Страница 28 из 46
Учитель повсюду задерживался, внимательно все осматривал, подолгу прислушивался к щебетанию птиц.
Мало-помалу ребячьи языки развязались. Дети рассказывали, что птиц и зверей в лесу стало больше, чем до войны. Откуда они только берутся!
В лесу появились волки, кабаны, а к стаду однажды пристал огромный рогатый лось, целый день гулял с коровами и насмерть перепугал быка Петушка.
Детей собиралось все больше и больше. Каждый спешил поделиться с учителем какой-нибудь новостью.
Один знал новые грибные места, второй научился ловить руками голавлей под корягами, третий отлично управлялся с конями.
Потом вниманием учителя завладел Алеша Семушкин. Он показал ловушки и капканы собственной конструкции, расставленные около сусличьих нор, и сообщил, что им «запланировано» за лето словить две тысячи сусликов.
— А они как, суслики, приняли твой план? — улыбнулся учитель.
— Приняли, — сказала Маша, — только в капканы все больше лягушки попадаются.
Семушкин обиделся и тут же предложил всем желающим залечь и замаскироваться около сусличьей норы, чтобы на опыте убедиться, как безотказно действует его капкан.
Но Маша запротестовала: так можно пролежать до вечера, а им еще так много нужно обойти.
— А это чьи посевы? — остановился Андрей Иваныч около делянки ровной, чисто прополотой пшеницы.
— Катерины Коншаковой, Санькиной матери, — сказала Маша.
— А где же Саня Коншаков? — спросил учитель. — Почему его не видно? Ты же дружила с ним, Маша?
— А мы… мы и сейчас не бранимся… — замялась девочка. — Только он какой-то такой стал…
— Какой же именно?.
— А такой… — начал было Семушкин, но Маша уже пожалела о своих словах, дернула Семушкина за локоть и показала Андрею Иванычу в сторону реки, где Санька с приятелями резал в лозняке прутья для корзин.
— Вот он, Коншаков. Хотите, позову его?
— Позови, Машенька.
Девочка побежала вдоль межи.
Санька, заметив ее, юркнул в кусты.
Он уже давно следил, как Маша водила Андрея Иваныча по полю. Как она радуется, Маша! Еще бы! Вернулся с войны ее родной дядя. Пройдет время, и так же встретят своих отцов и братьев Алеша Семушкин, Степа Так-на-Так и многие другие стожаровские мальчишки.
И только Егор Коншаков не вернется домой…
А как бы Санька хотел вот так же целый день ходить с отцом по колхозу, показывать ему постройки, высокие, как башни, стога сена, посевы в поле, тихие рыбные заводи на речке!
— Где ты, Саня? Иди к нам! Ну что ты маскируешься! Тебя Андрей Иваныч хочет видеть, — звала Маша.
Но Санька, как подбитый зверек, уползал все дальше в кусты, волоча за собой связку ракитовых прутьев. Сердце его сжималось от боли.
Маша, не понимая, куда мог исчезнуть Санька, покачала головой и вернулась обратно к учителю.
Глава 24. КЛЕТКА N 5
Теперь осталось показать Андрею Иванычу самое интересное.
Вскоре ученики привели его к опытному участку.
Маша осторожно приоткрыла дверцу и пропустила всех за изгородь.
Дед Векшин ходил между грядками, осматривал посевы.
Маша погрозила ребятам пальцем:
— Вы тихо… сейчас придумаем что-нибудь.
Что она придумает, девочка еще не знала, но бесенок, вселившийся в нее с утра, не давал покоя.
Она подбежала к деду Захару:
— Дедушка… тут человек один пришел, нашими опытами интересуется.
— Какой человек?
— Он военный… с фронта. Спрашивает, как у нас насчет новых сортов.
— Уже выболтала, успела! — с досадой сказал Захар. — А какой уговор был?
— Этому человеку можно, дедушка… — начала было Маша, но старик, подняв голову, вдруг отстранил ее в сторону и шагнул вперед:
— Кого вижу! Андрей Иваныч! Дорогой ты наш человек! — И с опаской поглядел на тощий правый рукав учителя. — Списали, значит, вчистую?
Андрей Иваныч обнял Векшина:
— По документам вчистую, а про себя считаю — вроде как на другой фронт переведен.
— И правильно считаешь, — согласился Захар. — Какие там новости на белом свете, Андрей Иваныч? Где воины наши шагают?
— Далеко шагают, Захар Митрич! Вчера приказ передавали — наши Минск освободили.
— Святое дело! — просветлел Захар. — По всем приметам, конец скоро лихолетью! Хмара нашего солнышка не закроет больше. Вот и мы стараемся как можем. — Старик показал на участок.
— Так это и есть опытное поле? — спросил учитель.
— Громко сказано, Андрей Иваныч! Пятачок, а не поле. Но кое-что мы посеяли. По зернышку собирали, по горсточке. Это вот лен-долгунец, здесь рожь зимостойкая, там ячмень голозерный… А это ваш подарок… Помните, в письме ребятам прислали? — Захар показал на маленькую делянку с крупноголовым клевером.
Учитель неторопливо шел по участку, наклонялся к растениям, бережно касался цветов и листьев, словно здоровался с ними после долгой разлуки.
Вот он остановился перед высокой, в полтора человеческих роста, дагестанской коноплей. Рядом росло несколько кустов лещевины с крупными темно-зелеными лапчатыми листьями. Еще дальше на крошечных грядках учитель узнал амурскую сою, кок-сагыз, арахис, нижние мелкие цветы которого зарывались в землю и там образовывали «земляные орешки».
— А эти южане откуда? — спросил Андрей Иваныч.
— Об этом вы ребят спрашивайте, — сказал дед Захар. — Их питомцы.
— Это мы на пробу посеяли, Андрей Иваныч, — объяснил Алеша. — А семена в школе достали.
— И то сказать, — покачал головой Захар. — Меня, как маленького, втравили в эту забаву. «Дедушка, а как поливать да как удобрять?» Отбоя от вопросов нет. А я, признаться, таких растений и в жизни не видывал. Вот мы и мозговали всей артелью, как от заморозков южан укрыть да от ветров холодных сберечь. И ничего будто — прижились гости,
— Андрей Иваныч, — сказала Маша, — а если арахис у нас в поле посеять… Знаете, какая это ценная культура! И кок-сагыз.
— А еще бы виноград за сараями хорошо вырастить, дыни, — заметил Семушкин.
— Видали, куда целят, Андрей Иваныч! — засмеялся Захар. — Затей у них в голове, что семечек в огурце. Ретивый народ, неотступный…
Андрей Иваныч подошел к густой кустистой пшенице на пятой клетке. Капли дождя сбегали по коленчатым прозрачно-зеленым стеблям, усатые колосья были покрыты водяной пылью.
Неожиданно сквозь облака пробилось солнце, и омытая дождем пшеница засияла, как хрустальная.
Учитель даже зажмурился и присел на корточки:
— Это что за сорт такой?
Захар сделал предупреждающий жест рукой, словно хотел сказать детям, чтобы они не мешали Андрею Иванычу рассмотреть пшеницу, а сам, вытянув шею, не сводил с него глаз.
— Позвольте, Захар Митрич… да это… — учитель обернулся и схватил старика за руку, — Егора Платоныча пшеница? Несомненно его.
— Узнали? — спросил Захар. — Она, Андрей Иваныч, она самая.
— Как не узнать! Все признаки налицо: и рост, и колос. Да я ее из сотни сортов отличу. Она мне во сне сколько раз снилась. Но откуда же она у вас, Захар Митрич? — Учитель вдруг поманил к себе Машу: — А вы мне с Саней что писали? Погибла пшеница, ни одного зернышка не сохранилось.
— Писали… — растерянно призналась девочка, — так оно и было. Мы долго искали, всех спрашивали… Никто ничего не знал. И дедушка сказал, что она потерялась… Ведь правда, дедушка?
— Говорил, было такое дело. — Захар сконфуженно почесал затылок, потом привлек к себе Федю: — Это вот через кого все переиначилось. Его благодарите.
И, чувствуя по глазам, что ни Андрей Иваныч, ни ребята ничего не понимают, он переглянулся с внуком и рассказал о всех приключениях пшеничных зерен.
Когда немцы начали подходить к Стожарам, Захар Векшин зарядил свою старую берданку и пришел в лес к партизанам.
Командир отряда, директор МТС, увидев старика, рассердился, приказал ему немедленно вернуться домой и гнать на восток колхозное стадо.