Страница 7 из 56
Тамара Павловна Кушкина пришла к врачу снова, не через месяц, а через два. На его вопросы отвечала нехотя, вяло, уклончиво, но потом ее прорвало, и она запальчиво и с вызовом сказала:
— Я, доктор, пробовала делать то, что вы мне посоветовали, но больше не могу. Надо адское терпение иметь, чтобы выслушивать его рацеи. Но при этом он еще не соглашается со мной, с культурным человеком, а спорит. У него, видите ли, «свое мнение»! А какое у него может быть свое мнение, когда он в вопросах искусства разбирается, извините, как тот любитель «телика» из анекдота, который посмотрел «Войну и мир» и сказал, что был очень удивлен, когда Наташа из Ростова вышла замуж за графа Безносова. Я прекратила с ним всякие разговоры на эти темы. И вообще... не могу. Это выше моих сил!..
Тут мой приятель, рассказывая мне эту историю, сделал длительную паузу. Я спросил его:
— И это все?
— Нет, не все! — сказал врач. — Теперь ко мне в поликлинику на прием ходит не сам Кушкин, а Тамара Павловна. Она тоже стала разговаривать сама с собой. Высказывается она не в аспекте мыла или зубной щетки, подобно своему супругу, а делится с собой - в моем присутствии — впечатлениями от прочитанных книг и увиденных телеспектаклей. Терапия моя в основном заключается в том, что я все эти сто слов несусветной околесицы в минуту покорно выслушиваю. Я стал как бы другом дома Кушкиных, не выполняя, конечно, его основной функции. Разводиться они не собираются, так и живут по принципу двух параллельных линий, которые, как видите, не пересекаются не только на плоскости, но и в жизни.
— Неужели ничем нельзя им помочь?
На лице врача заиграла этакая мефистофельская улыбочка.
— Медицина тут, увы, бессильна!
Букет артиста
Когда человеком овладевает большая мечта, наполняя все его существо едким жаром невыполнимых желаний, трудной и горькой становится его жизнь.
Людмила, тощая, глазастая девочка с жидкими каштановыми косичками, возмечтала, что она, когда вырастет, станет знаменитой эстрадной певицей, будет выходить на сцену в шикарном длинном платье и покорять публику своим пением. Наверное, мечту эту заронил в ее душу могущественный «телик» своими песенными передачами, которые Людмила слушала и смотрела все подряд, не пропуская ни одной.
Беда Людмилы заключалась в том, что у нее совершенно не было слуха. Только встанет она, бывало, перед зеркалом в прихожей и, проникновенно глядя на свое отражение, затянет: «Издалека до-о-лго...», как Лешка, старший брат, уже кричит из их общей комнаты:
- Милка, до-о-о-лго ты еще-будешь так выть?!
- Я не вою, я репетирую. «Течет река В-о-о-олга!..»
Лешка, нахальное вихрастое создание, выходит в прихожую. Презирающий, надменный, с задачником алгебры в руках.
— «Д-о-олго» надо чуть вверх брать после «издалека», а ты тянешь вниз. Слушай: «Издалека д-о-олго течет река Во-о-олга...» — Слух у Лешки был абсолютный. Таинственный медведь, наступивший своей мохнатой задней лапой на маленькое розовое Людмилино ушко, прошел мимо оттопыренного красного уха ее братца — не заметил!
Оборвав музыкальную фразу на полуслове, Лешка повторил безжалостно:
- Двух нот не можешь правильно взять, а мечтаешь стать знаменитой певицей! У тебя нет слуха, запомни это и выброси всякую дурь из головы.
Легко сказать «выброси»!
Людмила огрызалась:
— Музыкальный слух можно развить!
— Кто тебе это сказал?
— Девочки в классе говорили!
— Нет, брат, чего нет, того нет, — резал Лешка и, презрительно выпятив нижнюю губу, провозглашал противным, сдавленным голосом: — Выступает заслуженная певица Людмила Медвежкина, исполнительница популярной песни «Не тяни кота за хвост»! Нервных и малокровных просим выйти из зала!
Людмила в ярости кидалась на Лешку с кулачками, а он с хохотом убегал к себе и, приоткрыв на минуту дверь в коридор, бросал директивно:
— В общем — ты кончай свои репетиции, Зыкина, а то я маме скажу, что ты мешала мне решать задачи!
«Может быть, правду говорит Лешка насчет музыкального слуха, что нельзя его развить?» - мучилась Людмила.
Помучившись, решила: «Напишу письмо знаменитой певице... нет, лучше певцу, и попрошу его ответить на этот вопрос. Подпишусь - девочка Людмила. На письмо девочки певец обязательно ответит».
Письмо Людмила решилась написать певцу Георгию Камаеву. Несравненному! Прекрасному! Замечательному! Да, да, ему. Только ему!..
Но не написала! В школе на большой перемене она познакомилась с одной девочкой — Тасей, чуть постарше ее, на один класс. Оказалось, что Тасин отец директор большого клуба, где часто бывают концерты с участием самых знаменитых певцов и певиц. Тася многих знает лично, потому что когда надо вручать артистам букеты цветов, на сцену выпускают ее, Тасю, она выбегает и... вручает. Это очень интересно!
— И Камаев у вас выступал? — спросила Людмила от благоговейного волнения шепотом.
— Выступал! И будет выступать в ту субботу! — ответила Тася и небрежно прибавила: — Между прочим, я с ним познакомилась.
— Как... познакомилась?!
— Очень просто! Знаешь, сколько у него поклонниц? Они мне вместе с букетами суют свои записочки для него, и я...
— А что они ему пишут?
— Разные глупости. Они в общем такие... «с приветом»! Я к нему в гримуборную в антракте запросто захожу, он очень простой и симпатичный. Приходи в субботу на его концерт, будем вместе слушать, я скажу папе.
Людмила тут же призналась Тасе во всем и стала умолять новую подружку передать Камаеву ее письмо. Но Тася сказала:
— Зачем тебе писать ему письмо? Ты не Татьяна из «Евгения Онегина» Пушкина, а он не Евгений Онегин из него же. Я тебя проведу за кулисы, и ты лично поговоришь с Камаевым в его уборной.
И вот свершилось! Людмила и Тася стоят в уборной Георгия Камаева. Людмила изо всех сил таращит глаза. Нет, это не сон! И не телевизионная передача!
Несравненный, прекрасный, замечательный Георгий Камаев в белопенной рубашке (его темно-синий пиджак висит на вешалке на стене) сидит на стуле перед зеркалом и, улыбаясь, смотрит на девочек. Живой, настоящий, не экранный.
На подоконнике, на диване — всюду валяются букеты цветов. Боже мой, сколько их! Камаев держит в руках какую-то бумажку. Наверное, это записка от той толстой накрашенной тетки. Тася передала записку певцу вместе с букетом, когда выбегала вручать.
Тася говорит:
-— Георгий Георгиевич, что мне ей ответить? Она же будет приставать ко мне, эта тетка.
Камаев громко читает записку:
— «Камаев, почему вы не отвечаете на письма женщины, которая открыла вам свое сердце?»
— Мадам! — говорит Камаев. — Я не просил вас открывать мне ваше сердце, тем более что я вас не знаю!
Камаев рвет записку и бросает клочки бумаги в пепельницу на столике. Тася смеется.
Камаев берет другую записку и снова громко читает:
— «Раньше я вас обожала, а теперь ненавижу за то, что вы никогда не исполняете то, что я прошу вас исполнить!»
— Я не солист вашего величества! — объявляет Камаев и рвет записку.
Берет третью и снова читает вслух:
— «Это правда, что вы разошлись со своей женой?»
— Вранье! Но какое, вам вообще дело, сударыня, до моей личной жизни!
Он рвет записку и смотрит на Людмилу.
Сейчас надо задать ему свой вопрос. Но Людмила чувствует себя сейчас так, словно она только что проглотила разорванные Камаевым на ее глазах записки и они превратились в ее горле в жесткий бумажный ком, он мешает ей вытолкнуть из глотки нужные слова. Тася приходит ей на помощь.
— Эта девочка моя подружка, Георгий Георгиевич! — бойко тараторит Тася. — Ее зовут Людмила. Она хочет стать знаменитой певицей, но у нее нет музыкального слуха. Может ли она его развить? Скажите ей!
Кое-как проглотив свой ком, Людмила пищит: