Феллах

Тауфик, сделав вид, что не слышал последних слов Тафиды, протиснулся сквозь толпу и побрел домой, почесывая затылок. Теперь он шел, низко опустив голову, а вслед ему неслись ехидные насмешки и радостные возгласы феллахов.

И вдруг в общем ликовании и веселом шуме послышался недовольный голос запыхавшегося шейха Талбы, который неожиданно вынырнул откуда-то:

— Ну, чего разгалделись? Чему радуетесь? Думаете, выпустили ваших горлопанов из тюрьмы? Как же, ждите, ждите — только дождетесь ли! Или не нарадуетесь новому уполномоченному? Раньше времени не радуйтесь, а то как бы потом не плакать. Надо еще присмотреться к нему. А где моя Тафида? И ты уже тут? Да как ты посмела меня одного оставить? Я вот тебе задам! — пригрозил он дочери, замахнувшись палкой.

Тафида со смехом увернулась от палки и повисла на руке шейха.

— Ой, отец, прости меня! Я так обрадовалась, что не стала дожидаться тебя, скорей бросилась в деревню, хотелось первой сообщить новость.

— Значит, так обрадовалась, что даже отца родного забыла? И орала как сумасшедшая всю дорогу — далеко было слышно. И тебе нет дела до того, что новый уполномоченный успел уже оскорбить твоего отца. Знаешь ли ты, что он не разрешил мне читать в своем доме Коран? Сказал, приходи как-нибудь в другой раз. Или попросту выставил твоего отца за дверь. Ты этому радуешься? Из-за этого вы веселитесь? Не рано ли? Каждому должно быть известно, что в доме, где не звучали святые слова Корана, обязательно поселится шайтан. И я об этом сказал новому начальнику. Заранее его предупредил, что долго он в этом доме не проживет. И знаете, что он мне ответил? Я, говорит, могу послушать Коран и по радио. А тебе, говорит, за чтение платят по пять фунтов — вот в этой книге записано. Не много ли? Какие пять фунтов? Никогда, говорю, ваша милость, я таких денег не видал. Если и платили когда, то не больше полфунта, клянусь аллахом!

Вот ведь какие чудеса! Может, он нарочно придумал про эти пять фунтов, чтобы бросить тень на бывшего начальника? А когда я хотел пройти в кабинет, чтобы хотя бы там почитать Коран, он меня и туда не впустил. Говорит, извините, здесь официальное учреждение. За чтение в квартире я, так и быть, заплатил бы из своего кармана. А в государственной смете, говорит, такие расходы не предусмотрены. Я, говорит, скажу вашему сеиду учителю, чтобы он разрешил читать Коран на курсах ликвидации неграмотности. Тоже мне уполномоченный! Как будто с луны свалился — не знает даже, что наш учитель Абдель-Максуд-эфенди арестован и сидит в тюрьме. Прежний-то, тот знал не только то, что происходит в деревне, но и, наверное, то, что творится в самой преисподней…

— Значит, ты будешь читать Коран на курсах? Вот здорово! — захлопала в ладоши Тафида. — Тогда ты и мне разрешишь посещать курсы. Я буду ходить туда вместе с тобой.

— Соглашайся, шейх!

— А почему бы тебе и не согласиться читать Коран на курсах? — раздалось сразу несколько голосов.

— Тем более если будут платить! Пусть даже полфунта — все равно деньги.

— А вернется сеид учитель — он тебе, может, и фунт положит, — подбодрил шейха кто-то из феллахов. — И мы, так уж и быть, согласимся выделить этот фунт из нашей кассы. Ведь у нас предусмотрены какие-то расходы на богоугодные дела.

— Ты говоришь, вернется учитель? — переспросил шейх Талба. — Нет, братец, кто в тюрьму попадает, тот скоро не возвращается. Он может просидеть там и год, и два, и несколько лет.

— Ну, зачем так говорить, отец? — не очень уверенно возразила ему Тафида. — Не сегодня, так завтра их обязательно должны выпустить. Ведь уже доказано, что уполномоченный нечестный человек, значит, это его и надо посадить в тюрьму, а честных — выпустить на свободу всех: и сеида учителя, и Абдель-Азима, и Хиляля, и Салема…

— Кого? И Салема, говоришь? — сразу насторожился шейх Талба. — Чтобы я не слышал от тебя этого имени! Тоже мне нашла героя, борца за справедливость! Выбрось его раз навсегда из своей головы! Не заставляй меня за тебя краснеть!

— Ну что ты, шейх, набрасываешься на девчонку? — заступились феллахи за Тафиду. — И она, и все мы ждем возвращения наших земляков. И мы их дождемся рано или поздно. А ты вместо того, чтобы ругаться, лучше помоги нам молитвой. Упроси аллаха ниспослать нам хоть немного радости…

За поворотом засигналил автобус. Я и еще несколько человек поспешили к развилке, на остановку. Деревья, высаженные по обе стороны дороги, мешали разглядеть автобус. Неожиданно для меня он показался почему-то с противоположной стороны. Перед деревней дорога так петляла, что по шуму машины трудно было определить, куда идет автобус, в Каир или из Каира. Перед развилкой автобус замедлил ход. Теперь уже все заметили приближающийся автобус и невольно обратили на него нетерпеливые взоры. В глазах каждого вновь вспыхнула тайная надежда, что именно этот автобус привезет наконец тех, кого так долго ждала вся деревня. Ах, если бы эти надежды могли оправдаться!

Автобус, натужно ревя мотором, медленно преодолел последний подъем перед развилкой, на мгновенье будто запнулся и вдруг с новыми силами рванул вперед и быстро скрылся за поворотом, оставив позади себя облако серой пыли и запах гари.

Люди долго смотрели вслед автобусу, пока окончательно не развеялось облако дорожной пыли, за которым они, возможно, еще надеялись увидеть кого-то. Но пыль осела, а дорога оставалась пустой. Вспыхнувшие было в глазах огоньки надежды погасли.

Я и не заметил, что сюда, к остановке, сбежалось столько людей. В толпе я не сразу увидел Инсаф. Она стояла молчаливая и печальная. И в то же время что-то новое появилось в ее лице и в глазах — выражение твердости и решимости.

— Значит, их не выпустили, — сказала Инсаф, как мне показалось, с упреком. Я не понял, то ли она высказала вслух свое предположение, то ли задала мне вопрос. Но я все равно не мог на него ответить и поэтому промолчал.

Узнав, что я собрался ехать в уездный центр, Инсаф наставительно сказала:

— Ты напомни им, что правительство признало нашу правоту, раз оно отозвало старого и прислало вместо него нового уполномоченного. Почему же уездные власти не хотят отпустить наших мужчин? Ты им объясни, может, они хоть теперь поймут свою ошибку. Да прояснит их разум аллах! Скажи им…

— Да, да, ты еще скажи им, — перебил ее шейх Талба, — что новый уполномоченный тоже занимается самоуправством. Он отстранил верного слугу аллаха, шейха Талбу, от святого дела, помешав ему читать Коран… Не знаю, куда вы только все смотрите? — обратился вдруг он к феллахам. — Почему не соберете собрание, чтобы защитить вашего шейха, который читал Коран вашим родителям?

— Ты что, предлагаешь провести собрание прямо здесь, под деревом? — спросил его кто-то насмешливо. — А вдруг нас всех и тебя вместе с нами арестуют?

— Что ты ерунду мелешь? — обиделся шейх. — Если кто и спросит, мы ответим, что обсуждаем божественные дела. А такие собрания никто не имеет право запретить.

— Ну, зачем торопиться, уважаемый шейх? — попытался его успокоить пожилой феллах. — Мы тебя в обиду не дадим. Как читал, так и будешь читать свой Коран. Вот вернется учитель, будешь читать и на курсах. Моли только аллаха, чтобы наши земляки скорее возвратились. Аллах, ведь сам говоришь, всесильный, всемогущий и справедливый, значит, это его дело — помочь, чтобы правда восторжествовала.

— Правильно, отец! Помоги, чтобы они вернулись, — вставила свое слово Тафида.

— А ты чего вмешиваешься? — опять набросился на нее шейх. — Марш домой!

Тафида нырнула в толпу, потом, улучив момент, приблизилась ко мне и с мольбой скороговоркой произнесла:

— Помогите, чтобы они вернулись! Ведь их несправедливо арестовали. А несправедливость должна быть наказана! Добейтесь, чтобы их выпустили, а виновных наказали!

Шейх Талба, заметив, что Тафида все еще здесь, разразился громкими проклятиями. Однако и на этот раз они потонули в общем шуме голосов обступивших меня женщин и мужчин, которые наперебой давали мне различные советы и наставления. Одни меня отговаривали ехать в уездный центр — там кругом дружки-приятели Ризка, они только выдают себя за социалистов, а сами ничем не лучше его. «Чего доброго, и тебя еще посадят», — говорили они. Другие, наоборот, советовали ехать и смелее добиваться освобождения ни в чем не повинных людей. Там тоже есть настоящие революционеры, которые помогут отстоять правое дело.