Пёс Дождя

--Это вы мне? - уточнил Йоки, уже прикидывая кого следует нейтрализовать первым, а кому придется подождать своей очереди. Внутри приятно сжималась знакомая пружина ожидания боя. Тело ощущалось послушным инструментом, даже хмель исчез из головы, - мысли вновь стали четкими, ясными, понятными.

"Ваше главное оружие - вы сами", - к месту вспомнилось очередное наставление мастер-наставника Борхи.

"Уру-ру!" - мысленно проорал боевой клич своей группы Йокерит и сделал первый скользящий шаг навстречу обнаглевшей троице. Внутри зашевелился голос предков призывая не срывать злость на собственную нелепость, избиением ни в чем не повинных хумансов, напоминая о возможных неприятных последствиях, но и он тут же замолк - один из троицы достал из-за широкого голенища потертого кожаного ботфорта здоровенный рыбацкий тесак и проорав, что-то похожее на "имел я твою маму" бросился на орка.

Гнев взрывом метательной бомбы ударил в голову. Понимая, что плох боец позволяющий ненависти замутить разум, орк еще попытался выдавить из себя что-то примирительное, позволяющее завязать беседу, образумить, применить что-то из постоянно вдалбливаемого в их курсантские головы хитрого арсенала психологических штучек господина преподавателя Йоффа, но уже не смог - холодное бешенство инеем замутило разум. Помня принцип великих бойцов прошлого: "Не будь свирепым, ибо на более свирепого нарвешься", Йоки тем не менее уже не мог избавиться от чувства обиды и ненависти, захлестнувшего его.

"Что им сделала моя мама? Что им сделали орки? За что они ненавидят нас?!!" - злым холодом пульсировало в голове.

Впрочем, хорошо натренированный организм сам знал, что делать. Уход в стойку шицен-тай. Тело расслабилось будто ожидая удара наточенной стали, скользящий шаг назад (несущееся на него глупое животное кажется решило, что напугало его, на покрасневшей от выпитого морде успела появиться неприятная кривая ухмылка) и рубящий удар кистью левой лапы по сжимающей тесак волосатой руке, будто отрубая наглую конечность - шуто-уке. Тесак еще летит к полу из раздробленной ударом руки, а два пальца правой лапы орка уже бьют прямо между наполняющимися болью глазами хуманса, погружая это нелепое и злое созданье в сумрак беспамятства - нихон-нукитэ. И будто добивая противника, а на самом деле всего лишь отбрасывая тело в сторону - ура-цуки, левой лапой в лицо, несильно, просто убирая животное посмевшее оскорбить память его матери с дороги.

Легкий звяк беспомощного металла об грязноватый пол, теплые брызги крови в лицо (вот ведь слабые существа, несильный удар, а из носа фонтаном кровь), тонкий визг девчонки... Навстречу уже несется следующий "боец" (Йоки успел мысленно усмехнуться, настолько не подходил этот термин к размахивающему внушительными кулаками хумансу). Медленно (ну кто же так наносит удар) хуманс целит свой кулак в лицо орку. Аге-уки - лапа отбивает эту смешную пародию на удар вверх, быстрое движение под руку, локоть врезается прямо в морду несущемуся навстречу морячку. Татэ-емпи-учи - жестоко очень жестоко, но ведь справедливо? Отброшенный страшным ударом хуманс отлетает к стойке по пути опрокидывая некстати подвернувшиеся бочонки. А третий моряк уже летит в задымленный сумрак, куда-то под ноги невозмутимо обедающих здесь с раннего утра гномов, обычный удар ногой (мае-гери) даже не встретивший попытки блока. Йоки растеряно остановился - тело требовало боя, а враги вдруг как-то быстро кончились.

Тугая пружина ненависти по-прежнему сжимала разум, стараясь успокоиться и подавляя острый приступ желания попинать того из троицы, что еще был в сознании, со стонами копошась где-то возле ног спокойных как скалы гномов, Йоки шагнул к стойке за которым застыл памятником удивлению дородный хозяин.

"Интересно, чем же это он так удивлен? Неужели думал, что трое неумех-хулиганов смогут прирезать будущего имперского офицера?" - оттаивая и ощущая некую пародию на веселье, подумал Йокерит.

Как всегда, после боя, сознание подмечало глупые мелочи: красивый блеск стекляшки вделанной в дешевенькое колечко на пухлом пальчике прижимающей руки к побледневшим щекам девчонки-подавальщицы, несколько выбитых, похожих на маленькие айсберги с склизком океане лужицы крови, зубов, одобрительный взгляд седобородого гнома...

--Это за причиненный ущерб, - Йоки высыпал на стойку почти все содержимое кошеля, вышитый на казенном мешочке череп глумливо улыбался.

--Этого хватит? - уточнил орк.

--Здесь слишком много, - пискнул хозяин тоненьким голосом.

"Странно, на девчонку басом орал, а тут вдруг...", - слегка удивился Йоки.

--Остальное этим, - презрительно выплюнул он, - на лечение...

--Глупость неизлечима, - степенно пробасил один из гномов и будто вспомнив о чем-то важном рявкнул:

--Эля!

Йоки перехватил непонятный взгляд брошенный на него девчонкой - одобрительный что ли? Кто ж их разберет? Он растеряно улыбнулся ей и тут же получил в ответ белозубую улыбку. Она протянула ему какую-то светлую тряпочку и пискнув:

--У вас кровь на лице, - бросилась к стойке, где хозяин уже цедил в кружки злобно шипящий эль.

При ближайшем рассмотрении тряпочка оказалась дешевеньким шейным платком. Насухо обтерев лицо, Йоки положил напачканную кровью тряпочку на ближайший бочонок. Подумав, он бросил сверху оставшиеся в кошеле монетки, пусть девчонка купит себе новую косынку, взамен испорченной им.

Размышляя над странностью женщин - радостно улыбаться и помогать тому, кто только что напугал тебя до визга, он двинулся к выходу. Почему-то к нему вернулось хорошее настроение. В конце концов, жизнь продолжается, мир вокруг справедлив, а все неприятности...

"Победим", - уверенно решил орк, толкая тяжелую дверь трактирчика.

Несколько стертых ступенек наверх и он на узкой улочке. Вдохнув полной грудью просоленный морской ветерок, Йоки уверенно зашагал обратно, к городу. От неприятностей, так же как от врагов, не стоит бегать. А если в одиночку их победить не выходит, то значит нужно позвать друзей. Почему-то Йокериту захотелось поговорить с кем-то из ребят. И тут же пришло еще одно решение - вечером он извинится перед Рикки, и в сотый раз попытается объясниться с ней.

"А если не поможет?" - попытался омрачить хорошее настроение кто-то печальный внутри.

"Тогда попробуем в сто первый!" - бодро отрезал орк и широко зашагал по улице.

Щеки загорелись странным жаром, толи от свежего ветерка дующего по рукотворному ущелью улочки, толи от обычного отходняка боевого задора, но почему-то Йоки вспомнил старое поверье: "Когда горят щеки, это значит, что кто-то вспоминает о тебе".

--Пока тебя помнят, ты жив! - вслух пробормотал Йоки еще одну истину и ускорил шаг.

VI

Площадь Согласия, как всегда в Шестой день до отказа заполненная горожанами, неприятно шумела. После строгой тишины Школы, Йокерит чувствовал себя здесь маленькой одинокой каплей затерянной в огромном шумном море. Аналогию довершал памятник: над всем этим бурлящим и шумливым потоком разумных, возвышался темным утесом монумент - древний орк-боец и его возлюбленная. Йоки на миг замедлил шаг, мысленно салютуя настоящей любви. Не той уродской пародии на чувство, которой он умудрился сделать больно Рикки. Не той болезненной, но беспомощной и бессмысленной нежности, что он испытывал рядом с Мэльдис. И уж тем более, не того неприятного отголоска похоти, что родилась в нем не так давно, когда он, пуская слюни, заглядывал в корсаж пухленькой симпатяжки из трактирчика. А настоящего чувства - любви, для которой даже вечность не станет помехой. Сколько поколений помнят этих вот ставших легендой влюбленных, хранителями возвышающимися на главной площади, рождая веру в слабых сердцах - веру и надежду на обретение чего-то большего, чем простой смысл жизни.

Над городом проплыл, заставляя метаться обычно спокойных городских чаек, заунывный, тоскливый вой. Полдень. Гномы на станции парокатов, отправляют очередной состав в столицу. Подтверждающе грохнула пушка в порту, а часы на здании Городского Совета, начали неторопливо вызванивать мелодию имперского гимна.