Вне подозрений

— И вы пригласили ее сесть к вам в машину? В «Мерседес»?

— Она сразу устроилась на пассажирском сиденье. Не могла подождать ни секунды. Говорю вам, она работала и участвовала в игре.

— Нет. Вы взяли с собой невинную девушку и убили ее ради собственного удовольствия.

Его лицо исказилось от гнева. Он отодвинул стул, разразившись длинной тирадой:

— О’кей. Она заорала. И я сказал ей: «Перестань кричать!» Но она так и не перестала. Пыталась выскочить из машины. Бог ты мой, да нас кто-нибудь мог увидеть. Я схватил ее за волосы и втащил назад, в салон. В следующую минуту она плюхнулась на сиденье и застонала. Нет, вы мне ничего не пришьете. Не мог же я выбросить ее на асфальт. Она меня узнала. Разве вам не ясно? Она знала, кто я такой. А я хотел от нее избавиться. Она не оставила мне выбора. — Он с унылым видом почесал голову.

— Она не была шлюхой. Вы расправились с прелестной и невинной девушкой вроде ребенка на фотографии, которую вы мне показывали.

— Господи, да сколько раз мне вам повторять? Она меня узнала. Черт возьми, ей было известно, кто я. И она ничего не соображала. Полночи возил ее по городу. Я должен был это сделать. Должен был ее убить. Она меня знала и… — Дэниэлс закрыл глаза. — Какое у нее было прекрасное тело, одновременно твердое и мягкое. И до чего она была хороша. Я снял с нее белый «спортивный» лифчик, перевернул на живот и связал ее гладкие, тонкие руки. А затем вновь опрокинул на спину. Прекрасная девушка, такая чистая и хорошенькая…

Он остановился на какую-то секунду, крепко зажмурил глаза и обхватил руками колени. Дэниэлс описал, как стянул с нее колготки и принялся обматывать их вокруг ее шеи. Мелисса Стивенс была первой юной девушкой, с которой он занялся сексом, и, когда она очнулась, он еще находился в ней.

— Она завизжала. Я хотел, чтобы она успокоилась и стихла. Но она не останавливалась. А после начала стонать и кричать, умоляла меня не делать ей больно, и я тогда…

Дэниэлс глубоко вздохнул и рассказал о том, как поцеловал ее. Он никогда прежде не целовал своих жертв столь нежно и страстно. Анна слушала его с отвращением, а он распалялся все сильнее и фантазировал, как будто убийство являлось для него романтическим приключением и страдания жертвы лишь усугубляли его жалость к самому себе. Нет, Анна не должна была ему это позволять, и он так легко не отделается.

— Но вы же не просто целовали ее, не так ли? Не так ли? — отрывисто спросила она.

Когда Дэниэлс открыл глаза, она впервые увидела, что в них застыл страх. Потому что теперь Анна поняла его до глубины души. И он ее испугался. Она видела его насквозь.

Анна жестко контролировала свои эмоции, и ей хватило духа продолжить:

— Вы откусили кончик ее языка, а затем съели его.

— Я не собирался это делать. Просто не желал, чтобы она кричала на всю улицу.

— У нее не было подобной возможности. Она доверяла вам. Она преклонялась перед вами.

И вот безумие прорвалось наружу. Дэниэлс вскочил на ноги и заорал:

— Не читай мне свои гребаные лекции, сука! Ты у меня — следующая на очереди!

Лангтон с силой взял его за плечи и усадил на место.

Дэниэлс сопротивлялся. Лангтон что-то пробурчал. Анна обвинила Алана Дэниэлса в одиннадцати убийствах, включая жертв в Соединенных Штатах. В ответ на каждое произнесенное имя Дэниэлс мямлил «да» и признавал себя виновным в этом убийстве. Он в восьмой раз сказал «да», наклонив голову и полузакрыв глаза. Анне показалось, что он стал похож на спящее пресмыкающееся. Когда она назвала последнее убийство, Дэниэлс вновь поднял голову, услышав имя Мелиссы Стивенс. Похоже, его страх бесследно исчез. Он откинулся на спинку стула.

— Знаете, я ни одного дня не проведу в этой вашей тюрьме.

Анна удивленно подняла брови и сложила папки с досье. Лангтон открыл ей дверь, и она покинула комнату для допросов, не оглянувшись назад. Дело подошло к концу.

Позднее, в тот же день, Дэниэлса увезли в тюрьму «Уандсуорт» ждать приговора суда. Без каких-либо надежд на освобождение на поруки или под залог; Радклифф даже не подал кассацию.

Макдоуэлла выпустили из тюрьмы, сняв с него прежние обвинения и признав непричастным к убийствам. Ему оплатили стоимость проезда до Манчестера, где он также должен был предстать перед судом за хранение наркотиков. Разумеется, все эти дни он не пил, и воздержание пошло ему на пользу, он почувствовал себя спокойнее и увереннее, но как только сел в поезд в Юстоне, сразу сорвался и отправился в вагон-ресторан.

В таблоидах на разные лады пересказывалась история ареста, допроса и признания Дэниэлса, а по телевизору в программах новостей при любой возможности показывали кадры из фильмов с его участием и фотографии. Журналисты брали интервью у актеров и актрис, работавших с ним. Его известность росла не по дням, а по часам. Его имя повторяли в каждом доме. Вот она — слава, к которой он так стремился, но вряд ли сознавал это, сидя в одиночной камере. Многие заключенные в «Уандсуорт» были готовы его растерзать, и в тюремных коридорах днем и ночью слышались оскорбительные выкрики и свист.

Лангтон и члены его команды уединились в ситуационной, раскладывая по порядку многочисленные коробки с вещественными доказательствами. Работа заняла у них несколько дней. Наконец они собрали сто двадцать коробок с досье и свидетельскими показаниями, чтобы передать их в суд — обвинителям и защитникам арестованного.

Мелиссу Стивенс похоронили скромно, без шума и участия посторонних. Через две недели по ней отслужили заупокойную мессу, на которой присутствовали все члены команды. Ее родители устроили прекрасную скорбную церемонию и поблагодарили служащих полиции с церковной кафедры за то, что они наконец позволили их дочери упокоиться с миром. Члены команды стояли плечом к плечу и пели любимый псалом Мелиссы: «Все в мире светло и прекрасно». Родители постарались, чтобы грубые и страшные подробности ее смерти не омрачили заупокойную мессу. Да она и сама была такой, как пелось в этом псаломе: светлой и прекрасной. Девушкой, о которой вспоминали с любовью и гордостью. Заупокойная церемония осталась в памяти каждого как трогательное чествование ее короткой жизни.

Лангтон и Анна целый день работали вместе, складывали документы в коробки. Когда он спросил ее, не хочет ли она где-нибудь пообедать с ним вечером, Анна охотно согласилась, и они выбрали итальянский ресторан. Она предложила заехать за ним в восемь часов. И долго решала, что ей стоит надеть. Осмотрев свой гардероб, Анна заметила платье, в котором отправилась с Дэниэлсом на балет, швырнула его в пластиковый пакет и выбросила в мусорное ведро.

Ее малолитражку заперли в гараже отделения, обнаружив вмятины на капоте. Машина нуждалась в тщательной проверке и починке. Когда Анна узнала, что она будет готова лишь через пару дней, то заказала такси. Оно должно было подъехать к ее дому и по дороге в ресторан забрать Лангтона.

Ехать в этот вечерний час не составляло труда — пробки уже давно рассосались, и Анна оказалась у дома Лангтона на пять минут раньше назначенного срока. Этого времени ей как раз хватило, чтобы подняться и увидеть, как он нежно целует Нину на прощание. Анна бегом спустилась к такси и приказала шоферу довезти ее прямо в ресторан.

По пути она позвонила Лангтону и предупредила, что они встретятся в зале.

Лангтон опоздал на полчаса, но, очевидно, ему понадобилось время, чтобы одеться и побриться. Они сели за маленький столик со свечами, болтая, как старые друзья, хотя ни разу не оставались наедине после той проведенной вместе ночи. Лангтон был само обаяние, да и Анна чувствовала себя непринужденно. В отличие от него, она прекрасно знала, чем завершится этот вечер.

— Ты как-то изменилась, — сказал он, когда от них отошел официант. Они говорили о разных пустяках, избегая главного и давно наболевшего.

— Неужели?