За Отчизну

- Я вижу, что тебе надо спешить посетить брата Коранду и Микулаша. Путь немалый. Конь твой не устал?

- Конь за день отдохнет, а завтра с зарей я двинусь в Пльзень.

- Брату Яну Жижке и брату Яну Желивскому передай привет и скажи, что оребские братья двинутся не позже чем через день-два и будут в Праге еще до дня святой Людмилы, что на десятый день ноября.

Далее беседа перешла на иные темы. Штепан расспрашивал о жизни общины. Амброж отвечал просто и исчерпывающе.

- Какой у вас тут порядок, чистота, тишина и мир! - поделился с Амброжем своими впечатлениями Штепан.

- В этом нет ничего удивительного: сюда пришли честные люди трудиться и жить по правде и справедливости, как братья и сестры.

Амброж, в свою очередь, подробно расспрашивал Штепана о положении в Праге, об университете, его роли в народном движении. Услыхав, что мистры университета хотя и признали чашу одними из первых, но остановились лишь на требовании причастия под двумя видами, а в остальном готовы идти на уступки перед Римом и Сигизмундом, Амброж всплеснул руками и воскликнул:

- Правильно мы их называем хромающими гуситами!

Тогда Штепан спросил в упор Амброжа:

- Скажи мне, брат, а ты сам тоже веришь в наступление тысячелетнего царства Христова?

Амброж с детской простотой ответил:

- По совести, я сам не знаю, верю ли я в наступление сейчас тысячелетнего царствования Христа, но я не могу отнять эту веру у всех наших братьев - людей темных, простых и жестоко угнетенных. Эта вера дает им опору в борьбе против всего, что их до сих пор угнетало и делало несчастными. В этой вере их единственная надежда, что весь мир насилия и несправедливости должен рухнуть и воцарится на земле равенство всех перед богом, братство и справедливость.

- То же говорят и Ян Желивский, и Коранда...

- И Мартин Гуска, по прозвищу Локвис, из Моравии, и очень многие наши сельские проповедники.

Наутро Штепан спустился с Оребской горы и начал свой путь на Пльзень. На третий день Штепан, стараясь избегать больших дорог, чтобы не встретиться с отрядами католических панов, подъехал неподалеку от Збраслава к берегу Влтавы. Мост был у Збраслава, куда Штепан заезжать не хотел из предосторожности. Пришлось искать брод. Спускаясь с пологого берега, Штепан увидел впереди себя группу всадников, тоже собирающихся переправляться через Влтаву. Впереди ехал, судя по вооружению, плащу и хорошему коню, рыцарь, за ним- молодой парень - как видно, слуга, который вел на поводу лошадь под объемистым и тяжелым вьюком, и девочка лет тринадцати - четырнадцати на небольшой белой лошадке.

Первым въехал в воду рыцарь, и его гнедой рослый конь, с шумом разбрызгивая воду, двинулся через реку, то погружаясь по брюхо, то вырываясь на более мелкое место. Вслед за ним двинулся слуга с лошадью.

- Павел, - не оборачиваясь, крикнул рыцарь, - не подмочи тюки!

- Ладно, - флегматично ответил парень, даже не взглянув на лошадь.

Последней въехала в реку девочка. Рыцарь был уже на берегу и, глядя на покачивающуюся на белой лошади фигурку, крикнул:

- Млада, держись покрепче и не гляди в воду!

Но предупреждение было сделано слишком поздно. Штепан, ехавший непосредственно за девочкой, увидел, что, когда до противоположного берега всаднице оставалось еще метров пять-шесть, она как-то странно взмахнула в воздухе руками, выпустила поводья и стала медленно сползать набок. Еще секунда - и девочка свалилась в воду. Белая лошадка, испугавшись шумного всплеска, рванулась вперед. По воде расходились круги и плавала белая шапочка. Штепан услыхал крик рыцаря. Ударив шпорами в бока коня и сбрасывая на ходу плащ, Штепан оказался на месте падения девочки. Не отдавая себе отчета в том, что он намеревается делать, Штепан с размаху бросился с коня в воду и сразу же окунулся головой в ледяную осеннюю воду Влтавы. Достигнув ногами дна реки, он схватился рукой за какой-то мягкий предмет и, выгребая другой рукой, стал подниматься на поверхность. Ему казалось, что он вот-вот не выдержит и вдохнет воздух. Но он знал, что тогда конец и он навсегда останется под водой. Вот его голова вынырнула наружу, и он с облегчением вздохнул. В руке он держал девочку за волосы, а другой греб к берегу, стараясь помогать ногами. Длинная бакалаврская одежда намокла и вместе с сапогами, как пудовая гиря, тянула вниз. Штепан увидел, что рыцарь вошел по шею в воду и кричит что-то слуге, который снял с себя сапоги и плащ и бросился в реку; принял от Штепана девочку и быстро выплыл с ней к берегу. С большим трудом Штепан добрался до берега и, отдуваясь от усталости, вылез на песок.

Девочка лежала без дыхания, белая как мел; изо рта медленно вытекала вода. Ее волосы мокрыми косичками разметались по песку. С обезумевшими от страха глазами, подбежал рыцарь:

- Боже мой! Млада, Млада!.. Да что же это?!

Черноволосый слуга, не меняя своего флегматичного тона, деловито заявил:

- Коли ногти не посинели, значит еще можно откачать... А ну, пан кнез, - обратился он к Штепану, которого принял за священника, - давайте-ка подымем девочку вверх ногами.

Слуга Павел и Штепан схватили утопленницу за ноги и подняли вверх.

- Ну, довольно! - крикнул Павел. - Теперь давайте откачивать.

Он принялся делать Младе искусственное дыхание, а Штепан в такт нажимал руками ей на желудок.

- Пан Вилем, снимите с нее сапожки и растирайте ноги, пока не согреете. Да живо!

Рыцарь послушно разул девочку и начал старательно растирать ее застывшие ноги суконной тряпкой.

Мокрые кони лениво ходили вокруг и пощипывали пожелтелую траву. Примерно через полчаса усиленной работы Павла со Штепаном и паном Вилемом утопленница начала дышать, а затем открыла глаза.

- Вина! - крикнул Павел, не переставая поднимать и опускать руки девочки.

Рыцарь подбежал к своему коню и достал из сумки флягу с вином. Немного вина, влитого в рот, привело девочку в чувство. Она открыла свои карие глаза, и ее посиневшие губы шевельнулись.

- Готово! Теперь берите ее, пан Вилем, к себе на седло, укутайте получше и айда до ближайшего очага.

С помощью Штепана и Павла девочка была закутана в сухой плащ рыцаря и усажена к нему на седло. Рыцарь протянул руку Штепану:

- Не имею счастья знать ваше имя... от всей души благодарю вас! Рыцарь Вилем Новак - ваш должник. Кому я обязан спасением дочери?

Штепан, совсем промокший, не мог достойно ответить рыцарю, потому что его зубы выбивали дробь, а язык отказывался повиноваться.

- Я бакалавр свободных искусств Штепан Скала.

- Павел, ты тоже считай меня своим должником.

- Ну, вот еще! - заметил Павел, натягивая сапоги. - Какие уж тут долги! Хватит с вас и тех долгов, от которых вы чуть без штанов не остались. Поедем, что ли?

Чтобы согреться, Штепан погнал коня в галоп, но все понапрасну. Холодный осенний ветер, пронизывая его мокрую одежду, так леденил тело, что Штепан от холода весь оцепенел. Между тем приближались сумерки, и становилось уже по-настоящему холодно. Плащ Штепана утонул во Влтаве, и его отсутствие давало себя чувствовать.

Впереди показался огонек постоялого двора. Через каких-нибудь полчаса четверо путников сидели у пылающего очага и сушили свою промокшую одежду. Девочка еще не пришла в себя от пережитого и сидела молча, тесно прижавшись к отцу, который сушил у огня свою мокрую куртку. Штепан поместился по другую сторону очага. Пан Вилем заказал по стакану вина Штепану и Павлу, пока хозяин готовил ужин.

- Ну, дочка, как себя чувствуешь? - спросил ласково рыцарь, заглядывая в еще бледное лицо девочки.

Млада расчесывала и заплетала в косу свои русые волосы и впервые за все это время сказала:

- Ничего, только голова кружится.

- Но что с вами случилось, почему вы упали в воду? - поинтересовался Штепан, натягивая высохший камзол.

- Я и сама не знаю: смотрела на бегущую воду, и вдруг голова закружилась, и все сразу поплыло перед глазами.

- Ясно, барышня с раннего утра ничего не ела, к тому же с самого Коуржима без отдыха все время в седле, вот и ослабела. А коль ослабший человек в бегущую воду глянет - обязательно сомлеет, - убежденно объяснил Павел, старательно вытирая сухими портянками свои красные большие ступни.