Летопись мужества

Но никто из нас тогда не читал этих статей и корреспонденции. Прямо с машинки Эренбурга они шли в Информбюро и оттуда на телеграф. И хотя мы знали, что он пишет эти корреспонденции, но вся та работа Эренбурга, которая постоянно шла у нас на глазах, вся его работа для наших газет, казалась нам такой огромной, что как-то невольно забывалось, что он одновременно с этой работой успевает делать еще и другую.

И вот теперь, после смерти писателя, наконец собраны вместе и прочтены подряд копии тех корреспонденции, что за годы войны были отправлены им в зарубежную прессу. Общая цифра их огромна - около трехсот. Это значит, что каждые четыре дня войны за рубеж шла очередная корреспонденция Эренбурга, печатавшаяся иногда в одной, двух, трех, а иногда и сразу в нескольких десятках и даже сотнях газет.

Эта работа связана со многими интересными обстоятельствами и историческими подробностями, которых я не буду касаться. В конце этой книги, в которой собраны корреспонденции Эренбурга для зарубежной печати, дающие представление о характере этой работы в разные периоды войны, помещено послесловие составителя сборника Л. Лазарева, где читатель найдет весь интересующий его фактический справочный материал.

Мне же хочется сказать здесь о том общем впечатлении, которое у меня создалось, когда я прочел подряд все статьи, включенные в этот том. Только прочтя их все вместе, я до конца понял, о какой большой и существенной части работы Ильи Эренбурга мы, близко знавшие его люди, его товарищи по редакции, не были осведомлены в годы войны. Только прочтя все это, вместе взятое, я понял, какие большие масштабы, и какое большое политическое значение имела в те годы эта его работа, невидимая для нас тогда, как бывает невидима подводная часть айсберга. На мой взгляд, эти статьи, собранные вместе, составляют замечательный том, которым по праву может гордиться наша русская советская публицистика, как своего рода писательским подвигом, совершенным в годы войны одним из старейшин нашей советской литературы.

Первая из этих статей датирована 3 июля 1941 года - она была написана в тяжелейшие дни отступления и оборонительных боев на всем фронте - от Балтики до Черного моря. Последняя из отправленных за рубеж в военное время корреспонденции датирована 27 апреля 1945 года. В этот день войска Первого Белорусского фронта, в ходе боев за Берлин, заняли Нейкелльн и Темпельхоф и, овладев Потсдамом, окружили и Берлин и соединились там с войсками Первого Украинского фронта.

Между статьей, которой открывается эта книга, и статьями, которыми она заканчивается, пролегло четыре года войны. Об этих годах усилиями участников войны - мемуаристов, историков, литераторов, журналистов - создано немало летописей, разных и по-разному написанных.

Думается, что эта книга написанных для зарубежной печати статей Эренбурга тоже летопись войны. Очень своеобразная, интересная, открывающая и новые страницы мужества нашего народа, и новые страницы его душевной жизни. Эта книга названа нами «Летопись мужества», потому что она рассказывает о мужестве нашего народа. Но в книге проявилось и мужество самого писателя, его мужественный, твердый, непримиримый характер.

Корреспонденции Эренбурга, посылавшиеся им за рубеж, дают представление о том нравственном накале, с которым они писались, о политической бескомпромиссности и принципиальности писателя. Эренбургу в этих корреспонденциях, особенно в тот длительный период, когда наши союзники все не открывали и не открывали второй фронт, выдвигая в свое оправдание все новые и новые и все менее и менее уважительные причины, приходилось вступать в полемику и по этому и по целому ряду других вопросов. И, вступая в споры, Эренбург не склонен был проявлять ни застенчивости, ни уклончивости, ни прибегать к деликатному огибанию острых углов.

В этом смысле собранные здесь, в книге, корреспонденции Эренбурга носят весьма поучительный характер не только в историческом, но и в глубоко современном смысле. Да, думаешь, читая их, об Эренбурге, вот уж кто не считал для себя возможным обходить острые углы или уклоняться от споров с нашими тогдашними союзниками, в какое бы самое тяжелое для нас время ни происходили эти споры!

Корреспонденции, которые посылал за рубеж Эренбург, не только были полны глубочайшей веры в свою страну, в свой народ, в свою армию, они не только дышали гордостью за советских людей, сделавших на этой войне, казалось бы, невозможное. Корреспонденции Эренбурга были одновременно с этим непримиримы по отношению ко всем тем, кто на Западе не желал воевать в полную силу. Ко всем, кто отсиживался, оттягивал открытие второго фронта, надеялся загрести жар чужими руками.

Корреспонденции Эренбурга полны полемики, имеющей не только исторический, но самый живой современный интерес. Он полемизирует с английской, американской печатью, которая пыталась там, на Западе, преуменьшить масштабы наших усилий и преувеличить масштабы усилий наших союзников. Он полемизирует с теми из западных военных корреспондентов, которые писали отсюда, из России, в свои газеты неправду или полуправду. Он полемизирует с охотниками оттянуть открытие второго фронта, со всеми, невзирая на лица, вплоть до Черчилля! Он с ядовитой иронией высмеивает всех, кто там, на Западе, к концу войны, спекулируя понятием гуманизма, уже начинал готовиться к предстоящему списанию грехов с военных преступников.

Это о них, разоблачая всю лживость их мнимого человеколюбия, он написал в одной из своих корреспонденции, что «нельзя одновременно любить и людей и людоедов».

Это об их подзащитных, которых они потом, уже после войны, с таким рвением защищали, сокращая им сроки отсидок и оправдывая их, он писал с беспощадным сарказмом, что «ведьмы уже запаслись носовыми платочками».

Нравилось или не нравилось это в редакциях тех французских, английских и американских газет, куда писал Эренбург, но он называл в своих корреспонденциях вещи своими именами. Туда, в их газеты, он писал осенью сорок второго года, в дни сталинградских боев, что «Октябрь 1917 года проверен в октябре 1942-го» и что «Октябрьская революция вторично спасла Россию».

И сразу же после победы, когда на Западе появились охотники приписать себе хотя бы половину ее, - дальше аппетиты в то время еще не шли, - Эренбург, отвечая им, уже тогда ставил все точки над «и». И в первой же своей послевоенной корреспонденции писал: «Если осмотреть труп фашизма, на нем много ранений - от царапин до тяжких ран. Но одна рана была смертельной, и ее нанесла фашизму Красная Армия».

Я читаю сейчас, через двадцать восемь лет после окончания войны, эти корреспонденции Эренбурга, отправленные им тогда в зарубежные английские, французские и американские газеты, и меня не оставляет чувство восхищения перед этим человеком и перед всем тем, что он сделал в годы войны для своей Родины, для нашей Советской России.

1973 г.

Константин Симонов

1941 год

3 июля 1941 года

Стоят невыносимо жаркие дни. Люди одеты по-летнему, и Москва кажется большой дачей. Днем можно забыть о войне. На Пушкинской площади, как всегда, продают цветы. Напротив Кремля есть кафе с террасой: красноармейцы, девушки, служащие в майках с портфелями едят мороженое.

У домашних хозяек много новых забот: затемняют дома, оклеивают оконные стекла матерчатыми полосками. Повсюду занятия противовоздушной обороны. Почтенные мамы учатся тушить зажигательные бомбы, которые молоденькие инструкторы сокращенно и презрительно называют «забами».

Вечером в переулках все сидят или стоят возле домов: обсуждают различные слухи. А слухов много: дурных и хороших. Один рассказывает, что Красная Армия подошла к Варшаве, другой, что немцы возле Москвы…

В школах - на призывных пунктах - молчаливые, серьезные люди. Вокруг школ - женщины: матери, жены; на войну уходят без бравады и без страха. Поражает ранняя суровость на молодых, еще не затвердевших лицах.