Эхо

Кое-кто, однако, отдавал ему дань уважения – энтузиасты и истинные приверженцы, продолжившие усилия всей его жизни по поиску инопланетного разума. Хвалили и его благотворительную деятельность: Таттл родился в богатой семье и сделал немало щедрых пожертвований на различные цели. В последние годы жизни он был членом правления Белмонтского фонда в защиту бедных. Еще мы нашли сколько-то интервью, презентаций и эссе.

Тридцать с лишним лет Таттл путешествовал на «Каллисто» по Рукаву Ориона, занимаясь бесплодными поисками, – по большей части в одиночестве. Он утверждал, что обнаружил более шестисот пригодных для жизни планет, но лишь на немногих действительно имелись живые существа. В подавляющем большинстве планеты были стерильными. Ни на одной не нашлось никого, кто – по выражению самого Таттла – мог бы помахать ему в ответ.

На момент смерти он являлся членом Гиббоновского общества. Для тех, кто не знает: участники общества считают, будто наши лучшие дни уже позади. С их точки зрения, человечество приходит в упадок и, если оно не одумается, конец будет скорым.

«Это одна из причин, по которым нужно найти других разумных существ, – сказал Таттл в беседе с ведущим ток-шоу Чарльзом Кеффлером. – Нам нужен вызов, который вернет нас к жизни». Кеффлер спросил, не имеет ли он в виду потенциальную военную угрозу. «Нет, конечно же нет. Но кто-то должен напоминать нам, чего мы могли бы достичь, если бы всерьез решились удалиться от крыльца своего дома».

– А кем он считает «немых»? – спросила я.

– Они известны с давних пор, – ответил Алекс. – Скорее всего, Таттл воспринимает их как часть своего естественного окружения.

Джейкоб с энтузиазмом взялся за поиски.

– В тысяча четырехсотом году Университет Корчного пригласил Таттла выступить перед выпускниками, – сказал он. – За это университетское начальство сильно критиковали, поскольку ученые не относились к Таттлу серьезно. Университет стал мишенью для шуток. Говорили, например, что он присваивает степени по инопланетной психологии, что там обсуждают этичность вырубки говорящих деревьев. Прошу прощения, но я не вижу в этом ничего смешного.

– Я тоже, Джейкоб, – сказала я.

– У меня есть его выступление в Университете Корчного. Хотите посмотреть?

– Конечно, – ответил Алекс.

Когда смотришь на голограмму, рост человека определить сложно, но Таттл показался мне невыразительным коротышкой с серыми глазами и вялым подбородком. Он постоянно улыбался и не производил впечатления одержимого какой-либо идеей – по крайней мере, пока разговор шел о ценности образования как такового и о том, что оно должно идти на пользу конкретному студенту, а не будущему работодателю. А потом он набрал в грудь воздуха, вышел из-за кафедры и начал рассказывать слушателям – двум сотням студентов и горстке преподавателей – о том, что такое быть профессионалом в наше время, независимо от области знаний.

«Вам будут давать советы, – сказал он, – насчет того, как подсчитывать прибыли и убытки, как благоразумно распорядиться карьерой, как заработать больше, чем ваш сосед. Но вы получаете образование для себя, а не для кого-то другого. Если вы решите стать антропологом, как я, вам порекомендуют тратить время на поиски пропавших кораблей и забытых поселений, городов, строители которых исчезли из учебников истории. – Он взмахнул кулаком. – Так зарабатывается репутация, но настоящая награда ждет вас в другом месте. Это может каждый. Кого, собственно, волнует, какую водопроводную систему использовали на Мачинове IV две тысячи лет назад?»

Алекс настроил картинку, приблизив изображение Таттла. В серых глазах выступавшего вспыхнул огонь.

«Есть лишь одна причина, по которой человечество покинуло родную планету, и она не имеет ничего общего с колонизацией Рукава Ориона: последняя – лишь побочный продукт. Мы покинули Солнечную систему, поскольку хотели оглядеться вокруг. Мы хотели найти кого-то другого – подобного нам, а может быть, совершенно непохожего, но в любом случае того, с кем можно поговорить. Это было приключением, миссией, а не вкладом в недвижимость.

Возьмите книги, написанные в первые годы Технологической эры, особенно художественные, там мало что говорится об основании форпостов в секторе Альдебарана. – Он поймал чей-то взгляд и улыбнулся. – Как тебя зовут, сынок?»

Алекс повернул камеру. Мы увидели атлетически сложенного блондина, к которому обращался Таттл. Вид у него был смущенный.

«Кольт Эверсон, сэр», – ответил он.

«Кольт, похоже, ты сомневаешься?»

«Трудно не сомневаться, профессор Таттл. Не могу поверить, что люди когда-либо всерьез надеялись найти инопланетян. Да, об этом все время говорят, но откуда нам знать на самом деле?» Кольт явно чувствовал себя не в своей тарелке.

«Почитай книги».

«Ну да, в художественной литературе про них писали – в смысле про инопланетян. Но если почитать научные статьи того периода, вряд ли в них многое найдешь».

Таттл обвел взглядом аудиторию.

«Кто-нибудь хочет ответить?»

Руку подняла девушка.

«Дело в том, что ученые руководствуются доказательствами, а в начале четвертого тысячелетия никаких доказательств не было».

«Третьего тысячелетия, Карла», – поправил ее кто-то.

«Не важно. Речь шла об их репутации, как оно всегда бывает».

Девушка явно робела, как и Кольт. Она хотела сказать что-то еще, но лишь застенчиво улыбнулась и снова села.

«Вам интересно, Карла, что по этому поводу думаю я? Пострадала ли моя репутация из-за того, что я делаю? Позвольте заметить, что меня пригласили выступить перед выпускниками Университета Корчного».

В задних рядах захлопали, и аплодисменты распространились по всему залу. Таттл дождался, пока они утихнут.

«Могу со всей определенностью сказать, что профессор Кэмпбелл и профессор Бэриман благосклонно относятся к моей деятельности; надеюсь, мои слова не повредят их репутации».

Снова раздались аплодисменты. Среди собравшихся легко было различить двух вышеупомянутых персон. Оба согласно кивнули.

«Я ищу иные цивилизации уже больше ста лет. Большинство моих коллег убеждены, что я впустую трачу время. Но даже если у меня ничего не выйдет, я проложил дорогу всем, кто пойдет за мной. По крайней мере, они будут знать, что на тех планетах ничего нет, поиски там бесполезны. Я бы предпочел действовать по-другому, но, возможно, иного способа просто нет».

В одном из задних рядов поднялся молодой человек.

«Профессор, могу я задать личный вопрос?»

«Слушаю».

«Если бы у вас была возможность начать сначала, вы пошли бы другим путем?»

«Да, конечно. Без всяких сомнений».

«Что вы сделали бы иначе?»

«Вы спросили, пошел бы я другим путем? Конечно. На том пути, по которому я шел раньше, мне ничего не удалось найти. Но если вы спрашиваете, стал бы я тратить жизнь на раскопки кухонной утвари пятого тысячелетия в мертвом городе на планете, о существовании которой забыли две тысячи лет назад, – я скажу: нет. Однозначно нет. Я предпочту потерпеть неудачу, пытаясь совершить открытие мирового масштаба, чем добиться мелкого успеха».

– Странно, – сказал Алекс.

– Что?

– Он говорит так, будто оставил после себя всю необходимую информацию.

– Знаешь, – сказал Алекс, – наверняка плита – это просто шутка. Чей-нибудь подарок на день рождения. Но, думаю, нам ничего не стоит взглянуть на нее.

– Как долго Таттл жил в риндервудском доме? – спросила я.

– Он родился и умер там.

Я посмотрела на часы. Через несколько минут мне предстояло отправиться туда.

– Странно, – заметила я. – Человек всю жизнь исследовал звезды, но ни разу по-настоящему не покидал родного дома.

Алекс был одет в старомодный свитер с надписью «Университет Андиквара». Заметив, что свитер сидит криво, он расстегнул его и поправил.

– Возьми с собой договор, – сказал он. – Если Гринграсс не окажется дома, дождись ее и получи от нее подпись. И выдай небольшую сумму.