Ледяной свидетель (сборник)

– Ступай. Вижу, что ты все правильно поняла.

Олеся попыталась встать, и – о чудо! – у нее получилось. Вскочив на ноги, она метнулась к двери и оттуда быстро-быстро закивала головой:

– Да-да-да, я все поняла! Я приду завтра, обязательно!

– Жду тебя ровно в шесть, – проговорила Ангелина и улыбнулась. – Не бойся, деточка! Будет тебе счастье!

Олеся выскочила за дверь как ошпаренная.

«Не может быть, не может быть, это все нервы, – уговаривала она себя, шагая по обледеневшему асфальту. Полы незастегнутой в спешке дубленки развевались от ветра, а Олесе было жарко. Щеки ее пылали, и девушка на ходу прикладывала к ним маленькие ладони. – Ни за что больше не пойду туда! Страшно! Даже рассказать кому-нибудь – и то страшно. Нет, я просто не пойду! И все будет хорошо. Ничего со мной не случится, никто меня дома не тронет. Все будет хорошо!»

Но уже на следующий день в шесть часов вечера Олеся стояла на крыльце двухэтажного домика, перед дверью, на которой висела табличка «Ангелина»…

А Ангелина после ухода девушки устало зевнула, скривив рот на сторону, стащила с головы опостылевший черный платок, под которым кожа головы потела и немилосердно чесалась, потянулась и прикурила сигарету от зажженной свечи. Откинувшись на спинку кресла, она вытянула ноги и невольно уставилась в стоявшее на столике зеркало в черной рамке. Зеркало отразило ее лицо – лицо уже не очень молодой женщины с поблекшими глазами, морщинками вокруг них, поплывшим подбородком и вялым ртом. От созерцания этой картины ей стало неприятно, и Ангелина раздраженно отвернула зеркало.

Видимо, она слишком сильно задела его, потому что зеркало вдруг покачнулось на тонкой ножке, а затем со звоном рухнуло на пол. Поджав под себя ноги и спасаясь таким образом от десятков мельчайших острых брызг, Ангелина невольно взвизгнула.

– Что такое? – послышался голос от двери.

Она повернулась в ту сторону и недружелюбно спросила:

– Чего пришел?

– А что, родную сестру навестить нельзя?

– Знаю я, зачем ты приходишь. – Ангелина тяжело поднялась с кресла, осторожно прошла в угол, где стояла щетка на длинной ручке, и принялась сметать осколки в совок. – Зеркало вот грохнула! – ворчала она. – Лишние расходы, и вообще – примета плохая! Так и знала, какая-нибудь дрянь случится, и точно – ты вон приперся! Теперь еще что-нибудь случится.

– Это еще почему?

– Потому что беда – она одна не приходит. Это я хорошо знаю.

Ангелина опустила руки и задумалась. Почему-то после того, как разбилось зеркало, которому и цена-то три копейки – сама купила на вьетнамском рынке, обложила бумагой и покрасила черной краской, – на душе у нее противно заныло. Что-то такое чувствовало ее сердце, даром что никакой потомственной ведуньей она не была, а происходила родом из Урюпинской станицы, и бабка, равно как и прабабка, были доярками, а из всех народных средств лечения пользовались подорожником – снаружи и водкой – внутрь.

Она выглянула в окно. Мрачная черная туча наползала на солнечный диск, полностью закрывая его своей массой. В комнате, где догорали лишь свечи, тоже стало темно. И такая же темнота царила в душе у Ангелины.

Полковник Гуров прибыл на проспект Мира через двадцать минут после звонка Крячко. Причем ему пришлось притормозить за два квартала, поскольку дальше движение было перекрыто. Еще издалека он заметил огороженное место ДТП, на котором расположились несколько автомобилей и целая кучка водителей.

Пробираясь к оцепленному месту, Гуров недоумевал, почему среди машин нет кареты «Скорой помощи». Из разговора с Крячко он сделал вывод, что тот попал в серьезное ДТП со смертельным исходом. Следовательно, должны быть и еще пострадавшие. Однако ничего такого не наблюдалось, по крайней мере издали.

Пробравшись, наконец, к месту аварии, Гуров увидел Крячко в компании долговязого парня. Парень был прикован к левой руке Стаса наручниками и, когда тот поворачивался, вынужден был повторять его траекторию. А так как Станислав двигался размашисто, амплитуда колебаний парня увеличивалась. Он сосиской мотался из стороны в сторону, несколько раз поскальзываясь и грозя упасть на заледеневший асфальт, и только оковы мешали ему сделать это.

Достав на ходу удостоверение, Гуров показал его майору ДПС и, получив молчаливый кивок, двинулся сразу к Крячко.

– В чем дело, Стас? Где труп, где пострадавшие и при чем тут мы?

– Не части, Лева, – отозвался Крячко. – Пострадавших, слава богу, нет, в том смысле, который тебя волнует. Труп, правда, есть. Вот он. – И Стас кивнул в сторону стоявшего впереди других машин на середине дороги «Опеля» с открытым багажником.

Когда Гуров заглянул внутрь, он увидел торчащие из полиэтиленового пакета человеческие конечности.

– Ничего себе! – воскликнул он и тут же потребовал: – Рассказывай!

Крячко передал ситуацию и, склонившись к висевшему на нем парню, несильно ткнул его в бок:

– Эй, ты! Показания давать будем? Или так и замерзнем здесь намертво? Вон лично полковник из МВД по твою душу прибыл!

Гуров, вообще-то, прибыл лично по просьбе своего лучшего друга, а по душу Коновалова как раз подъезжала машина опергруппы. Он пристально всмотрелся в глаза Коновалова, который к этому моменту совсем закоченел в легкой куртке и тапочках и, кажется, полностью утратил способность не только говорить, но и соображать.

– Так, все ясно. Ни о каких показаниях речи быть не может, пока он не придет в себя. Личность установили?

– Да. – Крячко протянул ему паспорт Коновалова.

Просматривая его на ходу, Гуров обронил:

– Нужно связаться с главком, пусть пробьют по базам, может быть, человечек уже засвечен где-нибудь. Стас, ты все равно остаешься здесь, прими опергруппу и сориентируй. А я пока наведаюсь к нашему лихому гонщику домой. Там должны остаться следы преступления, вот я их горячими и проверю.

– А если он его… – осторожно качнул головой в сторону багажника «Опеля» Станислав, – не дома замочил?

– Значит, будем искать место преступления, – пожал плечами Гуров. – Но, думается мне, все-таки дома. Посмотри на его ноги. В тапках он вряд ли по городу разгуливал. Значит, вышел из дома и погрузил труп в машину, чтобы от него избавиться. Кстати, кому принадлежит машина, выяснили?

– Пока нет, но точно не ему.

– Выясните обязательно. Значит, этого, – кивнул Лев на дрожащего Коновалова, – в машину, держать под присмотром, глаз не спускать. Потом вместе с опергруппой к нам, там он придет в чувство, а после я с ним сам побеседую.

– Вот славно-то! – обрадовался Крячко. – А то я уже устал его на себе таскать! Он хоть хилый, а тяжелый, собака! Висит на мне, как куль с мукой. Слышь, ты! – Он подтолкнул Коновалова в спину. – Шагай давай!

Прежде чем уехать, Гуров еще раз подошел к багажнику и заглянул внутрь. Осторожно отогнув край пакета, посмотрел на труп. Он сильно закоченел, и когда полковник коснулся его рукой, то почувствовал, что тот твердый, как камень. На краях пакета виднелись замерзшие следы крови, но, куда нанесена была рана и чем, внешне видно не было.

Лев посторонился, пропуская к машине прибывшего следователя и судмедэксперта. Обоих он знал хорошо, поскольку это были сотрудники главка, которых он сам же и вызвал. Коротко изложив обстановку, Гуров отправился на улицу Руставели, где в одном из домов был зарегистрирован Артем Коновалов.

Глава 2

Гуров прошел в подъезд, приложив к домофону ключ, изъятый у самого задержанного, и, поднявшись на пятый этаж, остановился у дверей нужной квартиры, прислушиваясь. Полковнику показалось, что изнутри доносится какой-то приглушенный шум. На всякий случай достав пистолет и сняв его с предохранителя, он спрятал руку со стволом в карман, а левой позвонил в дверь. Никто не открывал, и Лев повторил звонок, отметив при этом, что шум не исчез.

Он уже собирался открыть дверь сам, как послышалось какое-то шлепанье, похожее на шум босых ног по полу, дверь отворилась, и на пороге предстала молодая девица, все одеяние которой составляли длинные прямые волосы, не слишком чистые и по этой причине непонятного цвета. Девица уставилась на Гурова остекленевшим взглядом, который очень походил на взгляд Артема Коновалова, из чего полковник сделал вывод, что она по уши накачана той же наркотой.