Но кто знает о тайных замыслах его союзников? Того же Фарасга. И кто ныне уверен в преданности парфянской конницы?

— Значит, со стороны виднее,— заметил Кир,— Непло­хо бы спросить чужеземца, что бы он стал делать на нашем месте.

— Этот чужеземец и так чересчур осведомлен,— Гистасп косо посмотрел в мою сторону.

— Говори, эллин,— повелел Кир.

— У нас, эллинов, всегда очень запутанные отношения как между союзниками, так и между врагами,— начал я в затруднении,— Не думаю, что мой совет может разрешить такое нелегкое положение. Вижу два пути. Первый: воз­будить парфян и гирканцев против мидян, против Астиага и его военачальника Гарпага. Когда начнется война «на стороне», стремительным броском малой персидской армии захватить Эктабан, а уже оттуда нанести столь же быстрые Удары по каждой из враждующих армий в отдельности, пока их стратеги не успели сообразить, кто действительный союзник, а кто враг.

— Неплохой способ погубить персов,— оценил мой во­енный план Гистасп.

— Второй путь: довериться Гарпагу и первым спуститься к нему в долину. Но держаться настороже и не ходить к нему в гости без охраны числом не менее двух сотен верных воинов.

— Неплохие слова для чужеземца,— признал Губару.

— Кто желает войны? Быстрой или медленной, не важно. Кто из вас? — вопросил Кир и обвел взглядом свой совет.

Все смотрели на повелителя, не говоря ни слова.

— Молчание — тоже хорошая военная хитрость,— подвел итог царь персов и всех распустил.

Теперь мне отвели отдельный дом неподалеку от стен дворца. Признаюсь, я предпочел бы остаться в каморке при царской конюшне — то есть поближе к таинственной скифской красавице.

Когда с этими тоскливыми мыслями я направлялся к дому, то почувствовал на себе взгляд. Моим соседом «по улице» оказался не кто иной, как иудейский торговец Шет! Мы любезно поприветствовали друг друга.

— Наш вавилонский «приятель» тоже здесь,— с недоб­рой усмешкой сообщил Шет.— Надеюсь, Анхуз-коновал поспел на помощь к царским коням раньше него.

Не то чтобы я вовсе остолбенел посреди дороги, но рот от удивления разинул. Присутствие в Пасаргадах уче­ного мужа и торговца представилось мне большим поводом для тревог, нежели стояние в предгорьях Персиды много­тысячной армии Гарпага.

Аддуниба я увидел на другое утро, когда входил во дворец по зову Кира. Тогда же впервые увидел и Кирова сына, которого звали Камбисом. Мальчику было в ту пору около десяти лет. Переглянувшись с вавилонянином и ответив кивком на его сдержанный поклон (кланялся он, полагаю, на всякий случай), я невольно приостановился на ступенях дворца. Отрок гладил по загривку оставшегося в живых гепарда и что-то тихо говорил, не глядя на Аддуниба, а тот стоял рядом, можно сказать, жался к юному персу, робко сцепив пальцы на животе. Кто был этот отрок, я просто догадался.

Признаюсь, мне не понравились оба. Не понравилось и то, что я увидел Камбиса в первый раз именно в со­провождении нового учителя. Похоже было на некое дурное предзнаменование.

Скажу мягко, Камбис мало напоминал отца: высокий для своего возраста, длинноногий, худощавый, с узковатым лицом и большими, но холодными глазами. Не будь он светловолос, как все персы, можно было принять его за отпрыска того же сумрачного вавилонского звездочета. Действительно, они были похожи, чужак Аддуниб и юный Камбис,— строением тела, выражением лица и подозри­тельной холодностью взгляда.

Замечу, что младший сын Кира, Бардия, которому в ту пору было всего три года от роду, стал впоследствии более походить на отца, чем Камбис, но нравом вышел в тихоню деда.

Оттуда, со ступеней, я грустно предрек, что Камбис хорошо усвоит вавилонские науки, научится заговаривать звезды и при таком учителе станет похож на него еще больше — и внешним видом, и строем ума.

— Кратон! — властно позвал меня царь персов.

Повернувшись, я заметил в полумраке дворца его боль­шую руку, зовущую меня внутрь. От него не скрылась моя настороженность, и, когда мы поднимались в верхние по­кои, он спросил меня:

— Видел вавилонского учителя?

— Не доверяю ему,— напомнил я Киру.

— У меня хорошая память,— сказал царь персов.— Жи­вой эллин очень пригодился.

Он хитро взглянул на меня, радуясь моему удивлению.

— Когда учитель приехал и узнал, что ты здесь, то приз­нался во всем.

— Неужели во всем?! — опешил я.

— Им сказали звезды,— Кир при этих словах усмех­нулся,— что в Персиде есть великий муж. И этот муж придет в Вавилон и спасет город от богохульников. Они знали Гистаспа как первого царя Аншана и Персиды. Вот и решили поначалу, что я только путаю пути их звезд. Потом их боги поняли, что ошиблись. Или просто передумали. Ты хорошо спрятал яд, что предназначался для меня?

Теперь мне не впервой было говорить правду, глядя царю в глаза.

— Неплохо,— признался я.— Но вблизи дороги. Наверно, тот иудей тоже явился неспроста. Он, наверно, тоже пророчит царю персов великое будущее?

— А ты один не пророчишь мне великого будущего? — весело спросил Кир.

Мы уже вошли в комнату. Царь сел на кипарисовый стульчик с резными подлокотниками. Мне же полагалось сиденье пониже и без всяких украшений.

— У эллинов для этого есть оракулы, слово которых царь персов не признает,— ответил я.

— Вот и хорошо,— остался доволен Кир.— Пусть они присматривают за будущим. Ты же мне необходим для того, чтобы яснее видеть настоящее.

Последующие три месяца я изо всех сил старался «яснее видеть настоящее», снуя челноком между Пасаргадами и войсковым лагерем Гарпага, который постепенно перемещался все дальше в горы, то есть все ближе к дворцу Кира.

Каждое новое путешествие лазутчика Кратона становилось все более легким и коротким.

Гарпаг через своих людей слал Киру одно послание за другим. Царь не отвечал на них.

Гарпаг медлил как мог. Царь же медлил со своим решением еще более искусно. Оба прямо-таки состязались в медлительности.

Никто не знал, что на уме у Кира. Все недоумевали.

В том числе и Кратон Милетянин, превратившийся из Анхуза-коновала в Анхуза-пастуха. Гарпаг ведь не знал в лицо наемного убийцу, посланного Скамандром к царю персов. К тому же Анхуз-пастух ни разу не попал военачальнику на глаза; он гонял себе вблизи лагеря маленькое стадо овец и старался робко ублажать воинов Гар­пага, дабы те не слишком обижали его. Пешие мидяне и каппадокийцы, парфянские всадники, наемные лучники из Урарту по вечерам ожидали, когда пастух появится с парой бурдюков дешевого пальмового вина (этим вином стал снабжать меня не кто иной, как иудей Шет). Некогда устроив снежное погребение их товарищам, я теперь ко­ротал ночи, греясь у их костров. Воины часто говорили между собой о Кире. Одни считали, что он укроется где-нибудь в горах и вовсе не покажется на глаза. Другие, любители сказаний и страшных историй о призраках и чудовищах, предостерегали: Кир повелевает горными ду­хами и способен устроить обвал куда убийственней того, что случился, когда преследовали персидских лазутчиков. А в общем разговоры сводились к тому, что от Кира неизвестно чего ждать. С такими выводами был согла­сен и я.