Страница 29 из 50
В первый же день они подстрелили несколько гитлеровцев, а уже на третьи сутки число уничтоженных врагов перевалило за полтора десятка — штук, как сказал бы Мосияшвили…
— Вот теперь уж накормим блинами! Вволю!.. — пообещал Павлов.
Однако с каждым днем улов снижался. Гитлеровцы и раньше не рисковали открыто разгуливать вблизи Дома Павлова, а теперь они и вовсе забились в щели. Случалось, что у снайперов выдавался, как они говорили, пустой день. Но снайпер — это терпение и выдержка. А нервы у Трохимовича и Веселова крепкие.
За две недели, что эти двое охотились из Дома Павлова, на их счету оказалось тридцать шесть убитых гитлеровцев. Удачно выполнили они и второе задание — засекли несколько вражеских огневых точек. А потом батареи обрушили по этим целям меткие удары.
Оставаться долго на одной позиции снайперу опасно. В конце концов его обнаружат. Поэтому через две недели Трохимовича и Веселова отозвали. А вскоре пришла другая пара снайперов. Новую огневую позицию они оборудовали на третьем же этаже, но в другом крыле.
И снайперская охота из Дома Павлова продолжалась.
Позвонил Наумов:
— Вечером к вам два товарища придут. Примите их, как полагается. Они сами скажут, что им надо. Да глядите там… — многозначительно добавил командир роты, — поберегите. Чтоб пулю-дуру не словили…
Что за важные такие птицы?
— Чего тут гадать, — сказал Павлов. — Хороший гость — хозяину почет…
— А возле доброго гостя и хозяин поживится, — вставил Воронов. — Как медные котелки… — добавил он, блеснув своими крепкими зубами.
Наступил вечер. У выхода из траншеи, тесно прижавшись к стене, стоял на посту Рамазанов. Он был предупрежден и теперь ждал, пока появятся эти именитые «два товарища».
Противник, как и всегда, постреливал. Рвались мины, раздавались короткие автоматные очереди, а иногда совсем близко строчил пулемет. У гитлеровцев в это время обычно ужин, но чтоб не давать передышки, стрельбу продолжают дежурные. Впрочем, враг коварен, и ручаться за точность расписания нельзя. Тем не менее это были часы относительного затишья, и ходить старались именно в такое вечернее время. А людей по траншее ходит немало. Из роты носят боеприпасы и еду, идут водоносы. Чаще всего можно видеть с бидоном, а то и с ведром неразлучных подружек Наташу и Янину или Зину Макарову — она брала с собой кого-нибудь из подростков, так как идти надо вдвоем, иначе ведро не перетащить через злополучную бетонную стенку, что все еще торчит поперек траншеи.
Рамазанов наиболее тонко изучил повадки врага и регулировал движение. Он знал, когда лучше всего перемахнуть через остаток фундамента, в какой момент можно с меньшим риском войти в ход сообщения или выйти из него, наблюдая за теми, кто идет, он громким шепотом командовал:
— Стой!.. Ложись!
Но вот мина уже разорвалась, выстрелы отзвучали, и Рамазанов тем же шепотом подает новую команду:
— Быстро! Давай!..
В ходе сообщения показались две незнакомые фигуры. Не иначе как это и есть те знатные гости та батальона, а может, и повыше, которых командир роты приказал встретить подобающе… Больше сейчас тут идти некому: свои все дома.
К всеобщему удивлению, это оказались две женщины. В рваных пальтишках, стареньких платках — ни дать ни взять беженки, каких теперь в Сталинграде немало.
Но это были вовсе не беженки, а коренные сталинградки — Маруся Веденеева, вальцовщица с обгоревшей мельницы, и ее подружка Лиза, продавщица магазина. Им едва по двадцать лет. Обе жили в домиках под кручей на волжском берегу. Здесь в застала их война. Можно сказать, подошла к самому порогу. Уехать из города не удалось, куда подашься, когда у обеих больные мамы да старенькие бабушки, а на Волге такое творится…
Как-то девушек позвали в штаб — он был тут же, рядом. Немолодой майор с седеющими висками стал расспрашивать, где росли, где работали. А потом, немного помолчав, не то спросил, не то предложил:
— Пойдете в разведку…
Прямо к зверю в пасть! От неожиданности опешили. А Лиза, так та чуть не разревелась.
— Подумайте, девушки, и соглашайтесь. Вы нам сильно поможете.
Он сказал это как-то очень просто, и они поняли, что отказываться нельзя.
— Раз надо, пойдем. — Маруся строго посмотрела на подругу. Та растерянно кивнула головой. — Но что придется делать?
— Делать ничего не придется, — мягко сказал он. — Надо только разузнать, куда фашисты отправляют советских людей, в каких домах живут офицеры да еще один немаловажный вопрос, — майор улыбнулся, — по каким дням там топится баня… Только и всего… А потом сразу назад. Ну и, разумеется, о том, куда идете, никому ни слова…
— А маме можно? — спросила Лиза. Она уже пришла в себя.
— Разве только что маме, — согласился майор. — Но больше никому!..
Потом другие военные рассказали, какой идти дорогой, хотя город был девушкам знаком, пожалуй, получше, чем наставникам. Разведчицам велели заучить пароль, одеться попроще, вымазать чем-нибудь лицо — сажей, что ли, да обвязаться платком, чтоб постарше выглядеть…
Разумеется, всего этого в Доме Павлова никто не знал.
Да и сам Яков Федотович Павлов узнал эти подробности много времени спустя, когда приехал в Сталинград на празднование двадцатилетия разгрома гитлеровцев и встретился с бывшей разведчицей Марией Денисовной Веденеевой.
А в тот вечер, глядя на девушек, казавшихся внешне беспечными, трудно было предположить, что им предстоит такой опасный рейд.
Ребята помнили наказ Наумова принять, как полагается. Да где взять угощение? Больше других огорчился Шкуратов. Какой бы он соорудил торт! Но из немолотой пшеницы — пропусти ее через мясорубку хоть сто раз — торт не получится… Шкуратов наскреб остатки муки и если не торт, то, во всяком случае, «фирменное» блюдо — блины приготовил. В честь гостей налили в самовар свежую воду и, пока он закипал, пока пеклись блины, пока Леша Чернушенко бегал в соседний подвал за Яниной и Наташей, завели патефон, отодвинули к стенке «стол-арсенал» и, освободив посреди комнаты место, начали танцевать.
Часов в одиннадцать девушки заявили, что им пора.
— Ждите, мы скоро вернемся, — сказали они на прощанье.
Павлов и Чернушенко проводили их по подземному ходу, растолковали, как выползти на площадь, указали на проходы в минном поле, на ворота в проволочных заграждениях, и смелые разведчицы скрылись в темноте ночи.
Долго потом в Доме Павлова вспоминали этих отважных девушек, так) бесстрашно отправившихся в логово врага.
Как раз в эти дни случилась беда с Александровым — одним из четверки, что заняла дом. Он нес ужин для стрелкового отделения, и в тот момент, когда переползал стенку, взорвалась мина. Рамазанов даже не успел подать свою обычную команду: «Стой! Ложись!» Он увидел Александрова, когда тот уже свалился в траншею, а термос отлетел далеко в сторону. Раненого втащили в дом, в Чижик — на счастье она оказалась тут же — занялась прострелен-ной ногой. Осколок мины отхватил полступни.
Павлов сообщил об этом в батальон.
— А не пора ли прислать саперов, чтоб взорвать эту гибельную стенку? — спросил он по телефону.
В батальоне заверили, что саперы придут. Но они не появились ни в этот день, ни в последующие… В конце концов стену взорвали, но это уже было потом, когда из медсанбата вернулся залечивший свою рану командир батальона Дронов.
Миновали две недели. В перестрелках, в томительных ожиданиях вражеских вылазок… И за всем этим — тревожные мысли не покидали людей, хотя вслух старались не высказываться. Лишь все чаще ребята стали спрашивать друг друга: не слыхать ли про тех разведчиц?
— Может, они вернулись другой дорогой? — неуверенно замечал кто-нибудь.
Маловероятно. Наиболее удобный путь — короткий и знакомый — лежит именно через их дом. А раз девчат так долго нет…
Велика же была радость, когда обе девушки наконец появились. Такие же бодрые и веселые, как и две недели назад.
Первыми встретили их находившиеся в боевом охранении Мурзаев и Тургунов.