Игра королев

— Значит, это ваша месть за то, что случилось во время набега за скотом?

Калтер отрицательно покачал головой:

— Мне нужен только Лаймонд.

— Вам нужен только Лаймонд, — повторил Бокклю и швырнул поводья, отчего лошадь Ричарда чуть не встала на дыбы. — Вам нужен только Лаймонд, и ради этого вы готовы пожертвовать всем и вся. Матерью, женой, людьми, которые были вашими друзьями. Сколько друзей у вас осталось? Скажите-ка мне.

— Достаточно.

— Достаточно — для чего? Королева ждет вас в Стерлинге — а где болтаетесь вы? Гоняетесь за моим сыном во имя вашей ложно понятой чести! И ради чего? Сибилла не хочет этого — а ведь честь ее затронута поболее, чем ваша. Вы ничего не добьетесь, разве что насмешите до смерти вашего братца. Зачем вам все это надо? Оглянитесь вокруг. Все прямо говорят, что не правосудие вы хотите свершить, а утолить самую немудрящую, бешеную, снедающую вас ревность.

Ричард гневно крикнул:

— Придержите язык, Скотт! — Грудь его под кожаной безрукавкой бурно вздымалась. Потом он добавил, овладев собой: — Я не хочу обсуждать это с вами.

Бокклю, тоже сдерживаясь, проговорил:

— Я уже почти закончил. Осталось только сказать, что я теперь не только против Лаймонда, но и против вас. Я ненавижу его не меньше вашего, но хочу благополучно увести Уилла от него. И пока Уилл не вернется, на вашем пути к Лаймонду всегда буду стоять я. Я не желаю зла ни вам, ни вашей жене, ни тем более вашей матери. Но удержать меня вы можете, только рискуя своей жизнью. А она меня мало волнует. — Развернувшись, он галопом направил одолженную лошадь из леса.

Джонни Булло добрался до Башни раньше Скотта.

Когда прибыл Уилл, почти все люди уже ушли. Большую часть лошадей тоже угнали. Башня, и без того полуразрушенная, теперь выглядела совершенно заброшенной, словно то, что люди покинули ее, отняло у камня последнюю теплоту.

Лаймонд сидел в пустом зале, а рядом с ним стоял Джонни Булло. По улыбке, гулявшей на лице цыгана, можно было догадаться, что он поведал Лаймонду о происшедшем. Уилл Скотт подошел к ним, готовый излить всю ярость, что клокотала у него в груди, но Лаймонд был тверд, как скала.

— Дорогой мой! Я слышал, отец раскрыл тебе объятия — но ты предпочел приникнуть к моей груди.

— Я был глуп, рассчитывая на что-то. — Скотт сверкнул глазами в сторону Джонни Булло, а потом снова уставился на Лаймонда. — Вы были абсолютно правы. Черт меня побери, если я еще хоть раз поверю кому-нибудь!

— Мне представляется, что свидание это изобиловало резкими перепадами в стиле. Джонни, как тебе удалось предупредить его?

— В одном доме, где мы представляли, я кое-что услыхал. А человек я сообразительный.

— И ты опередил события. — Лаймонд, поднявшись, направился к двери. — Вообще-то говоря, мне твои метания порядком надоели, и вряд ли у меня достанет душевных сил терпеть их дальше.

Джонни, выдержав взгляд синих глаз столько, сколько того требовало чувство собственного достоинства, пожал плечами, поднялся и вышел. Лаймонд закрыл за ним дверь и вернулся.

— Джонни… — начал было Скотт с яростью в голосе.

— Джонни творит пакости с той же легкостью, как корова дает молоко. Ты это знаешь не хуже меня. Но при этом он думает головой, а не желудком, или где ты там держишь свои неповторимые ощущения. — Он удобно прислонился к камину и принялся постукивать по камню рукой. Скотт внезапно понял, что ему нужно готовиться к отпору. — Ты держал встречу в секрете. Почему?

— Потому что это не ваше дело. — Скотт все еще был в ярости.

Лаймонд ответил мягко:

— Давай-ка окунемся в моральную философию, как в живую воду. Двойная игра — это как раз мое дело.

— Знаю. Но не мое, — жестко отрезал Скотт, и Лаймонд улыбнулся.

— Я не верю тебе.

Последовало чреватое бурей молчание. Прервал его Скотт, все еще негодуя.

— Я просто хотел поговорить с отцом. Вам не о чем беспокоиться.

— Не о чем. Кроме того, что ты держал это в тайне.

— Вы же не читаете мораль Куку-Спиту каждый раз, когда он идет к женщинам.

— У его женщин, даже самых настырных, нет стаи гончих собак и двух тысяч вооруженных людей. Ты здесь — единственный, кто может что-то выиграть, продав нас. И что бы ты ни натворил, тебя единственного из всех нас ждет тепленькое местечко среди тех, кто послушен закону. Ты единственный из всех нас испытываешь нездоровый интерес к этике, а твердости суждений в тебе не больше, чем в айвовом семечке, что плавает в стакане глинтвейна. Так вот, либо ты будешь верен той присяге, которую с таким пылом принес мне в прошлом году, либо я поступлю так, как считаю нужным. Я не собираюсь сидеть и ждать, что ты выкинешь в следующий раз.

Скотт, весь дрожа от ярости, ответил:

— О, если хотите, я буду обо всем сообщать вам. О каждом чихе. О желании причесаться на пробор. Но я не могу понять, какое, черт возьми, вам до этого…

— Там был лорд Калтер, — мягко заметил Лаймонд. — Верно? А я мог бы пожелать встречи с Бокклю.

— Ну еще бы. Но я не знал, что Калтер приедет туда. И какую бы присягу я ни давал, вряд ли вы полагаете, будто я дошел до того, чтобы продать родного отца.

— Не знаю, оценит ли он тонкость твоей натуры.

— Я уже сказал, что совершил ошибку.

— И, очевидно, мы тоже.

— Почему, ведь я же здесь, разве нет? — завопил Скотт. — Я не нарушил слова. Ведь это Бокклю…

— После того, как он позволил сбить себя с ног. Наслышан.

— Позволил!

— Бокклю тоже думает головой, а не… Тебе не кажется, что я могу нанести твоей драгоценной семейке куда больше вреда, чем лорд Грей?

— Я…

— И если ты сбежишь, я это непременно сделаю.

— Но…

— А потому, Рыжик, если ты собираешься нарушить присягу, то тебе придется идти до конца. Тебе придется выдать нас всех. На это-то твой отец и рассчитывал. — Молчание. — Ну? — вопросил Лаймонд.

— Вам нечего бояться. Это больше не повторится, — холодно отвечал Скотт.

Лаймонд уставился на него:

— Временами твои речения освежают душу, а временами ты сам не думаешь, что плетешь. Я и так не боюсь. Я и сам знаю, что это больше не повторится. Я жду извинений.

Ответ Скотта был неразборчив, и Лаймонд вплотную подошел к юноше. Его ездовой костюм, вычищенный после возвращения из Танталлона, сидел, как влитой, волосы сверкали, будто стеклянные, и напевный голос звенел им под стать. Лаймонд был безукоризненно, удручающе трезв.

— Если тебе неймется потягаться лично со мной, милости просим. Можешь попробовать. Но я не позволю тебе ставить под угрозу жизни шестидесяти человек ради твоих оскорбленных чувств и мальчишеских бредней. Что бы ни было у тебя на уме, но ты попал в ловушку, а вместе с тобою едва не попали мы; и не важно, кто устроил ее — твой отец или кто-то другой. Намерения, твои или чужие, не имеют значения. Они никогда ничего не значат и никогда никого не извиняют: заруби это себе на носу. Если бы я рассказал хоть одному из твоих дружков, которые сейчас в Кроуфордмуире, о том, что случилось, они ободрали бы тебя как липку и были бы правы. В следующий раз не премину им сообщить. Тебе ясно?

Это было ужасно несправедливо, и Скотт, используя первое оружие, оказавшееся под рукой, в ярости выпалил:

— Не вам бы говорить! Почему меня должна заботить их судьба? Вы, не задумываясь, продадите любого из нас, если хорошо заплатят. Разве что вам больше нравится взрывать монахинь.

Наступила жуткая тишина. Потом, тщательно выбирая слова, Лаймонд произнес:

— Опрометчиво, Скотт. Никогда не говори с чужих слов. И в особенности на эту тему. А теперь убирайся с глаз моих долой.

Добавить к этому было нечего. Скотт вышел, сел в седло и направился в Кроуфордмуир, едва осознавая, что из всех стычек между ними эта была первой, в которой он так или иначе не спасовал.

Скотт ехал на запад, а его отец направлялся на север.

Не сразу Бокклю, испытавший горькое разочарование, подумал о том, откуда же Калтер мог узнать об их встрече с Уиллом. Он рассказал Сибилле, но та не меньше его желала держать Калтера подальше от Уилла и Лаймонда. Но кто же тогда?