Анатомия чувств

Трактир располагался на первом этаже двухэтажного домика темно-розового цвета, с красными геранями на подоконниках. В полутемном помещении было прохладно, на удивление молоденький и очень любезный официант предложил вам столик под навесом из живой растительности на террасе в задней части дома, с которой открывался чудесный вид на озеро.

Сев за столик, вы не могли определить с уверенностью, что больше очаровало вас в этом месте — восхитительная панорама или не менее восхитительные ароматы, доносившиеся из кухни.

Помимо нежных лиловых и малиновых примул, отделявших вас вместе с решеткой веранды от воды и неба, твой взгляд привлекала искрящаяся на солнце серебряная гладь озера, лишь иногда подернутая мелкой рябью, да бороздящие ее вдалеке лодки, чьи паруса, как чешуйки фантастических озерных обитателей, сверкали под солнцем. Изумрудные холмы дорогой оправой обрамляли голубой бриллиант Гарда. Это было чудесно — любоваться великолепным видом в мечтательном ожидании, сопровождаемом немелодичным, чего уж тут скрывать, глупым и неловким урчанием твоего натренированного и привыкшего к режиму спортивного нутра. Чудесно было просто находиться там с Сельваджей. О да, что правда, то правда, у тебя кружилась голова только от того, что она была рядом!

Чуть позже вам подали дымящиеся блюда, и вы набросились на них со зверской жадностью, очистив тарелки в мгновение ока и не проронив ни слова. А потом, сытые и умиротворенные, вы снова говорили о красоте Мальчезине, и она поблагодарила тебя за удачный выбор. Теперь, увидев эту обворожительную красоту, она с удовольствием вернулась бы сюда еще, эти места запали ей в душу.

Ты смущенно улыбнулся, коснувшись, совсем случайно, ее ноги под столом. Тебе вспомнилась сцена в ресторане два дня назад, когда она первая искала контакта, но тут же, в ответ на твое предложение, ретировалась. Теперь же вы касались друг друга без тени смущения, и если это было не то самое, что обычно зовется ухаживанием, то что же тогда?

Как была права Сельваджа, когда говорила, что не воспринимала тебя как брата. Вероятно, она интуитивно поняла это, а теперь и ты чувствовал то же самое, потому что в ней ты мог представить кого угодно, но только не сестру. Напротив, теперь это было очевидно, и понимание этого заставило тебя вздрогнуть от радости и страха — никогда больше, ни при каких обстоятельствах, ты не принял бы ее в этой роли.

Сельваджа была связана с тобой кровными узами и чувствами, границы которых в этот момент ты был не в состоянии определить, в отличие от взрослого человека.

Может, вы только учились этому?

Нет. Абсолютно.

Может быть, с некоторых пор, неуклюже и нетерпеливо, как это свойственно восемнадцатилетним подросткам, путем проб и ошибок, раня и прощая друг друга, вы пытались понять, как это сделать?

Да ни в коем разе. Нет.

А теперь и ты больше не воспринимал себя как ее брата, ты с энтузиазмом принял бы на себя роль ее близкого поверенного, ее тайного друга и любовника, даже ее мужа, мужчины, который взял бы на себя заботу о ней во время болезни и разделил бы с ней ее радости.

О да! Да, ты мог бы сделать это, находясь в здравом уме и твердой памяти, но никто не мог больше потребовать от тебя выступать в роли ее брата, потому что теперь для тебя это не представлялось возможным. Однако ваши паспорта не оставляли сомнений, вы были близкими родственниками, связанными узами, которые теперь в твоих глазах казались ужасными и непроходящими. Согласно родственным узам, ты должен был воспринимать вас скованными одной цепью целомудренного чувства привязанности, и ничем более.

Но ты не был целомудренным, ни капельки, и отныне ты вряд ли когда-нибудь мог бы стать им в отношении ее. И Сельвадже — да уж конечно, какие тут сомнения, — все представлялось точно так же. Тебе казалось, что ты понял это в первую же ночь, которую вы провели вместе в «Prince».

— Хочешь разделить со мной? — Сельваджа отвлекла тебя от этих мыслей.

Она придвинула поближе к тебе тарелочку с панна котта[10], щедро политую карамелью, которую молоденький официант только что поставил перед ней. Ты посмотрел на нее, и тебе захотелось сказать, что ты с удовольствием разделил бы с ней двести лет ласк и поцелуев, но, испугавшись, что такая глупая восторженность может все испортить, промолчал. Наверняка, подумалось тебе, не будучи такой сумасшедшей, как ты, она бы возмутилась. А что, если — от этой мысли у тебя в груди вдруг разверзлась черная бездна — она испытывала к тебе пусть да, крепкую, но не более чем привязанность, свойственную родственным узам?

— Спасибо, — сказал ты.

Она зачерпнула ложкой десерт, сделала тебе знак приблизиться и поднесла ложку к твоим губам. Разумеется, это оказался десерт, лучше которого ты никогда не пробовал — то ли потому, что кухня маленького трактира имела тенденцию достигать высот кулинарного искусства, то ли потому, что его предложила тебе Сельваджа.

Ты кивнул головой в знак признательности, и она, зачерпнув во второй раз нежнейшую сладость, снова подала тебе знак приблизиться.

После обеда вы посетили замок, чтобы переждать время, когда солнце палит нещадно.

Около четырех пополудни вы вернулись на маленький пляж, намереваясь еще немного позагорать. Сначала вы просто сидели, молча обнявшись.

— Я люблю тебя, Джонни, — тихо сказала Сельваджа. — Ни с кем никогда я не проводила время так хорошо, даже в Генуе.

То, как она прошептала тебе эти слова, вызвало у тебя приступ дрожи. Тогда ты засмеялся и растрепал ей волосы. Ты был польщен и возбужден. Тебе хотелось сказать ей что-нибудь, но ты не смог. Ты подумал о всех тех девушках, с которыми гулял до сих пор, их было пятеро, и ты решил, что все вместе они не стоили даже одного мгновения, проведенного с ней. Теперь ты умирал от желания узнать, а стоили ли все поцелуи, подаренные тебе бывшими подружками, всего лишь одного легкого касания губами ее губ.

Ты понял, что любишь ее по-особенному, по тому, как замирало твое сердце, когда ты обнимал ее. Тогда ты еще больше прижался к ней и, поскольку она не оттолкнула тебя, закрыл глаза и долго поцеловал ее в щеку…

…О нет, конечно же нет! Ничто не могло сравниться с ароматным запахом ее кожи на солнце!

Она ответила тебе поцелуем в лоб, отведя волосы ладонью.

Ты снова почувствовал дрожь, когда ее розовые влажные губки нежно коснулись тебя. И было так легко в этот момент умереть от счастья. Ты прошептал ее имя и снова закрыл глаза, чувствуя ее дыхание на своем лице.

15

Вы вернулись домой, когда она пожелала. Было уже около десяти вечера.

Мысль, что вы должны расстаться, опустошала тебя. После того как все божественное в тот день чудесным образом избрало Мальчезине, дабы явиться людям, ты поначалу отказывался верить, что ночь неумолимо вступает в свои права в вашем зачарованном мире и вот-вот разлучит вас.

Мысль, что придется оставить Сельваджу, что необходимо расстаться с той, которая мирно спала теперь на сиденье рядом с тобой, пугала тебя. Силы небесные, как могли вы позволить это?

С первой же секунды, как только вы обменялись невинными поцелуями, ты знал, что романтические истории, случавшиеся с тобой до того, больше не существовали. Исчезли, как исчезли из памяти твоей и лица их участниц, хоть ты и любил их искренне в момент, когда вас связывали отношения. Все сказанные ими слова, все жесты пропали навсегда!

Все, что было до нее, блекло и таяло на фоне новой любви, которая вместе с ее ангельским лицом настигла тебя на Земле.

Будущее с Сельваджей.

Она была беспримерной красотой, просто не могла не быть ею! Отныне и навсегда, так постановили свыше, ты жил для нее и только для нее.

Ты на руках отнес ее до дверей квартиры, даже не вызвав лифт, потому что тебе хотелось задержать бег времени, чтобы подольше касаться ее: поднимаясь пешком по лестнице, ты продлил на три этажа счастье прижимать к груди ее спящее тело.

Но, к твоему сожалению, лестница была не такая длинная, как хотелось бы, и, остановившись напротив двери, ты, не высвобождая рук, нажал на кнопку звонка носом. Тебе хотелось отнести Сельваджу в ее комнату, положить на кровать и уйти, задержавшись лишь еще ненадолго, чтобы полюбоваться спящей богиней.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.