Страница 19 из 132
Сейчас Максимов поднял на Южанина глаза и спросил:
- Видели, со мной прибыл лейтенант Кормушенко, младший штурман/Он нам нужен?
- «Нужен» - не то слово, товарищ адмирал. Просто необходим! На двести девятой давно ждут командира группы штурманских электриков.
- Ну что ж… Назначайте туда, - равнодушным тоном проговорил Максимов.
* * *
Начинался новый день с обычных дел.
График зачетных стрельб, заявки на корабли-мишени, по которым будет наноситься удар, ремонт кораблей, строительство плавательного бассейна и многое-многое другое…
В иллюминаторы пробивался рассвет. В такое время Максимов обычно сходил с плавбазы и отправлялся на пирсы. В черной кожаной куртке с меховым воротником и пилотке, он ничем не отличался от остальных подводников. Поминутно отвечал на приветствия, а завидев невысокого худощавого офицера, с золотистым венчиком капитана первого ранга на козырьке фуражки, остановился и уважительно протянул руку:
- Поздравляю, Иван Петрович. Скоро нас, грешных, догоните…
- Спасибо, товарищ адмирал, при своих бы остаться…
- Ну-ну… к чему такая скромность?
Это был командир двести девятой лодки Доронин, еще недавно капитан второго, а сегодня уже первого ранга. Может показаться неправдоподобным, что когда-то этого здоровенного мужчину называли «дитя блокады». История очень простая: десятилетним мальчуганом лишился он родителей, умерших в голодном Ленинграде. Счастливый случай свел его с моряком, встретившимся на улице. Тот привел слабого, истощенного мальчика к себе на корабль, а потом переправил в Кронштадт на плавбазу подводных лодок.
Доронин выучился на сигнальщика. Правда, он был слишком мал, и в боевые походы на лодках его не брали, но хватало забот и на берегу: он нес вахту наравне со взрослыми, провожал и встречал корабли. Ну а дальше решилось все само собой: после войны пошел в училище, закончил академию и шаг за шагом поднимался по крутой, извилистой служебной лестнице. И вот он капитан первого ранга, командир подводного атомохода.
Немножко строптивый, резковатый, способный даже начальству говорить в глаза не очень приятные вещи, он нравился Максимову, который не раз сам признавался: «Мне по душе люди, способные не только соглашаться, но, когда нужно, и поспорить со мной, отстоять свою точку зрения». Он ценил Доронина за то, что при всем внешнем педантизме в нем жила не бросающаяся в глаза и даже не всегда приметная, но неукротимая любовь к морю и кораблю, что на языке Максимова называлось «искрой божьей».
- Вы знаете, в вашем полку прибыло, даем вам младшего штурмана - лейтенанта Кормушенко.
Доронин понимающе кивнул:
- Слышал. Мне как раз командира группы не хватало.
- Учтите, он с семьей. Устроить надо сегодня же… Они вместе зашагали к кораблям.
Темные силуэты атомоходов напоминали морских чудовищ, всплывших на поверхность, чтобы жадно вдохнуть воздух и снова уйти в глубину.
3
Голубой автобус мчался широкой снежной дорогой, зажатой между сопками. При появлении встречных машин водитель совершал головокружительные пируэты. Пассажиры, ничего не замечая, дремали, занимались чтением, беседовали… Только Геннадий Кормушенко не отрывался от окна и при каждом повороте хватался за блестящие металлические поручни.
Возле приземистого, вытянувшегося в длину одноэтажного здания автобус остановился. Моряки устремились в двери. Геннадия встретил незнакомый офицер в белом халате, белом колпаке, похожий на врача-хирурга, только что закончившего операцию. Впрочем, он и был врач - капитан медицинской службы, только особой службы, существующей лишь на базах атомных кораблей.
- Вы товарищ Кормушенко? - спросил он.
- Так точно.
Геннадий протянул пропуск. Видя, как быстро людской поток растекается по кабинам, он решил: да, это тебе не обычный КП.
Геннадий еще не знал, что тут действуют свои жесткие законы, обязательные для военных всех степеней и рангов - от матроса до министра обороны.
Через несколько минут он стоял в кабине перед двумя шкафчиками с надписями: «чистое», «грязное». Он снял с себя все, в чем приехал, и хотел было повесить в «грязное», но капитан предупредил:
- «Грязное» у нас лодочное. А что на вас, считается «чистым»…
Вот уж не думал Геннадий, что новенький вязаный шерстяной костюм с фабричным клеймом, который он надел в первый раз, может считаться «грязным». Он посмотрел на себя в зеркало: если бы не черная пилотка на голове, ни дать ни взять гимнаст или бегун на длинные дистанции…
В новом костюме, новых ботинках, куртке с меховым воротником, он, кажется, впервые ощущал себя настоящим подводником.
- Вот вам дозиметр, - капитан вручил приборчик величиной с вечное перо и такой же формы, даже с блестящим зажимом для кармана. - Заметьте, у него есть и световая, и звуковая сигнализация. Если где засоренность, он вас предупредит, а вы должны немедленно поставить в известность нашу службу. А теперь можете идти на пирс. Ваш корабль у третьего причала с цифрой двести девять на борту. Желаю успехов!
Он шагал вдоль причала, над которым высились темные силуэты кораблей. Но не корабли, не люди в меховых куртках и черных пилотках с белым кантом, казавшиеся родными братьями, привлекали внимание Геннадия; ему почему-то бросались в глаза плакаты: «Зона строгого режима», «Сюда не ходить!», «Здесь курить строго воспрещается!», «Осторожно, радиоактивность!»
«Что бы это значило? - подумал он. - Неужели тут и впрямь радиоактивность? Зачем же тогда предупреждать, ведь все равно не поможет». Этот плакат поверг его в смущение. И, как нельзя кстати, рядом объявился все тот же капитан медслужбы. Сейчас он был тоже в куртке и пилотке на голове.
- Часы можете взять с собой, - сказал он. - Без часов не обойтись на корабле.
И протянул ручные часы, оставленные лейтенантом в кабине. Геннадий поблагодарил и, показав на плакат, заинтересовался: что бы это могло значить?
- Ничего страшного. В этом месте складывается крепежный материал после ремонта на лодках, пока его не свезут и не закопают. Все знают, а лишнее предупреждение никогда не мешает. Помните, я вам сказал - береженого бог бережет?…
- Ах вот как!
Капитан подмигнул одним глазом и поспешил в обратном направлении…
Геннадий прибыл на корабль и был представлен своему будущему начальнику капитану третьего ранга Таланову, человеку средних лет, с характерно вытянутым лицом и полными мясистыми губами. Он производил впечатление воспитанного, интеллигентного человека, держался просто, ничем не подчеркивая свое начальственное положение. Говорил с Геннадием на равных, точно они были однокашники, встретившиеся после долгой разлуки. Расспрашивал об училище, интересовался, кто там преподавал навигацию, а услышав имя штурмана Семенова, даже обрадовался:
- Как же, знаю! В Петсамо прорывался с нашими подводниками и просто чудом вывел лодку из сетей.
Протянув руку к полке, он достал и показал Корму-шенко книгу с автографом прославленного штурмана, в которой детально описана драматическая история.
- Выходит, у нас общий учитель. Дай бог когда-нибудь нам с вами такую славу заработать.
- Да, Семенова все штурманы почитают… - сказал Геннадий, обрадовавшись тому, что нашелся общий знакомый.
- Поскольку мы из одного гнезда вылетели, можно рассчитывать на взаимное понимание. Только учтите, наша альма матер не всегда поспевает за прогрессом техники. У нас новый навигационный комплекс. Вы с ним знакомы?
- В училище не изучали. Мне повезло, я был мичманом на стажировке. Командир группы ушел в отпуск, я его замещал. В общих чертах имею представление…
- Тем лучше. Стало быть, легче приобщиться к делу. Мне говорили, вы женаты и у вас есть дочь? Геннадий кивнул:
- Все верно. Я еще не устроился. Приютил нас контр-адмирал Максимов. Может, мне надо было сначала одному приехать?