Страница 70 из 105
Старик с покореженным лицом быстро ушел, а Богдан стоял с опущенной головой.
26
В столовой было тихо и солнечно. Свет из широкого окна падал на стол и играл в большой стеклянной вазе.
На фаянсовой тарелке - ломтик хлеба, а в солонке искрилась соль. На газовой плите стоял темный жестяной чайник времен гражданской войны.
Чайник принадлежал Андрею, и хозяин брал кипяток для чая только из него - прихоть фронтовика!
На полу, в уголке между посудным шкафом и дверью, на коврике лежал Рекс, положив на вытянутые лапы голову и навострив уши, смотрел на окно: на створке открытой форточки сидела старая ворона и зорко следила за всем, что делалось в столовой, точно высматривала добычу. Она частенько наведывалась сюда, подолгу сидела на одном и том же месте. Сегодня она неспокойно вела себя, будто порывалась влететь в человеческое жилье, а ей мешал пес. Рекс, наверное, уловил ее беспокойство и зарычал добродушно, предупредительно.
В столовую вошли Андрей и Людмила.
- Чего рычишь, приятель? - спросил Оленич.
- Это он приветствует гостью, - промолвила Люда показывая на ворону. - Ты есть хочешь?
- Да ведь недавно обедали!
- Тебе нужно набираться сил.
Людмила прильнула к нему и, обняв за плечи, заглядывала ему в глаза, улыбалась и шептала:
- Андрюша, я счастлива! Я никогда не была такой счастливой!
- Я тоже! Даже не верится: неужели это мы с тобою?
- Я никогда не была такой счастливой, - повторила Люда вдруг дрогнувшим голосом и прошептала: - И, наверное, никогда уже не буду…
- Что ты, милая! Почему ты так говоришь?
- Не знаю… Мне тоже не верится, что это быль, а не сон. Неправдоподобно счастливая…
И вдруг ворона каркнула: карр! карр!
Люда обернулась к птице:
- Ах ты, старая карга! Прочь! Не накаркай нам чего…
Сверху спустился Гордей, посмотрел на обнявшихся влюбленных и усмехнулся - иронично и снисходительно, как при виде малых детей, играющих в пап и мам:
- Через какие преграды, через какие кордоны вы пробивались друг к другу! Словно жили в разных тридевятых царствах…
Но Гордей не успел закончить насмешливую речь: в коридоре зазвонил телефон. Через мгновение послышался его встревоженный голос:
- Почему раньше не сообщили? Как вы посмели нарушить установленный порядок: я должен быть сразу же поставлен в известность! Передайте анатому, пусть займется. Буду чуть позже.
Люда сжала руку Андрея:
- Произошло что-то ужасное: Гордей редко повышает голос на сотрудников и почти никогда не допускает раздраженности и бестактности.
Оленич вздохнул:
- Кто-то из наших ребят…
Гордей вошел в столовую. Он был мрачен и печален. Обнял Людмилу и Оленича и тихо сообщил:
- Петро Негородний скончался.
- Какую весть повезу на его родину… - с болью в голосе произнес Андрей.
Кубанов тоже пришел невеселый. Андрей, хорошо знавший веселый нрав своего друга, пошутил:
- Неужели и тебе ворона что-нибудь напророчила?
- Какая ворона? Ворона - это я, командир дивизионной разведки Кубанов! Понимаешь, я как-то решил сходить в гостиницу к Эдику, чтобы взять его с собою на переговоры с редакцией: могли возникнуть задания по западным областям Украины. При входе в гостиницу я встретил крупного мужчину со шрамом через все лицо. А в номере Эдика я заметил, что живут двое, но сожитель, как объяснил фотокорреспондент, несколько минут назад вышел. Я тогда не обратил внимания, но сегодня вдруг решил поближе познакомиться с человеком со шрамом и пошел к Эдику. Но мой парень спал мертвецки пьяный. А ведь он собирался сегодня уехать. И не уехал. Почему? Билет лежит на столе, соседа его по комнате нет, нет и вещей, - значит, укатил. И возможно, нарочно напоил Эдуарда. И чем больше я думаю об этом, тем сильнее убеждаюсь, что тут что-то неладно. Может быть, Эдик кое-что прояснил бы…
- Отвратительный, мерзкий тип! - проговорила Людмила и подняла глаза на Кубанова: - Извините, это ваш кадр.
На какое- то время воцарилось молчание. Люда стала собирать ужин. Оленич сидел, углубившись в раздумья. Кубанов подошел к Гордею и хотел что-то сказать, но в это время вновь громко зазвонил телефон. Телефонистка звонила и звонила, пока Гордей не кинулся и не снял трубку:
- Да, госпиталь. Да, квартира Криницкого. Я, Гордей Михайлович. Лях? Да, работал нормально, никаких происшествий за ним не числилось. Знакомые? Вот уж чего не знаю, так не знаю! Были ли у него знакомые, навещали его или нет? Не могу сказать. Об этом надо спросить завхоза… Да, есть такой. А что? Что-нибудь случилось? С кем он дружит? Право, не знаю. Девочка приходит… До свиданья. Пожалуйста, звоните, мы ложимся поздно.
Гордей Михайлович вошел, и все настороженно обернулись к нему, но он взглянул на Оленича, и Андрей невольно поднялся:
- Ты о Вите говорил? О нем спрашивали?
Гордей нехотя ответил:
- Не о Вите, а об этом Ляхе. Спрашивают, не приходил ли к нему парень, тракторист из дорожно-эксплуатационного управления. Некий Богдан…
- Погоди, Гордей! - встрепенулась Людмила. - Это кавалер Гали! Да, он звонил несколько раз, допытывался про Галю и про Виктора, угрожал. Ревнует к Вите Галю.
Оленич взволновался, подступил к Гордею:
- Да не тяни ты, ради бога: что говорили о Вите?
Неожиданно Рекс кинулся к двери и зарычал: на пороге появилась Галя - перепуганная насмерть, бледная, в глазах - слезы и страх. И сразу закричала:
- Убили! Витю убили!
Кубанов одним прыжком очутился возле нее, схватил и прижал лицом к себе, чтобы замолчала. Но она билась, вырывалась, и слышно было:
- Там, в парке… Мы гуляли… А он… Богдан наскочил и ножом Витю… Ножом в грудь. Он упал… Кровь, кровь! Слава рукою закрыла рану… Скорее!… Слава кричит там… Она с ума сойдет! Скорее сделайте что-нибудь!
Гордей Михайлович кинулся ч телефону:
- Дежурный врач? Немедленно карету в городской парк. Да, с носилками: там ранен Виктор. Вы слышите меня? Отдайте распоряжения, чтобы готовили все к операции. Я сам буду у стола.
Кубанов схватил Галю за руку:
- Девочка, быстрее бежим в парк! Мы должны быть там! Бежим!
Галина сквозь рыдания бормотала:
- Мне страшно… У меня перед глазами бледное лицо Вити… До сих пор вижу, как сквозь пальцы Мирославы сочится Витина кровь…
- Пойдем, пойдем! - увлекал ее Курбанов. - Ты же медик, ты всегда должна быть первой там, где страдает человек…
Все стихло.
За широким окном столовой пламенел закат. Красное, замешанное на вечерней синеве зарево окрашивало все предметы в комнате и лица Андрея, Люды и Гордея в какой-то неправдоподобный цвет. И каждому из них на миг показалось, что мир превратился в преисподнюю и все в жизни потеряло свой смысл. Потрясение было настолько сильным, настолько глубоким, что трудно было сохранять душевное равновесие.
Что- то тонкое-тонкое и хрупкое-хрупкое лопнуло в Олениче и разлетелось на мелкие колючие осколки. Он так ясно ощутил это что-то, которое разлетелось со звоном и подкосило ноги.
- Люда, мне холодно. Свинцовый холод сжимает всего меня.
- В постель! - громко и властно сказал Гордей. - Немедленно в постель!
- Погоди, Гордей… Мне же нужно узнать все о Вите. Я выдержу, выдержу…
- Немедленно ложись. Ты все будешь знать. Тебе все скажут. А пока ложись.
- Нет! Я выдержу. Я должен выдержать. Они хотели свалить меня? Нет, я выстою и на этот раз… Люда, милая, прислонись ко мне. Так, хорошо. Теперь я должен выдержать: я и за тебя в ответе, не только за Витю…
Во дворе прошумела машина, и Гордей выбежал из квартиры.
Появился Кубанов. Он подошел к Андрею и взял его руку:
- Андрюша, Витя жив. Что самое главное. Рана опасная, но он жив.
- Кто?… Кто это сделал? За что? Неужели ревность? Не верю.
- Узнаем. Это мы узнаем.
- Люда, спроси: в каком он состоянии? Пойди и приди. Только быстрее вернись. Слышишь?