Страница 106 из 130
Вот кто такой Арвид Скобе, глава здешних социалистов. Он не чета правым, которые прежде сидели в ратуше.
Бургомистр живет на улице Лютера. Надо пройти мимо кирки, мимо кинотеатра «Одеон», где намалеванный на полотне человек в широченной шляпе целится в проходящих из револьвера. Еще два квартала — и улица упирается в гору. Там поставил себе дом Арвид Скобе. Гора защищает от северного ветра, а это как раз то, что ему нужно. Он ведь большой любитель цветов. Прибежит домой хоть на час, выпьет кофе, — и немедленно возьмется за лопату, выйдет в палисадник и начнет ухаживать за своими клумбами.
Позади дома тоже есть клумбы. Там работают люди нанятые. Ну, а палисадник Арвид уж никому не доверит.
В палисаднике Арвид Скобе работает всегда сам. Каждый собственными глазами видит — наш бургомистр не белоручка.
Вот зеленая ограда, за ней красный дом с белыми ставнями. Дома или в ратуше, а я разыщу Арвида Скобе.
Как бы Арвид ни был занят, для меня у него, я думаю, найдется несколько минут.
Я не ошибся. Он даже обрадовался мне, ей-богу! Завидев меня, он опустил дернину с маргаритками, вытер руку о траву и протянул через ограду. Я ответил пожатием, но не очень сильным, чтобы локоть Арвида не накололся на острые балясины ограды.
Через минуту я был в палисаднике и подавал Арвиду нарезанные дернины, а он укладывал их и, не дав мне и слова вымолвить о цели моего прихода, справлялся о моем здоровье, о здоровье бабушки Марты, Эрика.
— И Эрика не забыли! — вырвалось у меня.
— Мой дорогой Ларсен, — улыбнулся он. — Я перестал бы уважать себя, если бы забыл своих односельчан. Давайте-ка вон ту, большую. Мы поместим ее в центре клумбы, как вы находите? — спросил он, принимая от меня дернину. — Примерьте-ка, у вас глазомер лучше. Эх, Ларсен, — он потрепал меня по пояснице тыльной стороной ладони, чтобы не испачкать. — Сельдяная бухта — ведь это наша молодость, не правда ли?
Вон он какой — наш Арвид! Нет, боцман Лаурис, видно, совсем потерял голову из-за наследства, если мог приравнять нашего Скобе к какому-нибудь белоручке.
— Ты не представляешь, Ларсен, как меня интересует всё, что касается твоего семейства. Кстати, об Эрике. Он ведь получил место? Он у Бибера на засолке, я слышал. Для начала и это не плохо. Тебе подходящее дело труднее найти — по нынешним-то временам. Но ты не унывай, Ларсен, образуется.
Тут бы мне и начать о себе, да и завести речь о бумагах старухи Энгберг. Но Арвид продолжал:
— Я ведь еще что-то слышал про Эрика. Выскочило из головы. Нет, вот что: будто он подружился с этим… ну, как его — с Летучим шкипером. Что — вы не знали? Нет, я, собственно, ничего против не имею. Но, может быть, юноше рано заниматься политикой, О боже мой, Ларсен, это тяжелый труд — политика.
— Поспорили мы как-то с Летучим шкипером, — сказал я.
— Да? И ты принимаешь участие в дебатах?
Я промолчал и подумал, что теперь мне уж и вовсе не пристало лезть со своими заботами. На внимание Арвида ко мне я должен, как воспитанный человек, ответить тем же.
— Мы-то, в общем, скрипим, но держимся, — начал я, — а вот вы, наверное, свалитесь в постель, если не наденете сейчас же пиджак. Ну-с, надевайте, — прибавил я тоном старшего и снял с ограды темно-синий пиджак в полоску.
Арвид, смеясь, отскочил, но я изловчился и набросил ему пиджак на плечи.
Прошел бы сейчас по улице Пелле, почтальон, — завтра к обеду весь город знал бы, что шкипер Ларсен запросто бывает у бургомистра. Но по мосткам тротуара шагали два мальчугана — и больше никого не было видно. Мальчуганы шагали по другой стороне улицы, насвистывали и даже не глядели в нашу сторону.
Закончив клумбу, мы с Арвидом мыли руки, поливая друг другу из кувшина, а потом Арвид повел меня в дом. Два рыжих щенка катались на ковре, Арвид выпихнул их за дверь, позвонил. Вошла экономка. Он велел ей вычистить ковер и сварить кофе.
Я спросил, как поживает супруга — фру Елена.
— К сожалению, отсутствует, так что, боюсь, ты останешься недоволен угощением. Она уже девятый месяц в Дегерупе, у матери.
— Девятый, — сказал я и подмигнул. — Верно, приедет не одна, а с сыном или с дочкой? А?
Он засмеялся:
— Вы, моряки, догадливый народ.
Мы сидим за длинным узким столом и ждем кофе. Разговор оборвался. Арвид барабанит по столу костлявыми пальцами и смотрит на меня. За дверью царапаются и скулят щенки. Как полагается гостю, только что севшему за стол, я помолчу еще чуточку и начну о самом важном для меня.
Пока, чтобы сделать приятное хозяину, обернусь к стене и полюбуюсь на морского офицера Арвида Скобе, снятого на набережной, на фоне корабля, в компании с англичанами. Я уже видел эту фотографию раза два, но было бы неучтиво не обратить на нее внимание снова, тем более, что Арвид увеличил ее и она теперь вставлена в дорогую раму под стекло и занимает целый простенок.
Тем временем Арвид снял со спинки стула подтяжки и вышел. Слышно было, как он хлестал щенков и заталкивал их куда-то, — должно быть, в следующую комнату.
Он вернется, и я начну.
Долго объяснять, конечно, не будет нужды. Он поймет сразу, — и он не скроет от меня, если выяснилось что-нибудь об Акселе.
— Нет, нет, — услышал я наконец. — Ничего такого, что прямо касалось бы Акселя. Но вообще она, может быть, и замешана. Покойная владелица кафе была связана с оккупантами. Она, видимо, рассчитывала на их возвращение, так как держала у себя документы явно обличающего свойства.
Значит, недаром говорили: она выдала Акселя! Знал бы я, когда она была жива…
— Старая ведьма умерла, и теперь с нее взятки гладки, — сказал я, положив на скатерть кулаки. — Что теперь можно сделать? Не вызовешь ее на суд с кладбища.
Я думал вслух, глядя на свои кулаки, совсем черные на скатерти Арвида, и, забывшись, отпустил словечко, неуместное в присутствии бургомистра.
— Извините, что я грубо выразился, — сказал я. — Но что же это, господин Скобе? Покойница Энгберг жила себе припеваючи, копила деньги и при фашистах и после… А мой Аксель…
— Успокойся, Ларсен, — остановил меня Арвид.
— Да, верно, верно, — и я убрал кулаки со стола. — Вы уж извините, господин Скобе. Но я должен знать всё об Акселе. Не должен человек исчезать как дым. Нельзя этого допустить. И если его нет на свете, я должен знать, почему его нет, господин Скобе.
— Понимаю тебя, Ларсен, — проговорил он, пристально посмотрев на меня. — Судьба Акселя мне тоже не безразлична, можешь быть уверен. У меня лично составилось мнение… Мне не хочется огорчать тебя, но мне кажется, тебе следует приготовиться к самому худшему. Аксель попал к русским.
— Не может быть, господин Скобе, — сказал я.
— На твоем месте, Ларсен, я не стал бы утверждать в такой категорической форме.
— Русские не стали бы его держать, — сказал я. — Он был бы давно дома, господин Скобе. Господи, неужели вы серьезно думаете?
— Совершенно серьезно, Ларсен. Я сам боготворил русских! — воскликнул он, вскочил и начал ходить по комнате, размахивая подтяжками. — Но факты есть факты. Давай будем трезвыми людьми. Ты ведь не коммунист, не Летучий шкипер какой-нибудь. Ему партия приказала хвалить Россию, вот он и старается. Если русские такие, как расписывает вам Нильс, то почему же они держат в Сибири невинных людей? Эх, Ларсен, как будто один твой Аксель был на Зандкугеле.
— Нет, конечно, — сказал я и встал. — У вас есть новые факты, господин Скобе?
— Сядь! — бросил он и тоже сел, положив подтяжки на стол. — Факты пока те же, хорошо известные и тебе. Но надо делать выводы, Ларсен. В декабре сорок четвертого года Аксель был жив и находился на Зандкугеле. Я помню, как видишь.
Верно. Я получил тогда весть от Акселя через матроса немца. Аксель был в двести шестом лагере. Небольшая группа заключенных — в том числе Аксель — помещалась на мысу Зандкугель, близ Штеттина. Там были еще французы, голландцы, греки. Их там заставляли строить укрепления. Господи, да неужели я еще не сделал всех выводов? Я перебирал всё это в голове сотни раз. Да какое сотни — тысячи, миллионы раз. Да, в те места пришли русские четыре месяца спустя. Но, видно, Акселя там уже не было, ему не довелось дождаться русских, — вот как я думал.