Страница 114 из 122
Тоска мучила Федора Быкодорова, он с тоски запил, три дня не являлся на работу, с нетерпением дожидаясь этого дня «координации действий», и все пропадал в самой отдаленной и пустынной части бухты…
Этот день пришел - солнечный и тихий, великолепный осенний день для охоты. Ахундов устроил охоту на пустынном острове Святом, куда с разных концов города на парусных лодках съехалось до сорока «охотников». Среди них был даже почтенный граф Ортенау в своей тирольской зеленой шляпе с перьями. Были люди и малознакомые членам ордена.
Охота заняла немного времени. Вскоре все сошлись на восточный берег острова, расположились на траве и, как настоящие охотники, стали пить, закусывать и рассказывать охотничьи анекдоты…
«Чего он медлит, кого боится, ведь на острове, кроме нас, ни единой души! - горячился Быкодоров. - Интеллигенция!» - сплюнул он сквозь зубы.
И действительно, на острове не было ни единой живой души. Он весь был как на ладони - открытый и пустынный. Здесь не было ни строений, ни деревьев. Лишь только там, далеко, на другом конце острова, стояло несколько низеньких буровых вышек и несколько хибарок для рабочих.
Наконец, волнуясь и озираясь по сторонам, Ахундов привстал с места…
- В самом начале моего, так сказать, небольшого вступительного слова мне бы хотелось выразить от своего имени и, я думаю, господа, от вашего имени благодарность Карлу Людвиговичу Гюнтеру, организатору сегодняшнего торжества, человеку, который первый в Баку поднял знамя борьбы против большевиков и повел ее всеми возможными средствами, вплоть до поджогов нефтепромыслов и нефтеперегонных заводов…
«Охотники» молча подняли рюмки. Карл Гюнтер отвесил низкий поклон; потом, сощурив глаза, обвел всех высокомерным и наглым взглядом и увидел Федора Быкодорова. Глаза их встретились, точно в поединке, точно скрещенные рапиры в бою… Холодок пробежал по спине Гюнтера. «Он презирает меня, он сильнее меня, я боюсь его», - сказал он себе, сжал свои тонкие губы и уже до конца «охоты» на всех смотрел исподлобья и избегал разговора с Быкодоровым.
Ахундов говорил… «История», «анналы истории», «предки и потомки» все время фигурировали в его речи. Он, видимо, всерьез считал себя исторической личностью, а этот день «объединения» - историческим днем, который должен был повернуть колесо истории вспять и изменить не только судьбу Советского Азербайджана, но и Советской России в целом.
Окруженный авантюристами десятка национальностей, представляющими антисоветские группы самых различных толков, от эсеров, дашнаков, мусаватистов до грузинских меньшевиков, с «высоты» никому не известного острова Святого он парил над мирами и над «историей», пока ему не передали записку: «Вы увлекаетесь. Спуститесь на землю. Конкретность и еще раз конкретность. Жаль, что в вас так мало немецкой деловитости».
Ахундов снял пенсне, вытер лоб, печально кивнул Гюнтеру и повел речь о нефти…
Три мероприятия, по мнению Ахундова (по совету бывших нефтепромышленников и «западных друзей»), должны были решить участь бакинской нефти. Первое из них - борьба с новой техникой: с глубокими насосами и вращательными станками, которые совершили полную революцию в нефтяной промышленности и давали добавочные миллионы пудов нефти. Борьбу эту Ахундов предлагал повести всеми возможными средствами, вплоть до забастовок на промыслах.
Второе мероприятие касалось саботажа во всей нефтяной промышленности. Ахундов сообщил, что на днях им получен «объединенный капитал» - миллион золотом; саботаж можно блестяще провести в жизнь. Как это будет выглядеть практически? На промыслах и заводах будут созданы вторые рабочие комитеты, которые, в отличие от большевистских, будут названы «параллельными комитетами». Через эти комитеты рабочий получит заработную плату за то, что он не будет работать.
И третье мероприятие… Если первые два ни к чему не приведут, то тогда… со всеми промыслами сжечь город Баку!
Сжечь Баку? Сжечь промыслы? Это казалось невероятным; все зашумели и потребовали объяснений.
Карл Гюнтер улыбался своим мыслям, исподлобья смотрел на окружающих и изредка подносил вино к губам.
Ахундов успокаивал и разъяснял:
- Тише, господа, тише! Это не мое решение. Здесь не большевистское собрание. Голосования здесь не требуется. И никаких обсуждений. Этот вопрос решен «там», нашими хозяевами и нашими друзьями. Может быть, нам в будущем и дадут какое-либо вознаграждение за потерю нашей собственности. Но пока это не столь важно. Нам надо политически подойти к выполнению этого решения; дело это трудное, и без жертв оно не обойдется. Нам нужны будут теперь не отдельные поджигатели промыслов, а хорошо сколоченная организация. На этих несчастных сторожах трудно сейчас будет отыграться. Да и времена изменились. Киров, вы знаете, ввел на промыслах военную охрану. Нам надо найти новые методы поджога промыслов. Нужны, кроме того, новые люди. Но в столь трудном деле, мне кажется, мы имеем хорошего вожака - Карла Людвиговича, его опыт, его связи… Поможет нам со своими «святыми» и шейх Кербалай, отныне уже работающий не на одного мистера Леонарда Симпсона, а на всю нашу объединенную организацию.
И долго еще на этом пустынном острове говорилось о борьбе за нефть, о бухте, о новом изобретении какого-то инженера из Белого города, который предлагал соединить центральный бензопровод с пожарными колонками, из которых во время тушения пожара на нефтеперегонных заводах хлынет вместо воды бензин.
Но одно все видели реальным в этих разговорах «объединения» - это пылающий, как факел, город Баку…
И после этого дня «координации действий» тревога мучила Федора Быкодорова, и опять он пропадал в самой отдаленной и безлюдной части бухты.
Природа не наделила его умом, сообразительностью, образования он не имел, и, перед тем как что-нибудь предпринять, ему приходилось долго и мучительно думать. Он думал и прикидывал часами, пока у него не начинали болеть виски от напряженной сосредоточенности, а подумав и приняв решение, он никогда уже не отступал от него и шел к своей цели твердо и решительно, без всяких колебаний. Эту черту его характера и ценил такой тонкий знаток людей, каким был его главный и далекий шеф - мистер Леонард Симпсон. Не случайно в год английской интервенции Быкодоров был взят в Баку, а после ухода англичан оставлен ими здесь: Быкодоров был практиком, человеком «дела и действия», а эта порода работников в последнее время все реже и реже встречалась в ведомстве Леонарда Симпсона.
Правда, было немало людей «дела и действия» и среди тех фанатиков, которые под видом дервишей, паломников и всяких шейхов десятками переправлялись через границу на бакинские нефтепромыслы, но они были очень падки на деньги и золото, и многого мистер Леонард Симпсон им не доверял.
Быкодоров лежал на животе, раскинув руки, вдавив подбородок в песок, и долгим, тоскливым взглядом смотрел на море, где по горизонту шел пароход.
С первого взгляда могло показаться, что пароход стоит на одном месте… Вслед за пароходом по горизонту стлалась длинная полоса дыма, и пароход по сравнению с дымом казался очень маленьким, почти игрушечным.
Но пароход двигался, и довольно быстро. Было несомненно, что это пассажирский пароход и идет он в Персию, в порт Пехлеви… И когда пароход совсем скрылся из виду и на горизонте осталась только полоса черного дыма, Быкодоров снова уткнулся подбородком в холодный песок, готовый плакать от отчаяния…
Россия была для него давно потеряна. Давно он и русским себя не считал. Нефть и жгучее солнце сделали из него «перса». Разговаривал он по-фарсидски не хуже любого перса. Пожалуй, мог еще похвастать знанием арабского и турецкого языков. Не зря же прошли эти долгие годы работы у мистера Леонарда Симпсона. Не зря же он принял магометанство, не зря проходил мучительный в его возрасте обряд обрезания, за что он, православный, получил титул «святого» и новое имя - «шейх Ахмед-Кербалай-Мешади-Искандер».
Но Россию он иногда вспоминал.
Как далекие видения, проносились перед ним затерянные в лесах и снегах Севера бесчисленные староверские деревушки и скиты - скиты с безумными старцами…