Белая тишина

На второй день разведчики, шедшие впереди отряда, заметили в тайге костры. Сообщили командиру. Кирба с Потапом Черулем подкрались поближе к кострам и наблюдали за людьми, гревшимися у огня. По всем признакам, это были партизаны, один из лыжных отрядов.

— Я выйду к ним, наши пусть на всякий случай под прицел возьмут их, — сказал Кирба.

— Ты командир, тебе нельзя рисковать, — сказал Черуль. — Лучше я пойду.

— Яков Тряпицын всегда один выходит к белым, — ответил Кирба и, поднявшись на ноги, скатился к кострам.

— Стой! Кто ты? — окликнули его караульные.

— А вы кто? — выкрикнул Кирба.

К нему приблизились два бородача с берданками наперевес. Поднялись другие, схватились за ружья.

— Мы партизаны, — ответил один из бородачей.

— Мы тоже партизаны, — сказал Кирба. — Кто ваш командир?

Партизаны повели Кирбу к костру. Навстречу им встал среднего роста русский, с рыжеватой бородкой, с маузером на боку.

— Кто такой? — спросил он сиплым, простуженным голосом.

— Командир лыжного отряда гольдов!

— Документы есть?

— Вот документы, — Кирба поднял в левой руке берданку и похлопал правой по кобуре.

Командир партизан усмехнулся.

— У всех есть такие документы. Бумагу тебе дали в штабе?

— Зачем мне бумаги? Мне Тряпицын сказал, ты командир. Этого тебе мало? Сам Тряпицын сказал слово. Мало?

Или имя Тряпицына подействовало на партизанского командира, или он поверил Кирбе, но он улыбнулся и сказал:

— Где твой отряд? Почему никого нет с тобой?

— А ты почему не показываешь бумаги? — спросил Кирба. — У тебя есть бумага, что ты командир?

Рыжебородый расстегнул полушубок, вытащил бумагу и протянул Кирбе. Кирба не умел читать, но не растерялся, позвал Богдана.

— Это комиссар, — представил Кирба Богдана.

Богдан поздоровался с рыжебородым, прочел с трудом бумагу, удостоверяющую личность командира отряда русских лыжников.

— Все верно, — сказал он, возвращая бумагу. — У нас нет такой бумаги, потому что мы из Богородска вышли, а штаб находятся в Мариинске.

Без разрешения командира Чируль вышел из-за укрытия и подошел к разговаривающим.

— Ты чево, Колька? Почему гольдам, ульчам не стал верить? — набросился он на рыжебородого.

Тот тоже узнал Черуля и засмеялся.

— Это ты, Черуль! Мать честная, ты тоже в партизаны пошел?

— А я чо, рыжий?

Кирба позвал своих лыжников, и те ловко скатились вниз, остановились возле костров, под одобрительный гул партизан.

Партизаны повесили котелки, чайники над кострами и вскоре пили обжигающий, ароматный чай, угощали друг друга тем, что нашлось в котомках, в заплечных мешках. Русские лыжники рассказывали, как они сделали засаду под Денисовкой и уничтожили отряд белых, спешивших в Мариинск на помощь полковнику Вице, нанай вспоминали, как они освободили Мариинск. Много нашлось соседей, многие нанай и русские жили совсем рядом, их разделяли какие-нибудь пятьдесять-шестьдесят верст, охотились они в одной тайге, возле такой-то реки. Нашлись и общие знакомые, знаменитые охотники.

Обо всем говорили русские и нанайские партизаны, бывалые таежники. Привыкли они вести неторопливые разговоры у костра в тайге, за кружкой обжигающего чая. И командиры тут же делились своими планами, у них не было никаких секретов, потому что они выполняли один общий приказ командующего — бить врага везде и всюду, где только он встретится.

Выкурив трубки после чая, партизаны расстались. Кирба повел отряд на правобережье Амура к лиману, где хозяйничали белогвардейские и японские отряды. Командир спешил — ему необходимо быстрее победить белых и японцев, его в Богородске ждала невеста. Спешил и Акунка Кондо — ему не терпелось увидеть Американа-тайменя, выброшенным на песок, спешили и ульчи с кремниевыми ружьями, чтобы заменить свое старье новыми боевыми винтовками, спешил и Богдан с остальными лыжниками, им хотелось скорее возвратиться домой и приняться за привычное дело — за рыбную ловлю и охоту. А еще они хотели, чтобы скорее наступила новая жизнь. Любопытно всем было взглянуть на эту новую жизнь.

Отряд вышел к деревне Касьяновке. Разведчики доложили, что в деревне все спокойно, нет ни белых, ни японцев. Партизаны вошли в деревню, расположились в избах, выставили караульных, впервые за несколько дней сняли с себя верхние суконные и меховые халаты, остались в одних нижних халатах и наслаждались теплом. Хозяин избы, где остановились Богдан с Кирбой, даже предложил баню, но партизаны отказались, они никогда еще не мылись в русской бане.

— Нет, мы зимой не моемся, — ответил Кирба.

— Ваша воля, мое дело — предложить, — обиделся гостеприимный хозяин.

Хозяйка готовила на печи что-то вкусное, аппетитный запах щекотал ноздри. Но попробовать это угощение партизаны не успели. Часовой привел к Кирбе нивха, который назвался Кайнытом, сообщил, что к селу скоро придет японский отряд, что партизанам надо скрыться в тайге.

— Зачем скрываться? Мы воевать пришли, — сказал Кирба. — Много японцев?

— Много. Четыре лошади, четыре сани, за санями японцы прыгают.

— Как прыгают? Почему прыгают?

— Не знаю. Может, радуются, может, выпили, кто их знает?

— Оне мерзнут, оне нашего мороза не терпят, — сказал хозяин.

Кирба распорядился приготовиться к бою. Партизаны тут же оделись, встали на лыжи и побежали навстречу японскому отряду. Сразу за селом Кирба устроил засаду. Место он выбрал удачное, дорога здесь пролегала по ровному, обметанному ветрами льду. Партизаны засели за деревьями, за пнями, окопались в снегу.

— Черуль, ты обойдешь японцев сзади, пропустишь их в наш загон, обратно ни одного не выпускай, — приказал командир Потапу Черулю.

— Я что, не охотник! — возмутился Черуль. — Будто зверей не подкарауливал. Чего ты учишь меня?

Чируль с отрядом скрылся за деревьями.

— Добрый человек, только ворчливый, — сказал Кирба Богдану.

— Почему ты меня не послал в обход? — спросил Богдан.

— Ты комиссар, зачем тебе ходить в обход?

— А что делает комиссар в отряде?

— Ты сам должен знать, ты комиссар.

— Я не знаю.

— А я откуда должен знать? Я никогда не был комиссаром, да и слово такое услышал только у партизан. Надо было тебе у русских узнать, что тебе делать. Я думаю, ты должен быть рядом со мной, советовать мне, читать и писать бумаги.

Богдан согласился с другом, конечно, он должен быть рядом с Кирбой, охранять его, выполнять его распоряжения. Особенно в бою он необходим командиру.

На дороге показались лошади с розвальнями, за ними шли японские солдаты, уткнув лица в собачьи воротники. Кайныт не приврал — на самом деле многие солдаты прыгали, размахивали руками, хлопали себя в бока. Богдан сосчитал тридцать два солдата. Лошади медленно приближались к засаде. В розвальнях лежали мешки, ящики.

— Надо отсечь солдат от саней, — проговорил Кирба. — Видишь, только на первых санях сидит один солдат, на других нет никого. Я буду стрелять в этого сидящего, а за мной пусть все стреляют в солдат. Чтобы ни один солдат не сел в сани.

Богдан передал приказ командира по цепи, лег поудобнее и приготовился стрелять. Лошади подходили все ближе и ближе, поравнялись с Богданом, прошли чуть вперед. Богдан сжался в комок, он не ощущал мороза, ветра и лицо — он ждал сигнального выстрела Кирбы. Выстрел прозвучал так неожиданно и громко, что он вздрогнул и нажал на спусковой крючок. Лошади испуганно заржали и шарахнулись в разные стороны. С первых саней шаром скатился солдат под ноги второй лошади, лошадь взвилась вверх, сломала оглобли, сани перевернулись и стали поперек дороги. Богдан прицелился в первого бегущего, выстрелил, и солдат серым клубком покатился с дороги. Когда лошади ускакали, солдаты пришли в себя, легли на твердый, обласканный ветрами лед и открыли беспорядочную стрельбу.

«Куда вы денетесь?» — подумал Богдан, стреляя в отползавшего от дороги солдата. Японец дернулся и неподвижно застыл. Солдаты поползли назад, надеясь схорониться за сугробами. Совсем немного им отползти, всего шагов пятьдесят-шестьдесят. Но никто до спасательных сугробов не дополз, один за другим они вытянулись на полпути…