Страница 40 из 59
Тексты саргоновского слоя показывают, что в развитии идеологии того времени было два периода. В начале правления Саргона проявлялась максимальная почтительность к старой шумерской традиции, и аккадские божества упоминались после перечисления шумерских, причем Инанна не ставилась во главе пантеона. В более поздний период Инанна принимает на себя все властные функции, объявляется госпожой, обладающей всеми МЕ, и победительницей всех недругов аккадского царя. Если же говорить о формальной стороне текстов, нужно отметить, что тексты саргоновского слоя более сухи, малоэмоциональны и более информативны в сравнении с шумерскими. В них замечательно выстроена композиция, поскольку каждый такой текст служит доказательством какой-либо политической идеи. Текстам этого рода интересна человеческая личность, пусть даже помещенная внутри мифопоэти-ческого канона. Личность говорит и действует точно так же, как в текстах архаического слоя действуют боги, лишь с большей внешней динамикой и с меньшим числом повторов в репликах. Но никаких черт характера мы при этом не наблюдаем.
Тексты позднешумерского слоя
В эту подгруппу входят тексты, связанные с гибелью шумерской цивилизации и с последующей активностью аморейских правителей Двуречья. Это прежде всего плачи по разрушенным городам, миф о потопе и так называемый «дильмунский миф», известный также под названием «Энки и Нинхурсаг». Сюда же по некоторым признакам относится и миф о похищении МЕ.
Вторжение эламитов и амореев на территорию Двуречья в конце III тысячелетия и последующее пленение урского царя Ибби-Суэна нашло отражение в целом ряде плачей по городам; известны плачи по Уру, Уруку, Ниппуру, Эреду. Идея такого плача всюду примерно одинакова. Совет богов принимает решение об изменении судьбы города с хорошей на плохую. Делается это потому, что бесконечно долгое правление невозможно по естественным законам мироздания. После принятия такого решения боги насылают на обреченный город всевозможные бедствия, в число которых обязательно входят буря, потоп и вражеские войска. Изменяются МЕ страны, а это означает, что в страну приходят война, недород, неурожай и голод. Вот как говорится об этом в плаче по священному Ниппуру:
Ниппур! Город, под чьей широкой сенью Черноголовые освежаются, — В каком запустении жилища его пребывают! Как рассеянное коровье стадо, они развеяны! Город, по которому горький плач разносится, — Как долго госпожа-богиня его оставит его в небрежении? Во дворец его, узнавший ропот, Как в дом безлюдный, никто не войдет! Ниппур, город, где престолы богов процветали, — почему же погибли они? Черноголовые, как овцы, траву жующие, — Надолго ль они покинуты? Стенание, плач, мучение, горе — Надолго ль они прилепятся к телу? Как несвободно сердце! Игравшие на шем и ала — Отчего же вы в горьком плаче весь день проводите? Арфисты, при кирпиче сидевшие, В печали оплакивают свое горе. Оставивший супругу, оставивший сына Исполняет песнь «О мой разрушенный город!» Покинувшие город, покинувшие жилища Привязались к кирпичу доброго города. Праведный город, наделенный стоном и плачем, Горькую песню поет — истинные обряды омовения уничтожены! Кирпич Экура, наделенный стоном и плачем, Горькую песню поет — истинные обряды омовения уничтожены! Над высокими обрядами и драгоценными предначертаниями, на которые злая рука наложена, льет он горькие слезы! Его покинутые священные хлебные рационы превратились в поминальные хлебы, произносят они свою песню муш-ам! Поскольку чистые сияющие обряды омовения уничтожены, дух в доме тяжел! Обширное имущество города не умножается — шею на землю оно положило! Поскольку рука мстительная на его пораженные кладовые наложена — произносит он: «Что же мне останется?» Поскольку люди его, как скотина, мрут, произносит он: «О, моя Страна!» Поскольку его девушки (и) парни, как осколки, рассыпаны, произносит он: «Ох!» Поскольку их кровь, как мелкий дождь, пропитала почву, он плакать не прекращает! Дом, подобно корове, чей бык зарезан, в страхе своем горько рыдает — как он бледен! Арфисты, люди сладких песен, как нянька, певшие свое «уа», строй своих песен на плач переделали!Во второй части текста бог или богиня города оплакивают его и после оплакивания идут к Энлилю с вопросом: «За что нам все эти страдания?» Энлиль отвечает, что бесконечно долгое правление так же невозможно, как и бесконечно долгая жизнь. Казалось бы, нет никакой надежды на спасение города, и все его граждане обречены на смерть. Но в последней части текста на город снисходит милость богов, и жизнь начинается заново. Не сбрасывая со счетов политические события, нужно отметить еще и календарный характер этих плачей. Храмы и жилища, построенные из сырцового кирпича, приходили в негодность после каждой зимы с ее ураганным ветром и ливнями. Поэтому весна была не только абстрактным началом года, но и вполне конкретным временем восстановления и обновления разрушенных в зимнее время построек. Разрушение было только временным, по прошествии сезона боги меняли гнев на милость, отсюда и эта уверенность составителей гимна в том, что жизнь в почти уже погибших городах со временем обязательно наладится. И время это имеет вполне определенный сезонный характер.
Близко к плачам по городам стоит и шумерский миф о потопе, дошедший до нас в единственном экземпляре в виде шести фрагментов некогда большого текста. После лакуны примерно в 36 строк следует небольшой отрывок, представляющий собой монолог некоего бога-демиурга об устроении жизни людей. Скорее всего, это Энки, поскольку он говорит о строительстве городов, ирригации и восстановлении древних обрядов очищения. Затем прямая речь бога заканчивается, и авторский текст сообщает о создании людей и животных четырьмя богами — Аном, Энлилем, Энки и Нинхурсаг. Далее снова следует лакуна в 34–35 строк, после которой начинается повествование о первых городах, которым была дарована царственность и определены священные места. Энки получил город Эреду, Инанна обосновалась в Бад-Тибире, Пабильсагу достался город Ларак, бог солнца Уту получил Сип-пар, а бог Суд закрепился в Шуруппаке. Незамедлительно после получения царственности в этих городах началось строительство каналов. После очередной лакуны в 35–40 строк следует фрагмент о Собрании богов, на котором было принято решение о затоплении человечества. Богиня-мать Нинтур стала оплакивать свои создания, и к этому плачу присоединилась даже воинственная Инанна. Казалось бы, все человечество обречено на гибель. Однако Энки, принимавший участие в том собрании, решил предупредить о грозящей беде жреца-умастителя Зиусудру. Он передал свое сообщение левой стороне стены его дома. Здесь же объясняется причина божественного решения, формульно идентичная плачевым текстам: «Приговор, вынесенный Аном и Энлилем, необратим! Долгое правление утомительно (для тела)!» Еще 40 строк лакуны — и перед нами уже описание потопа:
Все злые бури, злые ураганы вместе сошлись, Потоп хозяйства сметал. После того, как семь дней, семь ночей Потоп Страну разметал, А злой ветер водою высокой колотил по огромному судну, — Уту вышел, осветил небеса и землю. Зиусудра в барке щель проделал, И Уту всеми лучами в барку вступил. Зиусудра, царь, Перед Уту, землю целуя, предстал. Царь быков заколол, много зарезал овец…