Страница 11 из 17
Если ген. Алексеев представлял собою генерала старой формации, умудренного громадным опытом Верховного Главнокомандования, то ген. Духонин являлся молодым генералом, по своим личным качествам наиболее отвечавшим творческой работе по воссозданию Российской Армии в новых условиях, создавшихся с падением Царской власти. Но подобно генералу Алексееву, генерал Духонин был слишком скромен и потому не отвечал облику «революционного» генерала, создавшемуся в представлении нашей интеллигенции, воспитанной на идеализации большой французской революции. По этой причине такие лица, как генерал Духонин, не могли быть призваны вовремя.
Подобно тому как возвращение генерала Алексеева на верховождение Действующей Армии явилось запоздалым, так же точно запоздалым было появление на этих верхах генерала Духонина»{56}.
Менее чем за два месяца Н.Н. Духонин провел огромную работу, далеко выходившую за рамки обязанностей начальника штаба Верховного главнокомандующего. «Он внес большой вклад, — писал о генерале его непосредственный начальник А.Ф. Керенский, — в быструю и планомерную реорганизацию армии в соответствии с новыми идеалами. После ряда совещаний в Петрограде и Могилеве, в которых приняли участие не только министр армии и флота, но также главы гражданских ведомств — министры иностранных дел, финансов, связи и продовольствия, — он составил подробный отчет о материальном и политическом положении вооруженных сил. Из отчета следовал один честный вывод: армию следует сократить, реорганизовать и очистить от нелояльных лиц среди офицерского состава и рядовых. После этого армия будет способна охранять границы России и, если не предпринимать крупных поступательных операций, защитить ее коренные интересы»{57}. Здесь необходимо пояснить, что А.Ф. Керенский имел в виду составленную Ставкой Верховного главнокомандующего по заданию Временного правительства «Программу мероприятий по поднятию боеспособности армии к весне 1918 года», одним из основных авторов которой был Духонин.
К этому следует добавить, что генерал разрабатывал также проект создания Русской народной армии, в основу которого был положен принцип территориального и добровольного комплектования частей. Несомненной заслугой Духонина является также создание национальных частей в составе русской армии. Так, по его приказу № 613 от 26 сентября был создан Отдельный Чешско-Словацкий корпус, объединивший в своих рядах все чехословацкие части, сформированные к этому времени на территории России{58}. Корпус состоял из двух дивизий и запасной бригады, основную массу его офицеров и солдат (около 45 000 человек) составляли бывшие военнопленные австро-венгерской армии, готовые сражаться на стороне России за свободу своей Родины. Однако многим другим духонинским планам, весьма полезным для русской армии, так и не суждено было осуществиться.
После ликвидации Временным правительством корниловского выступления в действующей армии еще в большей степени, чем весной 1917г., упала воинская дисциплина. Авторитет правительства и его главы А.Ф. Керенского резко понизился в глазах как офицерского корпуса, так и солдатских масс. С одной стороны, этому способствовали слухи о том, что Корнилов и Керенский якобы заранее договорились занять войсками Петроград и разогнать советы, но Керенский в последний момент струсил. Эта версия, как известно, распространялась и крайне правой, и крайне левой прессой. С другой стороны, Керенский сам собственными последующими действиями способствовал дальнейшему падению авторитета Временного правительства. Речь идет об изданных им в начале сентября приказах, по содержанию очень похожих на подписанные Корниловым июльские, — об установлении на фронте железной дисциплины. Однако разница состояла в том, что они уже не оказывали влияния на солдат.
Авторитет командования, комиссаров Временного правительства и солдатских комитетов, состоящих из эсеров и меньшевиков, также резко упал. Именно период сентября — октября характерен значительным оживлением антивоенных выступлений в действующей армии и многочисленными братаниями с противником. Резкой активизации братания способствовало и то обстоятельство, что новый состав переизбранных солдатских комитетов, где руководство перешло к большевикам, практически легализировал братание и взял проведение его в свои руки. Осенью 1917 г. оно приобрело черты, которых не имело весной, — большую массовость и организованность, в чем, несомненно, сказалась большевизация солдатских комитетов.
Следует еще раз подчеркнуть: для дезорганизации армии наиболее серьезным видом нарушения воинской дисциплины, свидетельствовавшим о действительном падении боеспособности, как справедливо считала и Ставка Верховного главнокомандующего, было именно братание. Например, в объяснительной записке Военно-политического отдела Ставки о состоянии армии в октябре так и указывалось: «в целом ряде таких нарушений самым важным является, несомненно, братание с противником, так как, с одной стороны оно служит проявлением наивысшей деморализации войск, а с другой стороны, сильнее всего подрывает основы боеспособности и дисциплины, вызывая целый ряд эксцессов и осложнений»{59}. В этой характеристике содержится ответ на вопрос, почему большевики так настойчиво вновь взялись за организацию братаний, а немецкое командование, как и весной 1917 г, снова прекратило активные военные действия на Восточном (русском) фронте, чтобы не мешать дальнейшему разложению русской действующей армии.
Генерал-лейтенант Н.Н. Головин впоследствии писал об этом периоде: «На самом же фронте Действующей Армии, после победы над Корниловым, развал пошел уже полным ходом. Большевики и наши враги германцы энергично эксплуатируют создавшееся положение. “Настроение фронта, — доносит в своей сводке комиссар Западного фронта Жданов, — ухудшается в связи с пораженческой агитацией, вливающейся в войска путем печати и проповеди большевизма; распространяются газеты “Буревестник”, “Товарищ”, немецкая газета “Русский вестник”…»{60}
Впрочем, не мешая братанию на сухопутном Восточно-Европейском театре военных действий, германское командование готовило морскую операцию. После занятия Риги 21 августа противник решил уничтожить Морские силы Рижского залива и захватить Моонзундские острова, чтобы сделать из них исходный плацдарм для удара по Петрограду. Пользуясь бездействием английского флота, германское командование сосредоточило в восточной части Балтийского моря две трети своих военно-морских сил, сведенных в отряд особого назначения под командованием вице-адмирала Э. фон Шмидта (свыше 300 кораблей и судов, в том числе 10 линкоров, 1 линейный крейсер, 9 крейсеров, 69 эсминцев и миноносцев, 6 подводных лодок, около 100 тральщиков). Десантные войска неприятеля насчитывали около 25 тыс. человек, вооруженных 40 орудиями, 85 минометами и 225 пулеметами. Их воздушное прикрытие обеспечивали 94 самолета и 6 дирижаблей. Общее руководство Моонзундской операции германского флота (кодовое название — «Альбион») осуществлял командующий 8-й германской армией генерал пехоты О. фон Гутьер. Обороняли Моонзундские острова 116 русских кораблей и судов (в том числе 2 устаревших линкора, 3 крейсера, 36 эсминцев и миноносцев, 3 подводные лодки, 5 минных заградителей, 3 канонерские лодки), 30 самолетов, 10 тыс. пехотинцев и 2 тыс. кавалеристов, располагавших 64 полевыми орудиями и 118 пулеметами. Моонзундская минно-артиллерийская позиция состояла из минных заграждений, 9 береговых батарей (37 орудий) и 12 зенитных батарей (37 орудий).
Надо признать, что командующий Морскими силами Рижского залива вице-адмирал М.К. Бахирев и начальник обороны Моонзундского архипелага контр-адмирал Д.А. Свешников не приняли эффективных мер по организации противодействия германскому флоту. 29 сентября высадкой десанта в бухте Тага-Лахт на острове Эзель противник начал наступательную операцию. Пользуясь численным превосходством, германские войска 3 октября овладели островом Эзель, 5 октября — островом Моон и 6 октября — островом Даго, однако понесли огромные потери. Так, оборона острова Моон продолжалась с 2 по 5 октября. Трое суток Ревельский ударный морской батальон вел бой с превосходящими силами противника. Морские пехотинцы-ударники отвергли все предложения врага о сдаче. Пришедшие русские корабли под огнем неприятеля эвакуировали оставшихся в живых героев.