Так и было

- Пойдем-ка, Демьянюк, до станкового, пока лейтенант приведет себя в порядок. Потом он нам все и расскажет.

Все бросились одеваться и только тут обнаружили исчезновение красноармейцев Белозерова и Гайматулина. Сапоги и брюки - на месте, а бойцов не было.

- Неужели уволокли? - ахнул лейтенант.

- Не должно быть - они же в дзоте находились. В тыл, поди, сбежали? - неуверенно произнес сержант Крылов.

«А если не в тыл?» От этой мысли такая тяжесть навалилась на Евдокимова, что он долго стоял с ремнем в руке, не зная, надевать его или нет. Поведут его отсюда без ремня, потом трибунал, штрафная рота. И есть за что: испанцы застали врасплох, сам чуть не угодил в плен…

Траншеи осваивали полковые разведчики. Они опробовали станковый пулемет, пронесли до повозки раненого Внукова - его отбил у испанцев ординарец командира роты Михалев, ползали по ничейной земле с надеждой найти там раненых испанцев.

Крылов и Леонов, посланные на поиски исчезнувших, вернулись ни с чем:

- Кричали, звали их - не откликнулись. Видать, далеко сиганули, - доложил Крылов и предупредил: - Комиссар идет!

Евдокимов хотел рассказать о ЧП в конце доклада, но, семь бед - один ответ, выпалил о нем сразу.

- Как исчезли? Куда? - дернул подбородком комиссар, и лицо его напряглось в ожидании.

- Думаю, товарищ капитан, в тыл…

- Думаю! Разведчиков ко мне, - зло бросил Щукин и, когда те вытянулись перед ним, приказал: - Тут двое пятки смазали. Найдете?

- Найдем, товарищ капитан, - бодро заверил старший сержант-разведчик. - Есть два босых следа! - крикнул он через минуту.

Щукин взглянул на Евдокимова:

- Рассказывай дальше, но подробнее и без вранья. Понял?

Лейтенант не собирался врать и раньше, но после такого предупреждения смешался. Начал медленно, с запинками, обдумывая каждое слово, чтобы не сказать того, что нельзя подтвердить, но увлекся, как увлекается каждый после только что закончившегося боя, начал махать руками, изображать все в лицах, в действии. Лицо комиссара постепенно разглаживалось, добрело. Демьянюк и совсем подбадривал его взглядом. Щукин подвел итог:

- Разведку прохлопали все! Ну, а за то, что отбиться сумели и испанцев много положили, спасибо! Дезертиров - в полк, будут отвечать перед трибуналом, - приказал подошедшему командиру разведки. - Товарищей бросили в критический момент, командира! - Замолчал, сдерживая готовую прорваться ярость, и продолжал уже спокойно и будто советуясь с Демьянюком: - Кое-кто, по-моему, заслуживает поощрения. Вот так! - громко сказал комиссар, утверждаясь в принятом решении. - С вами же, - повернулся к командиру пулеметчиков Бондаренко, - разговор будет особый.

Рассказывая об этой схватке с вражескими разведчиками, дивизионная газета писала: «Потеряв до двадцати убитых и раненых, испанцы бежали с поля боя… - и далее: - За мужество и отвагу командование объявило благодарность лейтенанту Евдокимову, сержантам Крылову и Комолову, красноармейцам Болотину, Доронину, Михалеву и Кудряшову».

Четверо из них - Михалев, Крылов, Комолов и лейтенант Иван Евдокимов - чуть позднее были награждены медалями «За отвагу!».

* * *

На фронт Иван Евдокимов попал в начале мая сорок второго года, но война обожгла его еще в первую военную осень, еще на гражданке, когда он работал механиком на одном подмосковном заводе, а ночами дежурил на крыше производственного цеха и сбрасывал оттуда зажигательные бомбы, зажигалки, как окрестили их бойцы объектовой дружины. Дело это нехитрое и не особенно страшное, пока не появились зажигалки с сюрпризами - с гранатами, которые рвались, накаляясь в адской зажигательной смеси. Тут уж малейшее промедление смерти подобно. Однако он пострадал не от гранаты и не на крыше, а в подвале, где рвались и горели бутылки с бензином. Огнетушители оказались под рукой, и он боролся с огнем до приезда пожарных команд. Обгорел он тогда сильно, особенно лицо и руки. В подвал вбежал на своих двоих, оттуда вынесли на носилках, погрузили в санитарную машину. Месяц после этого его поджаривало, как на угольях.

Еще не успел поправиться как следует, пришла повестка. Красненькая - на призыв. Семнадцатого октября сорок первого. Через полгода, - окончив Владимирское пехотное училище, - стал лейтенантом.

Получив на КП дивизии назначение в 299-й стрелковый полк, Евдокимов вместе с группой других вновь испеченных лейтенантов подходил к Волхову. За рекой, говорили в штабе, передовая, но боя слышно не было. Пулеметы иногда постреливали, но без азарта. Приглушенные расстоянием, их не очень длинные очереди походили на перестук молотков. Донеслось несколько взрывов. Все напряженно вытянули шеи: снаряды пристрелочные, после них начнется настоящая стрельба. Однако ничего не началось.

У переправы через Волхов контрольно-пропускной пункт. Сержант и боец проверяли документы и по одному отпускали на другую сторону по перекинутому между берегами наплавному мостику из бревен шириной не более метра и перилами с одной, левой, стороны. Вверх по течению, метрах в двадцати от мостика, с берега на берег была перекинута цепочка, в каждом звене которой по одному бревну. Это-то зачем?

- Если фриц плавающую мину пустит, то подорвет бревна, а мост целым останется, - пояснил сержант, - а по очереди вас пускаем, чтобы не побило. С аэростата, чтоб ему пусто было, все видно. Вон он над лесом висит - посмотрите.

Плавающая мина не взорвалась, и вражеская артиллерия не стала тратить снаряды на небольшую кучку русских. До КП полка добрались благополучно и здесь узнали, что дивизия держит оборону на левом берегу Волхова, отвоеванном у фашистов зимой. Дальше тогда продвинуться не смогли - немцы не пустили, сохраняя за собой шоссе и железную дорогу от Ленинграда до Новгорода. Они устроились в деревнях, на возвышенных местах, и дивизии пришлось занимать оборону там, где остановилась, чаще всего на болотах. Плацдарм невелик - километров двадцать в длину и пять-шесть в глубину, но его надо держать во что бы то ни стало для будущего наступления.

На следующий день связной повел Евдокимова в 3-й батальон. Шли сначала сосновым лесом, почти таким, к какому он привык дома, потом стали попадаться березы, а когда вступили в чернолесье, едва приметная тропка исчезла, под ногами захлюпала вода, кое-где она едва не захлестывала голенища, а связной, рыженький, в лихо сдвинутой набок пилотке паренек, все пер и пер, напролом, ни к чему вроде бы не приглядываясь. Как он находил дорогу - неизвестно, спрашивать - неудобно. Евдокимов начал было уже опасаться, не сбился ли уверенный связной с пути и не заведет ли он его прямохонько к немцам, как неожиданно открылась небольшая поляна с выстроившимися в один ряд землянками, где размещался КП батальона.

В тот же день лейтенант принял 3-й взвод 9-й роты, которой командовал хмурый и неразговорчивый, как показалось вначале, лейтенант Демьянюк.

- Ты будешь стоять почти на правом фланге полка, да и дивизии, но что делается за тобой, покажу ночью, а теперь пройдемся по соседям, что влево от тебя находятся. Заодно и оборону посмотришь, - сказал Демьянюк.

Подросткового роста Демьянюк сначала шел впереди и не нагибался - невысокие траншеи скрывали его полностью, - но скоро, заметив, что новенький то и дело останавливается, чтобы разглядеть вражескую оборону, пропустил его вперед и предупреждал, когда надо было пригнуться.

В училище Иван Евдокимов командовал отделением, в котором было одиннадцать молодцов-удальцов. Став лейтенантом, получил под свое начало… четырех человек. Оружия, правда, хватало на полный взвод: ручной пулемет Дегтярева, два танковых «дегтяря», винтовки, гранаты, патроны.

Впереди, за редким кустарником, тоненькими стволами осин и ольхи со сбитыми пулеметными очередями вершинками, пучились из земли огневые точки и траншеи врага. Позади лежала вся страна, которую он, лейтенант Евдокимов, должен был защищать со своим… взводом.