Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 48 из 77



— Ты же ничего не ел, — вдруг вспомнила она, — хочешь бутерброд?

Она достала из той же сумки промасленный сверток, завернутый в целлофан.

— Второй, — сообщила она, — первый уже съела. Мать на дорогу сделала. — Она развернула сверток и протянула ему бутерброд с сыром. — Ешь, не стесняйся. Отец мой был странным человеком, — затягиваясь, изрекла она. — Имел все, но вот сдвинулся…

— Ты считаешь, что он был сумасшедший? — чуть не подавившись куском, с удивлением спросил Олег.

— Не в обычном смысле слова, но был. А как же тогда ты объяснишь все его метаморфозы? Почему он оказался здесь?

— Но не все, кто находится в Монастыре, психически нездоровы, — осторожно начал Олег, — я на собственном опыте убедился…

— Брось! — перебила она его. — Я и без тебя знаю о роли психиатрии в нашей стране, я совсем о другом. Ну будь он диссидентом, тогда все понятно, но отец был предан режиму, да и не могло быть по-другому. Он ведь и сам из этого круга, и друзья его все оттуда. Из одной кормушки жрали! — ожесточенно произнесла она. — Так зачем же?.. — Она не договорила, затянулась в последний раз и далеко зашвырнула окурок.

— Мне он свою жизненную позицию излагал по-другому, — буркнул Олег.

— Интересно, как же?

— Я понял, что он не разделял общих убеждений…

— Да кто их разделяет! — запальчиво крикнула она. — Но зачем же жизнь другим ломать: мне, матери?!. Ты знаешь, мать должна была докторскую защищать — отложили! Даже вмешательство друзей ее отца не помогло. Да если бы только это! Я, между прочим, замужем была за одним очень перспективным дипломатом. Чего краснеешь, была! — Она зло посмотрела в сторону. — А теперь вот одна. И все благодаря папочкиному гонору! А может, это и к лучшему, — неожиданно спокойно произнесла она. — Там тоже нравы!.. Ты вон штаны при мне стесняешься снять, а эти… — она усмехнулась.

— Отец твой, может, и был плоть от плоти системы, — сердито сказал Олег, — но не был подонком. Систему он переделывать не собирался, но вот то, что его окружало, изменить стремился. Он сам мне рассказывал. Поэтому и строптивость проявил, поэтому и дневник вел.

— Тебе известно и о дневнике? — быстро спросила Настя.

Олег кивнул.

— А не рассказывал он, где дневник?

— Нет. Он только все время говорил, что если выберется отсюда, то с помощью дневника многим хвост прижмет.

— Эх, — вздохнула Настя, — как он был простофилей, так простофилей и помер. Хвост прижмет!.. А прижали ему! Ну да ладно! Надо напоследок еще разок окунуться в эту чудесную, не испорченную промышленными стоками речку, — засмеялась она, — да катить обратно. На могилке я посидела, с тобой потолковала, пора и в столицу.

Она разбежалась и плюхнулась в омут.

Олег лежал на песке, слушал, как сзади плещется Настя, и не знал, что предпринять. За последние полчаса образ этого ангела, сначала сформировавшийся в его сознании, полностью разрушился. В принципе, нормальная девчонка, вовсе не кисейная барышня, как он решил сначала. Но такой она нравилась ему еще больше. Ну и что, что была замужем…

— Эй, историк, — услышал он рядом, — иди в воду, ведь сгоришь. — Олег нехотя поплелся в речку. Возвращаясь из воды, он увидел, что Настя, отойдя чуть в сторону, переодевается.

— Зажмурься, историк, а то ослепнешь, — засмеялась она, — еще одним слепцом на земле станет больше.

Солнце стояло прямо над головой, когда они возвращались в город.

— Я и сама много думала про этот дневник, — задумчиво говорила Настя, — он мне как-то рассказал про него и даже показал. Роскошный такой блокнот, изготовленный для какой-то внешторговской конторы. Прочитал оттуда кое-что. А через пару недель его забрали. И блокнот этот искали. Обыска, конечно, не делали. Но как-то в пятницу мы с матерью уехали на дачу, а когда приехали, я сразу увидела, что у нас побывали гости. Нет, не воры! Работали они очень аккуратно. Но что искали именно дневник — точно.

— Так, может быть, нашли? — спросил Олег.



— Наверняка нет, потому что вызывали и мать, и меня и очень интересовались бумагами отца. Я, естественно, ничего не сказала, а мать, по-моему, и не знала о существовании дневника. Я и сама его потом искала, но безуспешно.

— Ну хорошо, — Олег задумчиво жевал травинку, — нашла бы дневник, что бы с ним сделала?

— Да то же, что и он. Передала бы за кордон.

— Да ты что?!.

— Они нашу семью разрушили, а я должна с ними церемониться? А может, шантажировала бы кого-нибудь из тех, о ком там написано.

— Ну и попала бы на место своего папаши, — саркастически промолвил Олег.

— Не попала, поумнее бы действовала! Слушай, — неожиданно произнесла она и с любопытством посмотрела на юношу, — а ведь если найти дневник, можно таких дел наворочать, таких дел! — Она остановилась, сняла с ноги босоножку и вытряхнула оттуда песок, потом испытующе посмотрела на Олега.

— А ты бы не поехал со мной искать дневник? Мне кажется, тебе можно доверять, ведь отец тебе верил!

Еще пару секунд назад Олег робко размышлял, как бы предложить Насте помощь в поисках дневника, и вот она сама просит его об этом. Он и мечтать о подобном не смел.

— Да ладно, — вдруг сказала Настя, — я пошутила. — Она надела босоножки и двинулась дальше. Олег молча пошел следом.

— А если не пошутила? — неожиданно обернулась она. — Поедешь со мной?

Олег посмотрел в эти серые глаза, еще несколько часов назад казавшиеся ему наивными, и утвердительно кивнул в ответ.

А еще через несколько часов они ехали в поезде по направлению к Москве. Кроме них, в купе был пожилой отставник. Он спешил на встречу со своими фронтовыми товарищами, приуроченную к годовщине начала войны. Весь вечер он предавался боевым воспоминаниям, перемежая их прикладыванием к бутылке коньяка. Немножко выпил с ним и Олег. Старик скоро набрался и, скинув пиджак со множеством орденов, медалей и памятных значков, улегся на нижнюю полку и захрапел.

Олег же лежал на верхней полке и смотрел в раскрытое окно. Стояли самые длинные дни в году. Прохладный ветерок врывался в купе и приносил с собой запахи цветущих лугов, речной прохлады, крепкий дух нагретых за день шпал. И эта смесь плюс легкий привкус коньяка во рту, аромат духов лежащей напротив женщины создавали неповторимый букет, который в сознании Олега ассоциировался с будущими невероятными приключениями.

Глава третья

Когда Олег утром проснулся, отставник еще храпел. Насти же на месте напротив не было. Но вскоре она появилась, умытая и освеженная. Привел себя в порядок и Олег, а потом они вместе отправились завтракать в вагон-ресторан. Когда вернулись в купе, то увидели, что там появилась новая личность. Это был такой же пожилой гражданин, как и их сосед с нижней полки, но, в отличие от первого, вместо позванивающих орденов и медалей на его пиджаке красовался широкий квадрат наградных планок.

Фронтовики познакомились, по-видимому, в поезде, и их беседа только-только начиналась.

От нечего делать Олег стал прислушиваться к разговору ветеранов и очень скоро заинтересовался им.

Сначала речь шла о том, кто где воевал. И хотя сражались они, как выяснилось, на разных фронтах, нашлись общие знакомые, поскольку воевали оба в саперных войсках, вспоминались имена больших военачальников. Второй ветеран тоже ехал на ежегодную встречу, но не в Москву, а в Ленинград. Разговор постепенно перешел в спор: на каком фронте было тяжелее. Тут оба старика начали горячиться, и все чуть было не кончилось ссорой, но беседа неожиданно получила очень интересный поворот. Начал его тот ветеран, что появился позже.

— Вот ты говоришь, — обращаясь к своему собеседнику, сказал он, — что ваш батальон всегда посылали вперед, а мы что, в тылу отсиживались?

— Я этого не говорил, — заявил первый ветеран. — Но ваш фронт всегда был каким-то второстепенным.

— Второстепенным! — язвительно промолвил второй ветеран. — Когда перед атакой ползешь проходы в минных полях делать, не больно-то думаешь, второстепенный ты или нет.