Факел

Алексей Киреев

ФАКЕЛ

Воениздат, Москва, 1966

СУДЬБА КАПИТАНА

Героям Советского Союза Захару Сорокину и Михаилу Девятаеву посвящаю

В середине дня пошел снег. Причудливые звездочки-снежинки, кружась в беспорядочном хороводе, мягко опускались на крыши домов, асфальтированную мостовую, на прихваченную первыми заморозками землю и тут же таяли, оставляя мокрые пятнышки-оспинки.

Было довольно холодно. Прохожие, одетые еще в демисезонные пальто, спешили, и лишь один человек, никого не замечая, стоял на набережной. Опершись спиной о гранитный парапет, он подставлял разгоряченное лицо падавшим снежинкам. Растаяв, они ручейками текли по его щекам, попадали в уголки глаз и рта. Время от времени человек смахивал носовым платком холодные ручейки и опять упрямо подставлял лицо навстречу освежающим снежинкам…

Павел Мальцев всего лишь час назад вышел из большого с колоннами дома, что находится на одной из центральных улиц города, и, тяжело опираясь на крепкую дубовую палку с резиновым набалдашником, направился сюда, на набережную, где он любил бывать в хорошие и горькие для себя минуты наедине о собой.

Павел стоял и затуманенными от слез главами смотрел на свою крупную широкую ладонь, в выемке которой покоилась золотая пятиконечная звездочка. На сверкающие грани звездочки медленно падали снежинки, делая ее еще трогательнее и нежнее, еще ближе и дороже сердцу.

- Ну вот и победила правда, вот и восторжествовала… - шептал Павел, глядя на свою награду. - Только малость поблекла, кажется, потускнела.

Поднес звездочку ко рту, дохнул на нее, осторожно потер рукавом пальто и опять зашептал:

- Нет. Это глаза мои потускнели. А она как была, так и есть - настоящий светлячок. Ишь, как играет!

Павел стал перекладывать звездочку с ладони на ладонь, любуясь, как она искрится при свете внезапно вспыхнувшего уличного электрического фонаря.

И в это время в отражении золотых лучиков звездочки, сверкающей то на правой, то на левой ладони, перед Павлом в одно мгновение, год за годом, промелькнула вся его жизнь - не короткая и не долгая, но сложная и трудная, будто горная дорога - с тяжелыми подъемами и стремительными спусками, с крутыми разворотами-виражами.

Глава первая

…Было это в октябре 1941 года. Молодой лейтенант Павел Мальцев вместе с Димой Соловьевым прибыли с Черного моря в Заполярье. На Юге они уже прошли боевое крещение - несколько раз схватывались с немецкими летчиками, прочувствовали, как в солнечном небе пахнет порох, как гремят пушки и стрекочут пулеметы. А здесь, на Севере, летчиков неприветливо встретила заполярная зима ядреными морозами, крутыми снежными зарядами и дикими норд-остами.

- Ну, кажется, влипли мы, Дима, - сказал Павел, высаживаясь из вагона на небольшой северной станции. - Загорать придется, а не воевать. Тут небось фронтом-то и не пахнет.

- Поживем - увидим, - бросил в ответ Дима, настроенный, как всегда, оптимистически. - Глядишь, и залетит какой-нибудь шалопай.

- А над Черным морем жарко, ребята дерутся день и ночь, а мы за «шалопаем» вдесятером гоняться будем, - с сожалением вздохнул Павел, забрасывая вещевой мешок за спину.

- Не ной раньше времени, - возразил Дима.

Они зашагали в сторону небольших домиков и землянок, примостившихся словно ласточкины гнезда на склоне горы.

Шли споро, молча, посматривали по сторонам, и оба думали о Крыме. Там, на Южном побережье, еще тепло. Павел вспомнил, как он несколько месяцев назад купался в Евпатории - изумрудная вода приятно освежала тело, он, фыркая от удовольствия, заплывал далеко в море и, распластавшись на воде, глядел в синь неба.

- Да, Дима, здесь, конечно, не Крым, - нарушил молчание Павел. - Березки-карлики да мох на склонах гор. Глаз остановить не на чем.

- Привыкнешь - расставаться не захочется, - ответил Соловьев.

- Нет, ты только вспомни, Дима, какие там, ну, скажем, сосны. Крымские сосны. Стоят, смотришь, где-нибудь на самой вершине горы, пустили свои могучие корни в земную твердь - и никакой ветер их не берет, ничто их не страшит. Горделивые и величавые. А секвойи. Да это же гиганты! Тысячелетия живут…

- Может, убавишь немного, - усмехнулся Соловьев. - Ведь я тебя знаю: ты любишь «заливать».

- Тысячелетия! В горах Сьерра-Невада есть секвойи высотой около ста пятидесяти метров, а толщина - ну прямо на коне вокруг не обскачешь. Двадцать метров. Каково? А живут они, товарищ Соловьев, хоть верь, хоть не верь, до пяти тысяч лет!

- Так это в Сьерра-Неваде, - не унимался Дима, - а в Крыму секвойи - вот как эти березки-карлики.

- Не скажи, товарищ Соловьев. Ты был в Никитском ботаническом саду?

- А что?

- Ну был, я спрашиваю?

- Был.

- И что же ты там увидел?

- Меня больше… бесстыдница занимала.

- Кто-кто?

- Бесстыдница, говорю.

- И как она, ничего? - Павел расхохотался.

- Оригинальна.

- Блондинка или брюнетка? - Мальцев перекинул вещевой мешок с одного плеча на другое.

- Шатенка.

- Стройна, изящна и бела?

- Да ты не ехидничай. Нежная такая. Я ее даже… погладил. Кожица у нее глянцем отливает, а толщиной - с папиросную бумагу…

- И она не отвернулась, когда ты ее того… гладил-то? - вновь засмеялся Павел.

- Чего же ей отворачиваться? Ведь она… бесстыдница.

Павел остановился.

- Нет, ты что, шутишь или в самом деле?

- Разве только ты умеешь «заливать»? - неопределенно ответил Соловьев.

- Насчет секвойи? Так это же правда, Дима.

- А я разве вру? Ведь ты был в Никитском ботаническом?

- Конечно.

- Вино там пил, по усам текло, а в рот не попадало?

- Ей-ей был.

- Секвойю ты заметил, а бесстыдницу нет. Значит, ты еще нравственно непорочный малый, - съязвил Дима и вдруг насторожил ухо. - Постой, постой, никак, «мессеры»?

Мальцев тоже прислушался.

- Нет, это тебе показалось.

- Да постой же ты! - крикнул Дима.

- Кажется, точно, они так гудят, - подтвердил Павел,

Когда Мальцев и Соловьев подбегали к городку, воздух разрезал леденящий вой сирены. Группа вражеских самолетов, выскочив из-за сопки, атаковала аэродром. И хотя советские самолеты, барражировавшие в районе аэродрома, и те, которые поднялись в воздух по тревоге, связали боем немцев, все же один «мессер» прошел низко над землей и дал несколько очередей по нашим машинам. Павел и Дима, сначала с интересом наблюдавшие за воздушным боем, бросились в капонир, упали в прикатанный снег и так лежали там, прижавшись друг к другу, пока не кончился бой.

- Оказывается, здесь серьезно, - сказал Павел, вставая и отряхивая снег с меховой куртки.

- А ты говори-ил… - протянул Дима, подбирая вещевые мешки. - Хорошо, если никто не заметил, как мы с тобой…

Павел пошутил:

- Сиганули-то? Весь полк наблюдал, как ты сидор свой бросил.

Полк не полк, а командир полка действительно видел: два каких-то летчика во время обстрела метнулись в капонир, хотя можно было укрыться и поближе, за невысокой каменной стеной. И как только Павел и Дима представились Борисову, он с улыбкой спросил:

- Ну что, неласково встречаем? А? Ничего, здесь хоть и холодно, но бывает жарче, чем в Крыму. Наглеет немец. Превосходство пока за ним. Мы стараемся перехитрить умением. Вам придется с азов начинать. Тут ведь не юг, где ни облачка, тут все время сложняк, и, конечно, чтобы умело бить врага, надо быть асом.

- С чего начнем, товарищ командир? - спросил Павел.

- С провозных, - ответил Борисов и зашагал по землянке. Невысокого роста, плотный, словно спрессованный из стальных слитков, командир полка ходил взад-вперед, как маятник, и горячо говорил: - Да, да, с провозных, как школяров, вас будем учить. Прочувствуете машину, ее поведение при маневре, присмотритесь к местности, научитесь маскироваться. Заметили, наши самолеты похожи на тигров. Это камуфляж. Очень хорошо помогает прятаться на фоне сопок и бить врага внезапно, наверняка… - Он сел за стол, закурил, - Ребята у нас хорошие, летают смело, дерутся отважно, не пожалеете, что попали в нашу семью. Качинское окончили? - спросил Борисов Павла.