Чужая корона

Тут у него уши покраснели. А глаз его было не видно, он стоял на коленях и в землю смотрел. Ой, думаю, какой же он дурень! Он же во все это верит!

А эти, интересно, верят, а? Я опять смотрю по сторонам…

Молчат паны. И еще: вижу, нет уже в них былой зверской решимости. Даже пан Гнат, сопляк княжич Федорович, и тот хвост поджал. А мне чего? Мне что, больше других надо, что ли? Сколько мне до тех моих Зыбчиц осталось, до тех старых вырубок и до того Цмока?! И что мне теперь, напоследок, перед собственной смертью, какого-то сопливого Хому жизни лишать? Га, великая честь!

Но это я так сам для себя рассудил, а им сказал так: вот какая хитрая история, панове, получается! Мы же ему, пану Хоме, что вчера наказывали? Чтобы он за своим хлопом зорко присматривал, за обыкновенным, скажем так, человеком. Ну а если это и вправду был не человек, а сами знаете кто, то как тут эту нечисть удержишь?! Так что вот что, Панове. Мы пока с решением спешить не будем, а маленько подождем. Потому что, я так думаю, мы очень скоро будем совершенно точно знать, кем на самом деле был этот наш вчерашний встречный. Вот тогда мы с паном Хомой это дело окончательно рассудим. По закону! А пока что вставай, пан Хома! И вы, Панове: собираемся, идем наперехват пану Хведосу. Так или нет?

Никто со мной не спорил. Собрались мы, попили кипятку, закусили сухарями, у пана Репы был запас, и пошли по все той же поганой кабаньей тропе. Опять нас жрало комарье, гады туда-сюда под ногами шныряли, грязь была непролазная, тьфу! Панство ругалось, рыкало. А я шел, молчал, думал про войта. Если это, конечно, был войт. А если нет? А если это и вправду был сами знаете кто, тогда как? А что! Ничего удивительного в этом нет, давно всем известно, что Цмок может принимать любые, какие хочешь, обличья, это первое. А во-вторых, Цмок — это вам не крот, это его земля, он ее быстро роет, он сегодня на Сымонье вылезет, а потом за одну ночь может до Глебска дойти. Вот так: он вездесущ! И тогда что это, одно и второе, означает? Да то, что для того, чтоб мне с ним встретиться, совсем не обязательно идти на старые вырубки, потому что он, если захочет, может меня в любом месте зацапать. Вот прямо хоть здесь, вот сейчас, из дрыгвы возьмет и вынырнет! Или из-за спины зайдет, за плечо меня тронет, я обернусь, увижу будто своего Рыгора…

А на самом деле это никакой не Рыгор, а наш пан Цмок! Вот где дела! Ух, меня оторопь взяла! Ух, кинуло в холодный пот! Иду и думаю: да как же мне тогда было легко, когда я думал, что до самых старых вырубок мне можно ничего не опасаться, что только там меня ждет смерть. А как теперь быть? Да никак! Иду и под ноги уже не смотрю, что мне теперь те гады, что мне то комарье, что мне то мое пустое брюхо, что мне вообще весь белый свет!

Вдруг слышу: выстрел впереди! А вот еще один. А вот уже кричат! Ат, думаю, вот оно уже и началось — явился гад!..

Нет, после слышу, я ошибся. Это кричит, я узнаю, пан Чапа, наш передовой дозорный. Кричит: завалили они кабана. Вот это доброе дело! Как мои паны про это услыхали, так сразу прибавили шагу. Потом не утерпели, побежали.

Все побежали, один я не побежал. Господари к столу не бегают, господарей у стола ждут. Обернулся я к Рыгору, говорю: иди и ты туда, приготовь мне место получше и возьми кусков, сам знаешь каких, моих самых любимых, иди!

Он ушел вперед, за ними. Я теперь иду один, никуда не спешу. Тропка узкая, вокруг дрыгва, чуть не так ступишь и сразу утопишься. Но я не стал топиться, я остановился и смотрю по сторонам. Кругом чащоба непролазная, кочки, кусты, трава едва ли по плечи. Тут за любым кустом, за любой кочкой кто хочешь может затаиться. А может, уже затаился и теперь только и ждет, чтоб на меня накинуться. Ну, думаю, так и кидайся, я чего, кидайся, Цмок, жаба поганая! Булаву поднял и жду. Жду, жду-пожду…

Слышу, Рыгор кричит, меня зовет. Ат, думаю, чего это я, совсем как сопляк, как кисель, Великий князь я или нет?! Рыкнул, плюнул в досаде, опустил булаву и пошел до своих.

Шел — никто меня не тронул, тихо было в пуще, даже гады под ногами не шныряли, даже комарья почти что не было.

Пришел — наши уже сидят, кабана — нет, даже двух, вот это совсем добро! — уже разделали, на куски поделили, куски на шомпола — и жарят на огне. Дух на поляне стоит изумительный, настроение у всех — лучше некуда. Рыгор меня встречает, проводит до места, я сажусь и беру свою долю. Она уже готовая, порохом густо посыпана, а я люблю, когда густо. Я ем. Мне хорошо! Я думаю: вот же как просто человек устроен — дай ему как следует поголодать, а после…

Га! Дальше я подумать не успел. Смотрю — к нашим кострам кто-то идет! В панской одежде, с саблей, но без шапки. А какой он весь грязный, зачуханный! А какие у него глаза — по яблоку! Но, сразу видно, он нам очень рад. Идет на нас, кричит: панове, с добром ли сидим?!

Ат! Наши сразу все повскакивали и тоже за сабли! Пан Репа ему: стой, собака, руки вверх, ты кто такой?! А тот ему в ответ: Левон, не признаешь, что ли?! Пан Репа (он Левон) так челюсть и отвесил. После защелкнул, головой мотнул, к нам повернулся, говорит: васпане, вот так встреча, да это же вроде мой сосед, пан Ждан Гунька, вроде так.

Пан Гунька, о! Все наши сразу зашумели. Ну еще бы! Пана Гуньку кто не знал, пан Гунька был определен в наш передовой отряд до пана Хведоса Шафы, мы к ним идем наперехват, у них все ладно, хорошо, они все на конях… А вот теперь, панове, посмотрите на того пана Гуньку, в каком он виде, га!

Но никто, конечно, не смеялся. Стоим, молчим. Пан Гунька к нам подходит, ко мне поворачивается и низко, в пояс, кланяется. Я сразу понял, к чему это он, зубы сжал, дух перевел, потом спрашиваю: ты чего это так? Я верить не хотел! А он: а это тебе, господарь, последний поклон от нашего пана Хведоса. Я: а еще от кого? Он: и от всех наших остальных, кроме меня.

Вот так! Все молчат! Я Гуньке: садись! Сел он к моему костру, ему мяса дали, но он отказался, только попросил чистой воды похолодней. Принесли ему такой воды, он ее всю выпил, утерся, молчит. Я рядом с ним сижу, все наши нас обступили, все молчим. Потом я говорю: ну, пан Ждан, не томи, рассказывай.

Он рассказал. По его словам, было у них вот что. В Кавалочках все было хорошо: там они и сами славно отдохнули, и для нас все, что надо, приготовили. Двинулись дальше. Но еще совсем немного отъехали, как вдруг видят: впереди, на дороге, прямо на мостках, стоит вот такой вот здоровенный волколак и нагло на них смотрит. Не успели они еще опомниться, как пан Юзаф Задроба, небось хорошо его помните, вдруг как заорал, саблю выхватил, пришпорил своего коня — и погнал на того волколака. Волколак хвост поджал и давай от него, а он за ним, еще громче орет — и вот уже их нет, скрылись за поворотом. Пан Хведос Шафа подумал, подумал, а после дал команду догонять, вызволять того дурного Юзафа, если, конечно, успеют.

Но не успели, потому что ехали они медленно, со всеми предосторожностями. Боялись, как бы волколак вдруг из кустов не выскочил и кого-нибудь из них не покусал.

Наконец они нашли то место, где пан Юзаф с волколаком встретились. Но там к тому времени уже ни пана Юзафа, ни его коня, ни волколака не было. Была только здоровенная лужа конской крови и еще кругом все перетоптано, поломано — здесь они славно бились. Потом в одну сторону с дороги, прямо в дрыгву, уходили следы пана Юзафа, а поверх них волколачьи, значит, волколак за ним погнался. Но это что! А вот в другую сторону с дороги, и тоже в дрыгву, кто-то утащил коня. След от дохлого коня был широкий, глубокий, но если хорошо присмотреться, то кое-где под ним можно было увидеть и следы полуаршинных, будто птичьих лап. Чьи это были следы, все сразу догадались. Пан Шафа шапку снял, посмотрел на небо. Дивно дело! Всю дорогу от самого Глебска над ними вились тучи воронья, а тут вдруг ни одной не стало. Пан Шафа на это сказал: докаркались, заразы! А после приказал поворачивать коней и возвращаться в Кавалочки. Панство стало удивляться: что такое? На это пан Шафа им ответил, что, мол, дальше ехать им теперь незачем, они и так свою задачу уже выполнили, до самого Цмока доехали, чего тогда еще искать, копыта бить? Теперь, он им сказал, им надо спешно ехать до меня, до Великого князя, и докладывать, что Цмок ими найден и выслежен, и если я хочу его сразить, то и мне тоже надо поспешать. А если, он сказал, кто-нибудь из них желает здесь на месте остаться, обложить зверя на лежке и не давать ему уйти, пока я, господарь, не явлюсь, то можно и так.