Страница 144 из 154
…Вечерело, когда Морару приехал на профессорском «шевроле» к бодеге[70] «Брагадиру» на площади Виктории. Длинный и узкий, как коридор, зал был набит посетителями. И чем дальше вглубь от входа, тем больше расплывались в табачном мареве очертания людей и предметов. В неумолчный гул крикливых голосов подвыпивших клиентов то и дело врывался нетерпеливый стук ножей и вилок о тарелки, и тотчас же на него откликались осипшими от усталости голосами снующие между тесно уставленными столиками кельнеры:
— Иду, иду-у! Сейчас иду-у!
Лавируя между столиками, Морару прошел к стойке, у которой симпатичная девушка с гладко зачесанными темными, как смоль, волосами и сверкавшими, как светлячки, глазами записывала на доске выданные официантам вино и закуски. Ласково взглянув украдкой на Вики, Аурел тотчас же, не здороваясь, развязно спросил:
— «Мэрышешть», Викуцэ есть?
— Да, пожалуйста… Есть и «Национале».
Это означало, что связной его ждет.
— В таком случае пачку «Национале».
Пренебрежительно, размашистым жестом он ловко кинул на мраморный прилавок стойки десятилейную монету.
— Спички?
Это означало, что есть изменения.
— Можно и спички… Пригодятся.
Подавая сигареты и спички, Вики тихо сказала:
— У аптеки «Явол», на углу бульвара Басараб и Бану Манта, ровно в семь будет Захария…
Время позволяло Морару побыть несколько минут возле Вики. Сегодня она ему особенно была мила. Новая неброская прическа облагораживала ее лицо. С удовлетворением он отметил исчезновение длинных, как сосульки, серег, придававших ей вульгарный вид. Вся она казалась ему сегодня более строгой, чем обычно. Это радовало и успокаивало его. Такой она была ему милее, ему думалось, что ее внешний вид не даст довода какому-нибудь пижону, вроде Лулу Митреску, пытаться вскружить ей голову. А хлыщей, подобных Лулу, в «Брагадиру» бывало куда больше, чем в универмаге «Галери-лафаетт», не говоря уже о царящей здесь вольности нравов. Но что поделаешь?! Вместе со многими продавщицами Вики была уволена из «Галери-лафаетт» в связи с «уменьшением товарооборота из-за резкого сокращения импорта». Так заявила администрация универмага — и баста!
Аурел Морару давно уже был неравнодушен к Вики. Она знала это, но глубину и постоянство его чувств постигла лишь в тяжелые для себя дни безработицы. Аурел принял горячее участие в ее судьбе, всячески помогал ей, старался утешить, развлечь. Он побывал во многих местах, разузнавая, нет ли подходящей для Вики работы. По его настоятельной просьбе, ня Георгицэ обратился к своему давнему сослуживцу, старшему кельнеру «Брагадиру». При его содействии Вики наконец устроилась на работу. Все это время Аурел ни словом, ни намеком не давал повода девушке думать, что, пользуясь ее бедственным положением, он стремится завоевать ее расположение к себе, вынудить к взаимности. Такая чуткость была естественным выражением искренности и чистоты его чувств к Вики.
И она поняла и оценила это. Не о своих безответных чувствах задушевно беседовал Аурел в эти дни с Вики, а о том, почему сотни и тысячи подобных ей добросовестных тружеников вдруг оказываются лишенными даже куска хлеба насущного. И если прежде к разговорам на подобные темы она относилась легкомысленно, как к чему-то отвлеченному, не имеющему к ней никакого отношения, то теперь вполне осязаемо ощутила связь своих бед, своей неустроенности с несправедливостью и жестокостью всего общественного строя.
До ареста Ильи Томова она смутно догадывалась о его и Морару причастности к запретной деятельности, которую считала праздной и опасной забавой. Теперь эта «забава» представлялась ей единственной возможностью избавить себя и себе подобных от произвола богачей, от нищеты и унижения. Поэтому она охотно откликнулась на просьбу Аурела помочь ему и его товарищам поддерживать незримую для посторонних связь друг с другом.
Аурел Морару хотел пригласить Вики вечером пойти в кинотеатр, но к стойке один за другим подходили официанты, и ему пришлось покинуть бодегу, так ничего и не сказав.
К условленному месту встречи он подъехал минута в минуту в назначенное время, внимательно осмотрел находившихся в этот момент на углу у аптеки людей и встревожился, не найдя среди них Захария.
Между тем Илиеску был в пяти шагах от автомашины. Когда Морару хотел было уже отъехать, дверцу автомобиля открыл человек, в котором он с трудом узнал своего товарища… Захария отрастил усы и бородку, впервые надел очки, берет, вытянутый вперед в виде козырька, и длинное черное пальто. Все это резко изменило его облик.
— Ну, ты здорово придумал! — не переставал удивляться Аурел. — Ни один шпик не узнает!
— Трогай, а то, не ровен час, сглазишь… — подмигнул Захария и по привычке хлопнул Аурела по плечу. — И рассказывай, как там старик твой? Все благополучно? Привез что-нибудь?
— Привез… Но бранится: панику, говорит, зря подняли…
— Ну, это уж нам виднее, — перебил Захария. — Ты объясни ему, что в таких обстоятельствах мы не могли поступить иначе…
— Объяснил…
— А он что?
— Сменил гнев на милость, согласился и сказал, чтоб мы при первой же надобности вернули типографию в гараж.
— За это превеликое ему спасибо! Надобность такая может возникнуть в любой момент… А как с литературой?
Морару помедлил с ответом. Проехав перекресток на бульваре Басараб, он свернул к улице Никульчя и только после этого ответил:
— И с литературой порядок! Позади тебя на полу…
Илиеску обернулся, посмотрел на чемодан и, заподозрив, что Аурел шутит, попытался, не вставая с переднего сиденья, приподнять его за ручку.
— Кирпичи там, что ли?
Морару рассмеялся:
— Я тоже так вначале думал…
Морару смолк. Они ехали по ухабистой, с вывороченным булыжником дороге на внешней стороне «Чимитирул исрайлит». Морару убавил скорость, включил дальний свет и, непрерывно лавируя между выбоинами и кучками камней, отрывисто ответил:
— Погоди малость… Выедем сейчас на Колонел Гика — доскажу… А пока говори, как там наша типография?
— Завалилась одна наша работенка…
— Какая?! — вскрикнул Морару и так резко нажал на тормоз, что Илиеску чуть было не плюхнулся лицом в лобовое стекло. — Как это завалилась? Что ж ты молчишь?! И куда мы везем тогда этот багаж?!
Илиеску расхохотался.
— Да ты и впрямь паникер, Аурикэ! — сказал он, продолжая смеяться. — Прав твой старикан… Умора! Завалилась не типография, а кирпичная стена, которую мы с тобой выложили…
— Тьфу, дьявол! — не то сердясь, не то смеясь, ответил Аурел. — Душа в пятки ушла!
Типография в доме на Филарете была отлично замаскирована. Размещалась она в крохотном помещении без окон и дверей, отгороженном от основного помещения кирпичной стеной, возведенной стараниями Захария Илиеску и Аурела Морару. Они же выложили вплотную к этой стене большую плиту с необычно просторной духовкой, через которую только и можно было пролезть в типографию.
— Плохие мы с тобой, Аурикэ, каменщики!.. Никудышные… Правда, плита получилась на славу: тяга отличная, ни дыма, ни копоти, но все же просчитались… Под стеной пол дал осадку… и стена завалилась. Надо бы сперва выложить под полом небольшой фундамент…
— Куда же в таком случае мы едем, если там авария? — нетерпеливо спросил Аурел. — Я думал, мы повезем туда багаж, как условились с товарищем Траяном!
— Туда и повезем!.. Нашелся среди наших каменщик стопроцентный! Сегодня в ночь должен все исправить…
Морару выехал на широкую магистраль и свернул к площади Филантропии. И тотчас же Илиеску спросил его:
— Так что там все же привез твой старикан в куфэре?
— Говорит, литературу привез… Но только будто не вся она для нас, а есть там еще для кого-то!
— Как это «еще для кого-то»? Он что, вояжер?!
Морару сворачивал к аллее Киселеф, затем ответил:
— Говорит, выручил какого-то товарища…
— Какого там еще товарища? В своем он уме?! А если это провокация?
70
Закусочная, небольшой ресторан.