Страница 7 из 11
Генерал Семенов отреагировал по-военному сразу: оставаясь в рамках законности, он, не мешкая, обратился с жалобой в городской суд, который своей властью и открыл в Черкесске большинство из закрытых было под различными надуманными предлогами избирательных участков…
И вот — итог второго раунда: Владимир Семенов одержал убедительную победу.
Казалось бы, все, «победа борьбой решена», как поется в старой песне. Но вскоре выяснилось, что основная борьба впереди. Началось с того, что председатель республиканского центризбиркома предложил считать выборы недействительными. Причина? Многочисленные нарушения избирательного законодательства в ходе второго тура. Победу Владимира Семенова спасли члены избиркома — его сторонники, сделав это довольно остроумным способом: они покинули заседание, тем самым лишив избирком кворума.
Верховный шейх задумал небольшие преобразования в своем гареме, которые решил провести до того, как собирать в своем гнезде очередное итоговое совещание с отчетом подчиненных.
Напряжение в республике шло по нарастающей.
Ничего не добившись через центризбирком, сторонники Станислава Дерева начали на центральной площади города Черкесска и прилегающих к площади улицах бессрочный митинг.
Площадь бушевала днем и ночью, превратившись в какой-то бивуак. Жгли костры. Взобравшись на огромную бочку из-под мазута, откуда-то притащенную, произносили пламенные речи. Кое-где, бывало, вспыхивали и рукопашные схватки — хорошо, до оружия пока не доходило.
Наконец, наиболее воинственная часть сторонников Станислава Дерева захватила редакцию краевой газеты, ворвалась на студию местного телевидения…
Генерал Матейченков слишком хорошо знал: именно так начинались кровавые сценарии во многих «горячих точках» постсоветского пространства.
Пока он отметил про себя, что в сложившихся обстоятельствах Владимир Семенов проявил себя достойно. Он сделал в данной ситуации главное — сумел удержать своих сторонников от выхода на улицы.
Что же касается сторонников Станислава Дерева, то они вели себя шумно и разнузданно, чтобы не сказать — провокационно. Их шаги фиксировались местной и центральной прессой и телевидением, благо никакой цензуры не существовало.
Правда, само по себе поведение толпы еще ни о чем не говорило: часто ее поведение никак не было связано с ментальностью ее вдохновителей и организаторов.
Полпред Президента не собирался, тем паче заочно, отдавать предпочтение кому бы то ни было из республиканских лидеров. Его задача была — прочертить некую «среднюю линию», оставаясь, как говорится, «над схваткой». А говоря проще — сберечь мир в республике любой ценой, не выходя, разумеется, за рамки закона. Мир, такой хрупкий и призрачный…
Кровавый инцидент на площади все же произошел, после чего Станислав Дерев увел с площади своих сторонников — подальше от греха. Наступило зловещее затишье.
Дело о стычке с кровавыми последствиями было передано в республиканский Верховный суд, и обе стороны с нетерпением ожидали его решения.
Между тем суд, куда была подана жалоба на избирательную комиссию, отменившую результаты второго тура, признал-таки победы Владимира Семенова, тем самым плеснув бензина в погасший было костер. Впрочем, трагикомизм ситуации состоял в том, что таким же результатом завершилось бы любое его решение.
Шахматисты называют такое положение патовым.
Снова митинг, снова буйные речи, снова взаимные обвинения противоборствующих сторон.
Между тем, дело о выборах в Карачаево-Черкесии было передано в более высокую инстанцию — Верховный Суд Российской Федерации.
Во время коротких и тревожных снов он снова и снова вспоминал последнюю ночь перед вылетом из Москвы.
…Дверь скрипнула, в комнату снова вошла жена.
— Ваня, пора.
Он глянул на часы:
— Машина будет через 20 минут.
— Может, кофе выпьешь?
— Мне еще надо…
— Я все тебе сложила, — перебила Татьяна Федоровна. — Только бумаги свои сам собери.
— Само собой.
Она подошла к столу:
— А зачем тебе старая энциклопедия? — поинтересовалась она. — О, 1979 год!..
— Хотел узнать, какой прежде была КЧР.
— Зачем?
— Сравнить, что было и что стало. Ты что, совсем не ложилась?
Она махнула рукой:
— Кажется, ничего не забыла положить.
— Лишнего там нет?
— Лишнего не будет. Кто знает, сколько там тебе придется быть. Смотри, в пекло не лезь. Кавказцы, сам знаешь, народ отчаянный, Ваня.
— Оставим это.
Татьяна Федоровна как в воду глядела: служебная командировка оказалась долгой…
Машина резво мчалась по полусонным, еще не успевшим толком проснуться московским улицам. В столь ранний час город казался необычным, каким-то потусторонним. Темные глазницы окон, безлюдье на тротуарах навевали тревожное чувство.
Водитель знал свое дело, да и маршрут был ему хорошо знаком. Он вел машину залихватски, на грани фола. Генерал его не одергивал, он любил такую езду.
Вскоре дома пошли поменьше, пореже, промелькнула огромная огороженная ажурной сеткой ярмарка автодеталей, тоже еще не продравшая спросонья глаза, и тут же скрылась за поворотом.
Мелькнуло дрожащее неоновое «М» над входом в конечную станцию метро, расположенную чуть ли не в открытом поле. И такой жалкой, такой беззащитной показалась эта станция метро генералу Ивану Матейченкову…
За кольцевой линией дорогу обступили деревья. Они застыли в сладком майском полусне, предчувствуя окончательное пробуждение от зимней спячки. Они то подходили к самому полотну дороги, то делали шаг назад. Каждое дерево было врезано четким силуэтом в серое предутреннее небо.
— Можно еще скорость подбавить?
— Жарь, — кивнул генерал.
— Вышли на оперативный простор.
— Гляди, штрафанут нас за превышение.
— Я анекдот вспомнил, — ухмыльнулся водитель, который возил Матейченкова не один год. — Можно рассказать?
— Валяй.
— ГИБЭДЭДЭШНИК будит напарника: «Вставай, уже пол седьмого». «Да куда в такую рань?». «Ты что? Они уже полчаса бесплатно ездят».
— Трогательная история.
Помолчали. Голова генерала была полна мыслями о предстоящей работе.
Он до отказа опустил ветровое стекло, и чуть горьковатый запах распускающейся зелени, насытивший Подмосковье, сырой и чистый, шибанул покрепче спирта, так что у генерала на миг перехватило дыхание.
Через некоторое время они подъехали к воротам военного аэродрома, огороженного глухой высокой стеной.
По команде дежурного офицера ворота открылись, он подошел к машине, дал указания водителю, и машина подкатила прямо к взлетной полосе, на которой стоял самолет, во-всю прогревая моторы.
Матейченков вышел из машины, огляделся. Он ожидал, что на аэродроме его встретит, как договорились, новый помощник, но Завитушного не было видно. «Видно, не успел выполнить все, что наметили, прилетит попозже», — подумал генерал. Он хотел спросить у дежурного офицера о помощнике, однако передумал. Лишние вопросы ни к чему.
По крутой металлической лесенке из головной кабины к ним спустился старший пилот, заслуженный летчик-испытатель.
— Здравия желаю, товарищ генерал, — отрапортовал он, и давние знакомцы крепко пожали друг другу руки.
— К старту готовы?
— Все на месте. Только вас ждем.
— Тогда с богом.
Матейченков махнул рукой, шофер понимающе кивнул и машина отъехала, разминувшись с огромным бензовозом.
Узкие перила трапа были мокрыми от утренней росы и приятно холодили руку.
Генерал снял фуражку, постоял несколько мгновений, подставляя голову порывистому ветру и как бы прощаясь с Подмосковьем. Невольно всплыли в памяти полузабытые строки, которые врезались в память в далеком детстве, на Владимирщине:
Захлебнешься в картавом хлещущем громе.
От концлагеря что-то в аэродроме.
Это чья же выдумка и потреба?
Путь отсюда один — в хмурое небо.