Принцесса маори

«Я напишу отцу, чтобы он выслал мне денег на билет, тогда я скоро его увижу, — уговаривала она сама себя. — И не через два года, как планировалось».

«Через два года у меня будет достаточно денег, и мы сможем вновь обрабатывать склоны холмов и продавать вино», — так пообещал отец, но пока они не могли жить на запущенном участке, который когда-то был прибыльным виноградником.

После войны виноградник постепенно приходил в упадок. Во-первых, отец вернулся с войны, получив ранение, во-вторых, он слишком рано присоединился к сепаратистам «Гейнц-Орбис». Его мечтой был свободный Пфальц с поддержкой от Франции. Но население не слишком активно поддерживало это движение. Петер Шиндлер вовремя отрекся от сепаратистов, чтобы не поплатиться жизнью. Французским оккупантам он казался политически неблагонадежным, а от правительства земли Бавария не получал никакой помощи. Бургомистр не встал на сторону упрямца, «любителя французов» — так Петера Шиндлера называли в деревне.

В результате его вынудили сбыть виноградники. Петеру нечем стало кормить семью, но все же он отказывался продавать усадьбу. Вместо этого он заложил драгоценности, которые когда-то унаследовала его мать, и купил билеты в Америку и Новую Зеландию. И сумма была немаленькая, ведь при жизни его родителей виноградники Шиндлеров знавали лучшие времена.

Ева отвлеклась от своих мыслей, когда проводник поднялся, извинившись: нужно продолжать работу. Напоследок он поинтересовался, куда именно девушка направляется в Нейпир. Когда Ева назвала адрес по Камерон-роуд, тот присвистнул и объяснил, что на этой улице располагаются большие особняки викторианской эпохи. Там у людей есть деньги, добавил он, подмигнув.

Ева поблагодарила приветливого мужчину. Если бы он только знал, насколько ей безразлично, куда она едет! Ева все равно решила не оставаться там надолго. Она была одержима лишь одной мыслью: написать отцу письмо, а затем, как только он вышлет ей свой адрес, попроситься к нему.

«Если уж я это путешествие пережила, — думала она, — то и до Америки смогу добраться живой и здоровой».

Снаружи сияло солнце, и в вагоне становилось все теплее. Ева сняла темное шерстяное пальто, которое взяла с собой в путешествие. Отец купил его в Гамбурге. Там, в грязной ночлежке, семье пришлось ждать несколько дней, пока корабли не отчалят. Ева никогда не забудет, как они с матерью поднимались на борт огромного парохода, как брат и отец долго махали им, а потом затерялись в толпе на набережной, переполненной провожавшими. Всю первую ночь на громадном пароходе, перевозившем эмигрантов, Ева проплакала во сне, чтобы потом не проронить ни слезинки. До сегодняшнего дня.

Поезд тем временем следовал мимо гор и зеленых лугов. Горы были намного выше, чем на родине, а луга зеленее. Ева уткнулась носом в стекло. Даже солнечные лучи, которые пронизывали окружающий ландшафт, казались Еве теплее, чем в Баденхайме. Девушка ничего не хотела упустить, но вскоре на нее тяжким грузом навалилась усталость. Глаза закрылись, и голова медленно склонилась на грудь.

Нейпир, декабрь 1930 года

Ева проснулась оттого, что кто-то сильно тряс ее за плечо. Это был дружелюбный проводник.

— Скорее вставайте! Иначе вам придется вместе с нами ехать дальше до Хейстингса! — взволнованно воскликнул он и принялся вытаскивать чемодан Евы из багажной сетки.

Ева вскочила, схватила пальто и сумочку и бросилась за проводником. Как только она оказалась на платформе, поезд тронулся с места.

— Удачи вам на новой родине! — напоследок крикнул девушке проводник и помахал ей рукой.

У Евы был всего один чемодан, но такой тяжеленный, что она едва могла нести его. Когда девушка добралась до привокзальной площади, пот с нее уже лил в три ручья. Жара настигла ее еще в Окленде — в этом уголке на краю света в декабре было жарко, как летом. Она огляделась по сторонам в поисках такси, но на полуденной жаре никаких машин поблизости не было.

— Так вы можете долго простоять, — заметила проходившая мимо женщина. — В выходные здесь почти никто не ездит. Мужчины уходят на прогулку или рыбалку.

— А как же мне попасть на Камерон-роуд?

— Очень просто. Сверните налево, а потом все время прямо. Затем еще раз спросите. Надо будет подняться немного вверх, но вы же молодая! Здесь нет и двух километров. Самое большее — пятнадцать минут ходу.

Ева вдохнула поглубже и задумалась. Может, стоит позвонить тетке и попросить, чтобы кто-нибудь забрал ее с вокзала? Но в ушах девушки все еще звучал неприязненный тон предыдущего телефонного разговора. Судя по голосу, вряд ли можно было надеяться на радушный прием. Что скажет тетка, когда Ева явится на Камерон-роуд? Девушка решительно взяла чемодан и свернула налево, как сказала женщина. Дорога, казалось, займет целую вечность. Утешением мог служить лишь волшебный вид на море, открывавшийся по правую руку. Но радость Евы затмевала ноющая боль в руках. Она останавливалась каждые две минуты, чтобы поменять руку. Ее пальцы побелели как мел, потому что ручка чемодана давила и нарушала кровообращение.

Через некоторое время ей встретилась пожилая темнокожая женщина с черными курчавыми волосами, пронизанными седыми прядями. Может, заговорить с ней? Девушка остановилась в нерешительности и пристально посмотрела на женщину. Та, заметив ее взгляд, тоже остановилась и открыто спросила, почему Ева так смотрит на нее.

Ева почувствовала, что ее застали врасплох. Она, запинаясь, пыталась объяснить старухе, что приехала из Германии и пытается отыскать тетку, живущую на Камерон-роуд.

Улыбка засияла на лице женщины.

— Вы раньше никогда не видели маори, не так ли?

Ева покачала головой.

— Я жила в маленьком городке, пока отец не решился на эмиграцию. — Еве с трудом удавалось подбирать нужные английские слова. В школе она не учила английский, но после усердной зубрежки на корабле практически все понимала, хотя бегло говорить пока не могла. Она немного досадовала на это. Кроме того, девушку смущал тот факт, что она практически ничего не знает об этой стране. Будет ужасно, если ее сочтут невеждой, — недостаточное образование Ева считала своим слабым местом.

С каким удовольствием она бы поехала учиться в университет Майнца или Вормса, как Инга, ее подруга и дочь бургомистра! Но денег в семье не было, и Еве приходилось помогать по хозяйству. Кому-то же нужно готовить и убирать, когда мать неделями страдает меланхолией и смотрит в одну точку.

— А где твоя мать?

Ева испуганно взглянула на маори.

— Откуда вы знаете, что я должна была приехать с матерью?

Женщина рассмеялась:

— Потому что я сестра миссис Болд.

— Миссис Болд? Но я ехала к миссис Кларк.

— Это дочка миссис Болд.

— О, мой отец мне не рассказал, что миссис Кларк живет в доме с матерью, я очень удивлена. Я, собственно, ожидала, что приеду на виноградник, а не в город.

Лицо маори помрачнело.

— Могу себе представить, что там наплели вашему отцу! И миссис Кларк больше не миссис Кларк, потому что вновь вышла замуж. За некоего доктора Томаса. Так что теперь ее зовут миссис Томас.

— О, я думала… Ну конечно, я знала, что у дяди моего отца есть жена, иначе бы не было никакой миссис Кларк, то есть… кузины отца, в общем, не было бы миссис Томас. Мы, правда, думали, что она уже давно… — Ева, покраснев, запнулась — как раз вовремя, чтобы не наговорить лишнего.

— Говорите смело! Меня вы этим не шокируете. В какой-то мере вы правы. Она хоть и в добром здравии, но предпочитает помалкивать об этом. — Маори схватилась за чемодан Евы. — Ух ты, это чудище нам нужно втащить на гору? Почему вы не позвали Джоанну или Адриана?

— Я… Я не спрашивала, потому что по телефону ее голос показался мне недовольным.

Женщина маори снова громко рассмеялась.

— Ну, тогда вам стоит познакомиться с хозяйкой дома лично.