Страница 5 из 18
С разбитых губ Боудена не сорвалось ни слова, но в потемневших глазах бурлила ненависть. Он с трудом взобрался на лошадь и снова поехал впереди, слегка сменив курс на юго-запад.
Им пришлось разбить еще один сухой холодный лагерь. Лежа без сна, завернувшись в грязное одеяло, Оверстрит снова дал волю мыслям. В основном они вращались вокруг девушки из Альбукерке. Было приятно вспоминать ее темные глаза, ее красивое лицо. Время стерло грубость ее слов, тех единственных слов, которые она ему тогда сказала. Странно, но иногда просто мысль о женщине может успокоить переполненную тревогой душу мужчины.
На следующее утро вдали показалось ранчо Шафтера. Главное здание было построено вдоль реки, которая, судя по всему, разливалась несколько раз в году и прятала воду в глубоких ямах остальную часть времени. Кое-где во влажных местах участка сохранились следы прошлогоднего урожая. Прошлый год в Нью-Мексико выдался сухим, бедным на кормовые растения и еще более бедным на зерно, если только в поселении не имелось оросительной системы.
Все здания были сделаны из обычной в этих краях глины, они лепились друг к другу плотно, как крепость, оставляя вокруг открытое пространство, со всех сторон окруженное прочным кедровым частоколом, способным остановить любое нападение. Главное здание представляло собой квадрат, внутри которого находилось мексиканское патио — внутренний дворик, поэтому окна были только на внешней стороне здания. Позади виднелась кедровая роща. Рядом, отделенные изгородью, лепились друг к другу маленькие хозяйственные постройки и огороженный шестами загон для скота.
Оверстрит с удовлетворением отметил, что в загоне паслись только три или четыре лошади. Выше и ниже по течению раскинулись пастбища, поросшие короткой зеленой травой, только-только идущей в рост.
— По-моему, признаков пребывания янки нет, — обратился к Уиллеру лейтенант.
По его сигналу отряд выстроился в колонну по двое и рысью двинулся к ранчо. С тыла строй прикрывал Васкес, не спускавший глаз с Боудена.
— Выпрямитесь в седлах, ребята, — приказал Оверстрит. — Пусть мы хотя бы будем выглядеть как солдаты.
Уиллер бросился вперед и открыл ворота в кедровой изгороди.
Из арки, что вела во внутренний дворик, вышли три человека. Они остановились в ожидании, внимательно, с молчаливой враждебностью разглядывая солдат. Двое из них были мексиканцы. Оверстрит осторожно поглядел на ружье, которое держал один из них. Третий человек шагнул вперед с достоинством солдата, гордо несущего порученную ему службу. Он был невысок, но у Оверстрита мелькнула мысль, что человек этот крепок как дуб. Мужчина был одет в видавшую виды рубашку из оленьей кожи и простые черные брюки. Правая рука его неподвижно свисала вдоль тела.
Человек с негнущейся рукой тихо заговорил, и мексиканец с неохотой опустил ружье. Лейтенант поднял правую руку в приветствии. Мужчина, стоявший в арке, поднял левую руку — на языке жестов это означало мирные намерения.
— Мистер Шафтер? — спросил Оверстрит.
Хозяин ранчо кивнул седой головой, не отрывая от лица офицера внимательного взгляда.
— Я — лейтенант Майлз Оверстрит, сэр, мое почтение.
— Вы и ваши люди можете спешиться, лейтенант. — Тон владельца ранчо был вежливым, но не дружелюбным. — Полагаю, вы голодны. Еды у нас немного, но вы можете располагать всем, что у нас есть.
— Вы очень добры, сэр, — сказал лейтенант. — Но прежде всего я прошу оказать помощь раненому. У нас нет никаких медикаментов. Мы надеялись, что…
Старый разведчик сделал два больших шага по направлению к Мак-Гаффину. Увидев кровь на одежде юноши, он, не дожидаясь, пока Оверстрит закончит, позвал:
— Линда! Линда! Иди сюда. Человеку нужна помощь.
Из внутреннего дворика вышла девушка и прошла через арку. Оверстрит сморгнул и застыл в седле; слова застряли у него в горле. Это была девушка из госпиталя в Альбукерке!
Она быстро подошла к загорелому разведчику, который был, очевидно, ее отцом. Посмотрела на Сэмми и нетерпеливо сказала:
— Что вы, техасцы, сидите здесь, как вязанка дров! Кто-нибудь, помогите мне занести мальчика в дом.
Потрясенный лейтенант медленно спешился. Уиллер и еще один солдат помогли Сэмми спуститься с лошади. Девушка повела их в патио, а затем через большую дверь налево. Оверстрит наблюдал за ней, не осознавая, что рот его широко открыт, а руки застыли в воздухе. Шафтеру дважды пришлось повторить, прежде чем офицер услышал его:
— Моя дочь, лейтенант.
Оверстрит кивнул и попытался переключить взбудораженное сознание на что-нибудь другое. Он обвел взглядом здания.
— Сколько у вас людей, сэр?
— Здесь нет войск Союза, лейтенант. Можете не беспокоиться.
— А как насчет ваших собственных людей?
— Всего лишь горстка. Я и моя дочь. Полдюжины работников, из них три — женщины. Мы только что вернулись с севера, чтобы навести порядок на ранчо. Привели с собой несколько животных. Основное стадо не придет, пока не вырастет трава. — Мужчина пожал плечами по привычке человека, который большую часть жизни провел среди мексиканцев. — Так что сами видите, лейтенант, здесь некому вызвать у вас головную боль. Я велю повару приготовить вашим людям говядину, потом можете двигаться дальше.
Он провел Оверстрита в голый внутренний двор и уже повернулся, собираясь войти в тенистый вестибюль, однако остановился и указал подбородком на торговца Боудена, с воинственным видом восседавшего в тылу отряда.
— Я не знаю, для чего вы взяли с собой Боудена, лейтенант. Это не мое дело. Но попрошу вас об одном. Я не хочу, чтобы нога этого человека ступала в мой дом.
Оверстрит чуть улыбнулся. Шафтер определенно ему нравился, даже несмотря на то, что был сторонником Союза.
— Боуден наш пленник, мистер Шафтер. Он пытался устроить так, чтобы нас перебили индейцы.
Ему было приятно увидеть мрачный огонек в глаза Шафтера, говоривший о том, что торговец получил по заслугам.
— Его следовало бы повесить, — заметил владелец ранчо. — Он — команчеро, и худший из них.
Оверстрит снова взглянул на теснившиеся друг к другу здания ранчо.
— Помощь сюда идет долго, сэр. Как вам удалось сохранить свой скальп?
Шафтер обернулся и окинул взглядом зазубренные вершины гор и долину, которую двигавшееся к западу весеннее солнце окрасило в зеленоватый цвет. Его голубые глаза светились гордостью.
— Человек в такой глуши не может рассчитывать на помощь правительства, лейтенант. Он должен сам уметь за себя постоять. Я живу среди индейцев с тех самых пор, как пришел на Запад, чтобы ставить ловушки на бобров. Это было тридцать лет назад. Я сам заключаю договоры и соблюдаю их, даже когда войска не в состоянии сделать это.
Оверстрит прошел вслед за Шафтером через широкий дверной проем в гостиную. Это была просторная комната площадью примерно в двадцать квадратных футов, грязный пол которой покрывал широкий ковер индейцев навахо. Одну сторону комнаты занимал большой открытый очаг, в котором еще тлели оставшиеся с утра угли. Оверстрит пробежался пальцами по крепкому столу ручной работы, который, должно быть, прибыл сюда из Санта-Фе. Остальная мебель была такой же — грубовато сколоченной, но прочной и хорошо сохранившейся.
Из-за другой двери доносились голоса. Лейтенант подошел к дверному проему и увидел, как Линда Шафтер и мексиканка средних лет обрабатывают Мак-Гаффину рану, тихо переговариваясь между собой на испанском.
Сердце Оверстрита забилось быстрее, когда девушка на мгновение подняла на него темные глаза и снова вернулась к своему занятию. Те же иссиня-черные волосы, та же стройная с мягкими округлостями фигура, которая заставляла учащаться его дыхание в Альбукерке и с тех пор жила в его памяти. Тот же овал прекрасного лица и нежная словно свежие сливки кожа.
Лейтенант коснулся пальцами грубой щетины на подбородке и с сожалением взглянул на глубоко въевшуюся грязь и пыль на своем поношенном мундире. Как жаль, что приходится предстать перед девушкой в таком виде…