Страница 109 из 122
Киров нахмурил брови.
- Действительно, все это любопытно! Значит, и мулле наша бухта не дает покоя! Значит, наши враги для своей мести используют даже священные праздники. Нет, муллы чересчур хитрый народ! Ни в Коране, ни в какой-либо другой священной книге не сказано, чтобы память имама Усейна чтили рубкой и самоистязанием. Это чистейшая их выдумка. Так легче дурачить и обирать темный народ. В этот шахсей-вахсей твой мулла Рагим со своих овечек настриг десять тысяч золотом. Десять тысяч! А тебе за твою кровь десятку и барашка! Эх, Зейнал, Зейнал!
Тигран рассмеялся. Киров сердито посмотрел на него.
- Да как же не смеяться, Сергей Мироныч! Добрый мулла Рагим пожалел Зейнала и подарил ему вот этого барашка, а он, чудак человек, вот уже целый час, пока вас здесь не было, просил меня свезти барашка к вам домой. Я ему объясняю, что этого нельзя делать, а он все свое твердит: «Йолдаш Киров поправился от тяжелой болезни, и барашка надо в честь этого зарезать как жертву». Попробуйте теперь вы ему растолковать. И мне принес узелок с орехами, кишмишом и халвою. Ну, это, так и быть, я приму, а насчет барашка не знаю…
Зейнал понял, конечно, все сказанное Тиграном, взял барашка на руки и обратился к Сергею Мироновичу:
- Мян олюм*, йолдаш Киров, возьми твоя.
* Дословно: «Я умру», но употребляется в разговоре как «ради бога».
Киров, хорошо зная местные обычаи, взял барашка на руки.
Зейнал был счастлив.
- Хороший шашлык будет, хорошо вино пить будет. - И еще что-то сказал Тиграну.
- Он говорит, что после болезни вам надо хорошо кушать, чтобы поправиться.
- Так, значит, Зейнал, теперь это мой барашек?
- Твоя, Киров, твоя, совсем твоя барашка.
- И я могу с ним делать все, что хочу?
- Конечно, конечно. Совсем твоя барашка.
- Ну, спасибо, Зейнал. А теперь, раз это мой барашек и я на него имею все хозяйские права, я дарю его вот этой девочке.
- Ее звать Заза, это его дочь. - Тигран подтолкнул девочку к Сергею Мироновичу.
Киров нагнулся, передал барашка девочке, и Заза, просветлев, опустила его на землю и стала гладить…
Когда отец принес этого ягненка домой и сказал, что кому-то его подарит, Заза весь день и всю ночь плакала украдкой, потому что ей было жаль этого маленького и беленького барашка. А когда утром, увидев ее слезы, отец сказал, что барашка он подарит русскому человеку, большому начальнику, который дал им талон на красный сатин с белыми горошинами и который в шахсей-вахсей уступил им свою быструю машину, то Заза сразу же успокоилась. Она обвязала шею барашка своей шелковой лентой и сама повела его на веревочке в Биби-Эйбат.
Но Зейнал стал протестовать против такого хитрого возвращения его подарка.
Сергей Миронович, попрощавшись, сказал:
- Тигран, свези их в Шихово, а минут через двадцать будь здесь. Поедем на «Солдатский базар». А насчет глубоких насосов не беспокойся, Зейнал. Сегодня их устанавливают на «Солдатском базаре», завтра начнут устанавливать на других промыслах. И у вас на промысле! Насосов не надо бояться, работа всем найдется. А тебе в первую очередь. Будешь учиться и работать! - И пошел догонять своих спутников.
Тигран посадил Зазу с барашком на заднее сиденье, Зейнал сел рядом с ним, и они поехали в Шихово.
- А что, Тигран, не будет грешно, если этого барашка я подарю кому-нибудь другому? - спросил Зейнал.
Теперь они говорили только по-азербайджански.
- Зачем же дарить другому? Барашек должен остаться твоей дочке. Киров так хотел. Он и подарил его Зазе, - ответил Тигран.
- Ты понимаешь, Тигран, еще одного человека я должен отблагодарить, но дарить нечего. Когда я лежал в больнице, он приносил жене муку и деньги. Он говорит: «Рабочий рабочему брат». Хорошие слова говорит, а?
- Это он правильно говорит, а потому - никаких ему подарков.
- Он еще говорит: «Я урус, а ты мусульманин, но мы братья».
- Это он тоже правильно говорит. А интересно - кто это? Не такой высокий тартальщик, похожий на моряка с разбитого корабля?
- Ты угадал, он и есть, наш тартальщик Федор Быкодоров.
- Ну, тогда я его знаю.
- Хороший человек.
Наивный Зейнал! Если бы он только знал, что этот человек и подослал двух кочи, которые и ранили его во время шахсей-вахсея!
Машина пронеслась мимо кладбища, раскинутого у самой дороги, и въехала в шумную и пыльную улицу с крикливой детворой, сонными, ленивыми собаками и паломниками, ведущими душеспасительные беседы.
ГЛАВА ВТОРАЯ
В двенадцать часов дня после долгих размышлений руководители старого бухтинского промысла «Зубалов и компания» решились сообщить в Азнефть о забастовке тартальщиков. Но Серебровского на месте не оказалось. Тогда руководители промысла решили о забастовке известить Кирова, который вот уже второй день не появлялся в бухте, видимо занятый важными делами у себя в ЦК.
Вести разговор с Кировым было поручено председателю промыслового комитета Алекперу-заде. Он позвонил в ЦК и очень удачно застал Кирова на месте.
- Салам*, Сергей Мироныч. Говорит Алекпер-заде.
- Здорово, Алекпер. Какими вестями обрадуешь? Как дела на промысле? Плохо? Как идет установка насоса? Плохо? А что такое, что случилось?
- Беда, Сергей Мироныч, с этим насосом. Прямо буза получается. Тартальщики, как черта, боятся его, думают, что останутся без работы, ну и… объявили забастовку, не работают. Одна буза.
- Вот ты с какими новостями. И так спокойно говоришь! Когда это началось?
- Вчера вечером, когда привезли насос, еще шли всякие разговорчики, а сегодня уже никто не вышел на работу. Лежат и спят в казарме.
- Не хотят, говоришь, работать?
- Категорически отказались. И я, и управляющий промыслом, и секретарь партийной ячейки целых три часа бились, разъясняли, уговаривали, грозили - ничего не вышло.
- Даже грозили, говоришь?
- А что же делать было? С ними нельзя говорить иначе.
- Нельзя, говоришь?
- Мы тут, Сергей Мироныч, посоветовались между собою и решили вам позвонить, попросить вашей помощи. Тартальщики говорят, что, пока этого «красного дьявола» не уберут с промысла, никто не начнет работать.
- Еще что говорят? Какие разговорчики ходят?
- Распространили слух, что к нам приедут русские рабочие, а всех азербайджанцев уволят с работы, погонят засыпать бухту.
- От кого эти слухи идут?
- Все говорят, Мироныч. Народ несознательный и темный. Насоса боятся больше смерти.
- Да, по телефону о многом не поговоришь, - тяжело вздохнув, сказал Киров. - Надо бы сейчас приехать к вам, да на два часа у меня назначено совещание со строителями. Так, пожалуй, и до вечера к вам не выбраться будет! И народу много дожидается в приемной. Вот передо мною лежит список, в нем сорок человек… Ты говоришь, что тартальщики спят в казарме? А что, Алекпер, если мы такую вещь сделаем: собери-ка всех своих забастовщиков, и валяйте ко мне. Пусть проветрятся на свежем воздухе. Скажи: «Киров вызвал для беседы». Чем лежать в казарме, пусть идут ко мне. Так и время сбережем. Я народ отпущу, если и не всех, то половину приму, а к этому времени и вы подойдете. Давай так и сделаем. Иди собирай народ и приходите в ЦК. Здесь обо всем поговорим. Скажи - я просил. И сам приходи, и начальников тащи.
- Так и решим, Сергей Мироныч. Через час будем у вас. Ребята с удовольствием придут. Им очень хочется поругаться.
- Ну-ну, давай веселее. - И он повесил трубку.