За Отчизну

Микулаш, поднявшись, встал на пригорок и обернулся к толпе, держа шапку в руке:

- Вот, братья, что ждет всех нас, если мы не будем сильны, хорошо вооружены и слиты воедино... Похороним наших братьев и сестер и двинемся на Прагу. Запомните всё, что видите, и расскажите пражским братьям. А врагам нашим, слугам антихриста и сатаны, нет пощады!.. В Праге вам предстоит бой с панами. Вспомните этих братьев и сестер - и... бейте, бейте врагов, не щадите никого!

2. ПЕРВЫЕ ПОБЕДЫ

Милан долго смотрел на Якубка, оглядывая его с головы до ног, и вдруг неожиданно для Якубка разразился неудержимым смехом.

Якубек был задет за живое:

- Уж вовсе не разумею, с чего бы это тебе так стало весело? Что ты, друг мой, увидел такое смешное?

- Не сердись, Якубек. Но уж очень смешно видеть тебя в воинском убранстве.

Действительно, Якубек, маленький и круглый, как бочонок, был забавен в железном нагруднике, непомерно большом шлеме - саладе, в котором исчезала вся голова хлебопека; широкий меч упрямо путался между ногами, а алебарда казалась очень длинной и тяжелой.

Добродушная ирония Милана задела самолюбие Якубка, но, поразмыслив, он все же должен был согласиться, что совсем не был рожден воином. Придя к такому заключению, Якубек с некоторой завистью заметил, как ловко и красиво сидит на плечистой, высокой фигуре Милана кольчуга, шлем и как ловко он приладил меч и тяжелый топор.

Приятели уселись на толстом бревне, положенном поперек улицы.

- Не думал я, Якубек, что ты тоже возьмешь в руки меч...

- Что ж тут удивительного! Теперь каждый честный ремесленник должен стать воином за наше общее дело.

- И давно ты, Якубек, превратился в воина?

- Примерно с месяц. С того самого дня, как... случилась эта неприятность с Боженой.

Милан недоумевающе поднял брови:

- С Боженой? У тебя неприятность? Обидела она, что ли, тебя?

Якубек поставил алебарду между коленями, оперся о нес обеими руками и грустно опустил голову в огромном шлеме:

- Не послушал я тебя, Милан, и сунулся к Войтеху с Теклой насчет Божены. Думал, раз она не выходит ни за Ратибора, ни за Шимона, а Штепан, может, и сан священника примет - так он уж и вовсе не жених, значит Божена свободна. Со мной она всегда была приветлива. Вот и отправился к Дубам. Сначала думал так, тихонько, поговорить, а уж потом и сватов засылать. Вышло очень даже нехорошо. Поблагодарила, извинилась и... - ни с чем я домой пришел. Глянул на свое одинокое жилище - опостылело оно мне. А тут слышу: все новоместские ремесленники собираются в отряды. Ну, и я то же пошел: за правду божью повоюю и скорбь свою развею.

Милан уже не улыбался и принялся утешать своего бывшего хозяина и друга:

- Якубек, но почему ты не послушал меня? Говорил же я тебе: не думай о Божене. Тебя она уважает, как хорошего, честного человека почитает и большую признательность чувствует за твое доброе сердце. Мне думалось всегда, что ей этот проныра Шимон нравился. Жалко, не знает Божена, что у него за душа...

Якубек сдвинул на затылок опустившийся на глаза шлем и с сердцем стукнул древком алебарды о землю:

- Она-то не знает, зато я кое-что знаю и кое в чем подозреваю Шимона.

Милан в раздумье стал чертить ножнами меча по земле и неопределенно протянул:

- Шимон - хитрый и ловкий парень. Все его подозревают в разных темных делах, но поймать за руку до сих пор никто не мог - не оставляет за собой следов. К примеру, как он умудрился стать торговцем воском да свечами, никто не знает. Но что ни говори, а дела у Шимона пошли в гору, у Войтеха же - под гору, да так, что за долги пришлось и дом, и скотину, и лошадь Ратибора продать.

- А Ратибор где?

- Ратибор с того дня, как выбросили коншелей из окна новоместской радницы, стал во главе сотни новоместских парней. Мы вместе с ними после смерти короля громили картезианский монастырь, что около ворот. То-то нагнали тогда страху на монахов! Да не одни монахи поубежали - сколько попов, немецких богачей да всяких знатных панов удрало из Праги! С той поры Новое и Старое Место, как выгнали оттуда немцев-патрициев, отошло от католической церкви, а Малая Страна и Градчаны, где засели наместница королева Софья и пан Ченек Вартемберкский, остались оплотом сил антихристовых - Сигизмунда и римского папы. Вышеград же новоместские ребята с паном Яном Жижкой во главе отняли у пана Ченка.

Якубек неодобрительно нахмурился:

- Не возьму я в толк, Милан: на что это ты связался с пражской голытьбой, зачем громить монастыри, обижать почтенных граждан? Не пойму! Вот скоро приедет новый король, Сигизмунд - он наведет порядок и поприжмет вас. Пользуетесь, что у нас нет короля, вот и буяните.

- А ты знаешь, что сказал отец Ян Желивский?

Якубек с досадой отмахнулся:

- Что путного мог сказать этот одержимый!

Пришла очередь обидеться Милану:

- Вовсе он не одержимый, а мудрый проповедник и святой жизни муж. Сказал же он нам, что, по святому писанию, после смерти короля Вацлава не будет больше королей в Чехии, да и все иные королевства разрушатся. Настанет тогда мир во всем мире, не будет ни знатных, ни незнатных, ни. бедняков, ни богачей, ни сильных, ни слабых - все будут жить своим трудом и все будет общее.

- И много есть дураков, что слушают его?

- Не дураков, Якубек, а истинно верующих в справедливость. И немало, потому что проповедует пришествие царства божьего на земле не один Ян Желивский и не только в Праге. Ты знаешь, сколько народа из деревень и городов продает свое имущество и собирается на горах Табор, Ореб, Элеонской! Вот и сегодня к нам сюда должно прийти на помощь немало народа из деревень. Как придут - сейчас же бросимся вышибать пана Ченка из Малой Страны,

Якубек с возмущением возвысил голос:

- Непутевые речи твои, Милан, даже просто обидно слушать! Где это видано, чтобы можно было жить без короля, знатных и богатых людей, без своего собственного имущества! Разве покойный мистр Ян Гус этому учил? Посмотри, мы почитаем Яна Гуса не меньше вашего, а послушай, что говорит мистр Пшибрам и другие университетские мистры. Неужели они глупее вашего Яна Желивского? Наших пастырей все уважаемые и знатные люди Праги слушают. А что они говорят? Говорят они, что надо установить причастие под двумя видами, чтобы у попов и монастырей больших богатств не было и чтобы духовенство не смело совершать преступления и очистилось от пороков. Вот тогда и жизнь будет хороша. Это и я разделяю.

Милан только ехидно засмеялся:

- Простачок ты, простачок, Якубек! Доверчивый ты, как ягненок. Чего ты веришь этим "хромающим гуситам"? Ты думаешь, если какой-нибудь знатный пан налепит себе на щит чашу, так он из волка превратится в овцу? Ошибаешься, друг! Возьми вот: после смерти короля Вацлава Сигизмунд, пока он сам не коронуется, оставил своей наместницей вдовствующую королеву Софью, а в помощь дал ей знатнейших панов и среди них главным назначил пана Ченка из Вартемберка. Он ведь тоже чашник, а вот уже сколько времени с нами воюет. И кто из них откажется от своих мужиков? Не пойму, как ты им всем веришь!

- Вижу, Милан, что разные у нас с тобой пути. Ты на меня не можешь жаловаться - не хозяином был тебе я, а другом...

Милан поспешно перебил Якубка:

- Разве я когда-нибудь забуду, что ты для меня сделал и как мы с тобой жили, словно два брата, а не хозяин с работником! Хочешь - верь, хочешь - не верь, но мне сейчас очень не по душе, что дороги наши расходятся. Но ты, друг мой, еще когда-нибудь придешь сам к нам и скажешь: "Прав был Милан, когда говорил, что богачи обманут работягу Якубка".

- Жди как раз, чтобы я пришел к вам, жебракам!

И неизвестно, сколько еще продолжался бы спор Якубка с Миланом, если бы их внимание внезапно не отвлекло появление у заставы, где они стояли в дозоре, большой группы всадников. Впереди медленно ехали Микулаш из Гуси и Ян Жижка, за ними следовали несколько коншелей новоместской и староместской радницы.