Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 45 из 53

Приготовились к отражению атаки, вперед посты выставили, а немцы не идут, и нам наступать приказа нет. Пождали, пождали да и засыпать по одному начали. Ротный, намаявшись за последние дни, тоже уснул. Я накрыл его плащ-палаткой, хотел вздремнуть, но не смог - так близко, как в этот вечер, немцев не видел, стрелять по людям тоже не приходилось. Эти двое были первыми мною лично убитыми, и переживаний хватило до утра. Все время говор немецкий слышался, жесткий такой, резкий. Настроение подавленное.

Утром вернувшийся из Калуги боец доложил, что оставшаяся там кухня разбита, повар и его помощник убиты, в город вступают фашисты. Будь я еще при кухне, со смертью мне бы, скорее всего, не разойтись. Спас, выходит, меня взводный.

Не успели оправиться от этого известия, начался минометный обстрел. Тут меня ротный хорошо погонял. То в один взвод пошлет, то в другой - передать что-нибудь, узнать, держатся ли. В очередной раз к нему возвращаюсь, а он лежит, осколки ему все бедро разворотили. Санитары унесли старшего лейтенанта в тыл, командование ротой принял командир первого взвода, и в это самое неподходящее время пошли автоматчики. Лопочут, что-то кричат, стреляют так, что спасения ждать не приходится, всем кажется, что нас обошли, стрельба в тылу идет. Замешательство получилось, кто-то назад побежал, а остановить некому, и все драпанули.

Выбежали на какую-то поляну - там две подводы. На одной сухари в мешках, на другой - патроны, гранаты и пара «максимов». Кто-то на сухари накинулся, но большинство стали патронами и гранатами запасаться, пулеметчики «максимы» к бою готовить, и в это время появился он! Высокий, чисто выбритый, в длинной артиллерийской шинели, с трофейным автоматом на груди. В жизни не видел таких по-настоящему красивых военных людей! Лицо крупное, волевое, голос - заслушаться можно, а не подчиниться - не выйдет. Артиллерийский капитан обложил нас трехэтажным матом, в считанные минуты восстановил дисциплину и кромкой леса повел к дороге, что шла из города.

Дошли, а по ней уже немецкая пехота в Калугу спешит, машины, мотоциклы туда же несутся. Капитан приказал залечь и ждать разрыва в колоннах. Дождались. Проскочили. Идем, бежим дальше. Выбежали к лесхозу. Несколько сараев, складов, дом вроде конторы или сторожки. Людей не видно. Рядом с капитаном я почувствовал себя увереннее и безопаснее и все время держался поблизости от него - слабый всегда к сильному тянется. Он меня приметил и с тремя бойцами послал к лесхозу, выяснить, не заняли ли его немцы. Я и рад-радешенек, понесся впереди всех. Сараи оказались пустыми, в конторе тоже никого, окна все выбиты, двери распахнуты. Получалось, что были уже здесь немцы.

Дальше пошли. По буграм (Калуга на возвышенности стоит) танки немецкие в город поднимаются. Удивляемся, что они такую крутизну преодолевают, радуемся, что на нашем пути они не оказались, и надеемся, что выйдем из окружения.

Километра два прошли, видим, немцы против нас пушку разворачивают, стрелять собираются. Капитан приказывает: «Ты, ты и ты, вперед! Пушку ликвидировать гранатами!» А мне он уже так понравился, я в него так поверил, что даже не подумал о том, как мы можем подобраться к этой пушчонке по открытому месту. Шинель скинул, чтобы легче было бежать, ремень каски потуже затянул, гранату в правую руку, карабин в левую и вперед на своих быстрых футбольных ножках. - Лицо моего соседа на миг посветлело, губы тронула улыбка. - Мой отец столяром был, лыжи мне рано сделал, и гонял я на них! В техникуме футболом увлекся - в то время, помните, не то что техникум, каждая улица свою команду имела. У меня левая нога опорная, играл я крайним левым, был капитаном команды. Бегал быстро. Прорвусь, перед воротами крутанусь, был у меня такой излюбленный приемник, и бью. Получалось. В армии служил - тоже играл, физкультурой всегда занимался. После войны футбол пришлось забросить, на лыжах недавно перестал ходить, а плаваю до сих пор. Так вот… На чем я остановился? Да, бежали мы поймой, на ней кочки всюду, и сначала я подумал, что упал потому, что запнулся. Протягиваю руки, чтобы опереться и вскочить, а правой нет, совсем нет, из оборванного рукава гимнастерки кровь хлещет.

Голова тоже в крови. Тянусь левой рукой и не нащупываю каски - видно, сорвало большим осколком или маленьким перерезало ремешок. Как и чем меня так разнесло? Сотни раз прокручивал разные варианты и пришел к такому: руку оторвало разрывной пулей или осколком, она отлетела вместе с зажатой в пальцах гранатой, потом взорвалась граната, и тогда, уже лежачего, дополнительно ранило в голову, правое плечо и в руку. Может, и не так все было, может, снаряд сразу покалечил несколькими осколками, или все ранения от разрыва гранаты, в которую могла попасть пуля, черт его знает.



Оглянулся - сотоварищей моих не видать. То ли побило, то ли назад убежали. А я уже как бы не жилец. Немцы увидят - пристрелят, если до них кровью не изойду. Вы с какого года воевать начали?

- С лета сорок второго.

- Не знаю, как потом было, а нам говорили , что в случае чего комсомольский билет должен быть уничтожен. Я вспомнил об этом , едва в себя пришел. Достал его, соображаю, что могу сделать. Зарыть в землю? Могут найти. Сжечь? Одной левой спички не приходилось зажигать. Порвать? Как, как порвать? Выдрал зубами листки , стал жевать - читал где-то о таком способе уничтожения документов. Под конец каблуками разрыл землю , выкопал ямку и зарыл корочки билета.

Только с этим делом покончил, увидел немецкий танк. Бежать от него по чистому полю бесполезно, спрятаться некуда. Я даже ложиться не стал. Сижу, смотрю на него и как-то спокойненько думаю: вот сейчас даст очередь или повернет, раздавит гусеницами, все и кончится. И знаете , какое-то даже облегчение от такой простой мысли почувствовал. Танк же прошел мимо. Думаю , танкисты решили, что я и без них сдохну.

А мне что делать? Приподнялся, встал на ноги и пошел на восток за танком. Вышел к какой-то проселочной дороге. И немцы по ней идут и наши. Засмотрелся я на такое чудо, споткнулся, упал, а подниматься не стал. Лежу, смотрю, как люди идут. Несколько немцев ко мне подходили, что-то спрашивали. Каждый раз ждал, что пристрелят, а они посмотрят на меня, покачают головами и дальше. Потом от большой, дружно идущей группы наших отделился и подошел пожилой человек в черном пальто с маленьким каракулевым воротничком, в каракулевой же, пирожком, шапочке. Русоволосый, небритый, лицо белое и крупное, на носу пенсне, на боку сумка из-под противогаза. Я его хорошо запомнил и сейчас, как живого, вижу. Он присел на корточки, достал из сумки полотенце , поморщился: «Грязное, но другого нет. Перевяжу им на всякий случай». Разорвал полотенце вдоль, сначала туго перетянул обрубок, потом плечо и руку бинтовать начал. Все это делал на глазах немцев, а они идут себе, смотрят и посмеиваются. Мужчина рассказал, что он и другие гражданские строили оборонительные сооружения, но немцы уже далеко вперед прорвались. Я слушаю, все вижу, но сам будто в полусне каком. Жар во мне словно бы тугими волнами разливается, во рту пожар горит. Спрашиваю, нет ли у него воды? Нет, говорит, но тут недалеко речка протекает. Если хотите, я провожу вас до нее.

Пока шли к реке, пошел снег. Крупный такой, пушистый. Ловлю его языком, глотаю, а воду увидел, чуть с ума не сошел. Сполз с обрыва и - к реке. Вот она, перед глазами плещется, а как пить? Спрашиваю мужчину, нет ли у него кружки? «Извините, пожалуйста, не имею, - отвечает и тут же кричит: - Что вы делаете? Вы же простудитесь!» Поздно. Я уже по колено в воде. Иду дальше, вода под грудь подходит. Наконец-то! Наклоняюсь! Пью!

Правее меня вода плеснулась, в глаза попала. Не успел проморгаться, слева брызги полетели. Подумал, что мужчина камешки бросает, сигнал подает, чтобы быстрее из холодной воды выбирался. Оглянулся - недалеко от него два молодых немецких офицера в шинелях. Один стреляет из пистолета, второй фотографирует, а другой рукой подталкивает стреляющего, не давая прицелиться. Оба смеются - у меня левая рука и правая культяпка вверх подняты, я вроде бы сдаюсь. Ах, думаю, сволочи вы разэтакие! Опускаю руки, разворачиваюсь и иду прямо на них. Смеются. Фотограф еще несколько снимков сделал, помахал рукой, и они ушли.