Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 11

Главный болезненный нерв нынешней ситуации в КЧР он, казалось, нащупал — это слишком запоздалые выборы, когда они наконец-то состоялись, несмотря на отчаянное противодействие Владимира Хубиева. Они-то и привели республику в состояние котла с перегретым паром. Конфликт необходимо погасить, уничтожить в самом зародыше.

То, что случилось в Карачаево-Черкесии, произошло впервые на Кавказе. Впервые — но, увы, далеко не в последний раз.

Глядя в темные окна, за которыми клубилась майская сырость, генерал припомнил внешнюю канву событий, которые привели к этой напряженности.

Выборы президента КЧР пришлось проводить в два тура. 16 марта и 26 апреля. Именно они и вызвали всеобщий раздрай.

Да, слишком долго сидел Владимир Хубиев на троне! Видимо, полагал, опираясь на свои многочисленные и могущественные связи в верхах, что трон скорее под ним прогнется, чем он оставит его.

Цеплялся Хубиев отчаянно, а когда ушел — не мог не уйти! — в республике образовался… вакуум. Природа же, как известно, боится пустоты — это закон физики. «Природа боится пустот и стремится заполнить их — всем, чем попало».

Так в республике возник межэтнический конфликт: каждая народность, естественно, хотела «своего» президента.

И еще генералу стало ясно: конфликт был спровоцирован отнюдь не простыми людьми, а национальными элитами, которые имеются в любой республике. Независимо от ее величины, этой республики. То еще словечко — элиты — вошедшее в наш обиход сравнительно недавно.

Эти отъевшиеся элиты отлично осознавали, что влияние любой из них может проистекать только из поддержки народа. Потому-то, как только были объявлены выборы, и вспыхнула в республике самая бешеная, разнузданная агитация, по старому, но вечно живому принципу — каждый кулик свое болото хвалит.

Нужен свой кандидат в президенты!

Каждая сторона пыталась приручить, подкармливая, в первую очередь средства массовой информации. При это в ход, по известным образцам, пускался весь джентльменский набор — от подкупа и угрозы убийств, иногда осуществляемых, до заведомой лжи и клеветы, носивших, само собой, взаимный характер.

Основных соискателей высокого поста осталось два — черкес Станислав Дерев и генерал армии, в прошлом главком сухопутных сил российской армии карачаевец Владимир Семенов.

Вот, к примеру, агитационная мина, обнаруженная генералом Матейченковым и направленная против Станислава Дерева: мол, мэр столицы задумал создать «Великую Черкесию», куда должны войти: Кабардино-Балкария, собственно Карачаево-Черкесия, Адыгея, земля шапсугов в Краснодарском крае, а также… Абхазия!

Ну, а как же добиться, чтобы в этом конгломерате народностей доминировали черкесы и адыгейцы? Оказывается, очень просто. Согласно авторам многоступенчатой «мины», Станислав Дерев замыслил провести массовую реэмиграцию людей необходимой ему для осуществления «великодержавных планов» национальности. Откуда? Прежде всего, из Турции, а также из многочисленных стран Ближнего Востока.

Более того, заказные статьи в местных газетах уверяли, что Станислав Дерев всем этим давно уже занимается, отворив нужным ему людям некие мифические «тайные тропы» в республику. Результат же всего этого сложного словесного построения прост: образуется «Великая Черкесия», она становится самостоятельным государством и выходит из-под эгиды России.

Доказательства?

Ими авторы подобных статей себя не утверждали. «Мы знаем» — вот и все. Изволь принять на веру.

В лучшем случае ссылались на некие не называемые таинственные источники, которые не подлежат рассекречиванию.

Матейченков усмехнулся, припомнив остроумное замечание одного ученого, который заметил: все книги по математике начинаются словами — мы знаем… Так вот и авторы пафосно обличительных статей, направленных против какого-либо из кандидатов: мы знаем — и все тут!

Как тут не вспомнить к месту старый еврейский анекдот.

Раввину сообщили, что его дочь, невинная девушка, сидит на бульваре и кормит грудью младенца. «Но у меня вообще нет никакой дочери!» — изумился раввин. «Мое дело сообщить, а вы уже разбирайтесь», — ответил доброжелатель.

Примерно так обстояло дело и с предвыборной полемикой в местных газетах.

Соперника Станислава Дерева — генерала армии Владимира Семенова — Иван Матейченков заочно знал давно, хотя встречаться не доводилось. Что касается Семенова, соперники по выборам подвели под него другую «мину»: карачаевцы, дескать, которых возглавляет Семенов, желают «явочным порядком»… распространиться по всей республике, вытесняя из «жизненного пространства» все прочие народности, выдавливая с командных постов национальные меньшинства, всячески перекрывая им кислород. С тем, чтобы в перспективе… уничтожить их физически, ни больше ни меньше.

Матейченков только головой покачал, перечитав последний красочный пассаж — статья, правда, была без подписи, то есть как бы редакционная.

Поистине, все в духе присной памяти доктора Иозефа Геббельса, подумал Иван Иванович: ложь, провозглашал гитлеровский министр информации, должна быть чудовищной, только тогда она становится эффективной. Другими словами — ври побольше, авось, что-нибудь и останется.

…Что же касается демократических условий, в которых должны будут проходить выборы — речь шла о времени, предшествующем выборам в КЧР — то и здесь, по утверждению недругов Владимира Семенова, таилось коварство. Ведь карачаевцев-то — большинство, какая же тут может быть соблюдена демократия? Да они просто своей массой остальных задавят, оттеснят нацменьшинства от любого участия в общественной жизни.

Выход?

На баррикады, на конфронтацию! Этот призыв — в явной или неявной форме — содержала каждая третья газетная статья. При этом каждая сторона, не брезгая никакими посулами, изо всех сил вербовала себе сторонников.

Генерал Матейченков часто вспоминал свой первый день в далекой республике. Самые мельчайшие подробности врезались ему в память. По аэродрому гулял сильный ветер, гоняя мелкий мусор и обрывки старых газет.

— Хороший у нас пилот, знает свое дело! — похвалил Завитушный, спустившись вслед за генералом по выброшенной лесенке. — А то выбросил бы нас куда-нибудь в черту на кулички, и добирайся тогда до Черкесска как знаешь, на перекладных.

Они стояли, озирая поле, на котором стояло несколько самолетов различного калибра и разных компаний.

Однако не только их пилот из Москвы оказался не робкого десятка.

Через минуту-другую послышалось нарастающее басовитое гудение, и на соседнюю дорожку приземлился небольшой самолетик неизвестной генералу Матейченкову авиакомпании.

— Гость из Пешавара, — скользнул по нему опытным взглядом Завитушный.

— Из Афганистана?

— Ну да.

— Что же его никто не досматривает? Где пограничники?

— Эта служба уже почитай год, как бездействует. Разве что начальник аэропорта поинтересуется, не ли у гостя чего недозволенного! — сплюнул Завитушный. — А так — вход свободный: прилетай кто хочешь!

— Непорядок, — покачал головой генерал и, вытащив записную книжку, что-то в нее записал. — Этак любой наркотик можно притаранить…

— Само собой.

Между тем, несколько человек в папахах, вышедших из приземлившегося самолета, принялись осторожно спускать по трапу тускло блестящий на солнце металлический контейнер.

— Груз двести?

— Он самый, — вздохнул Завитушный.

— Но почему из-за границы?

— Очень просто, — пояснил Сергей. — Многие из черкесов и карачаевцев ищут счастья и заработков за границей — в республике при безработице и вообще при полном бедламе прокормиться трудно. А там и солдатом можно приспособиться, и вооруженным охранником в частной компании, или еще где-нибудь…

Между тем люди в папахах, в чем-то неуловимо похожие друг на друга, взвалили печальный груз на плечи и осторожно двинулись в сторону ждущей их поодаль автомашине.

— Это обычай предков, — пояснил Сергей Завитушный, глядя вслед удаляющейся процессии. — Черкес или карачаевец может сложить голову где угодно, но хоронить его следует только на родовом кладбище.