Грани

Действительно, он воспроизводил эпоху высоких технологий, пик материально-технического развития человечества. Здесь же, в реальности, царит так называемое средневековье, население неграмотно, а труд ручной. Аргумент вроде бы очевиден, понятен хоть профессору, хоть дворнику. Но многое в рамках теории граней объяснить было невозможно, и тогда Мастеру осталось только одно — скрывать эти противоречия.

— Город Мертвых… — прошептала Гала.

— Да, да, Город Мертвых. С ним вы тоже знакомы. Все, чем так бахвалится Морок, все эти машины, сотовые телефоны, компьютеры и расщепление атома — все это уже было. И что?

— Ядерная война погубила цивилизацию, — полувопросительно, полуутвердительно констатировала Гала.

— Увы, ядерная война была лишь следствием. Может, одним из многих следствий. Причина же в том, что технологии дают могущество всем. Счастье для всех, причем даром — ведь из ста девяносто девять человек не прилагало ни малейших усилий для его достижения.

— Это плохо? — спросил Михай, — что плохого в могуществе?

— Хуже некуда, — ответил Мадракс, — во-первых, любой дар, от которого нельзя отказаться, таит в себе подвох. А блага технологической цивилизации именно навязывались. Общество инстинктивно изолировало от себя любого человека, эти дары игнорировавшего. В то время, которое воспроизведено Мороком, даже без сотового телефона человек воспринимался слегка чудаком. А без компьютера, телевизора, электричества? Это уже дикарь, чужак, другая система ценностей.

Во-вторых, прописная, но по этой причине забываемая истина. Если что-то принадлежит всем, значит, это не принадлежит никому. Никто конкретно за это не отвечает. А, это значит, что возможно все. И, в-третьих, попробуйте дать меч в руки умалишенному. Ручаетесь за свою безопасность? Можете не отвечать. Могущество, за обладание которым маги жертвуют значительной частью своей жизни, в ту пору могло оказаться в руках человека недалекого, не всегда осознающего последствия его применения. Без особых, со стороны этого человека интеллектуальных усилий. Вот результат.

— У меня вопрос, — обратился к Мадраксу Рамал, — а для чего вообще Мастеру Морока этот балаган? Зачем внушать людям, что они, якобы, живут в другую эпоху? Я, к примеру, в этом Мороке — дальнобойщик.

— Трудно сказать, — колдун развел руками, — трудно понять логику существа, в котором за века осталось не так много человеческого. Я могу лишь предполагать, что тогда, на заре времен, Мастером двигало чистое тщеславие. Зачем тратить свою творческую энергию на разные аттракционы, типа Большого Ристалища, на потеху всякому дурачью, Веземир, извините, когда можно получить Власть? С большой буквы. Властвовать не декретами и лозунгами, и не тупоголовыми амбалами с дубинками и в касках — нашими с вами ощущениями, вкусами, желаниями.

— Насчет тупоголовых амбалов вы преувеличиваете, — возразила Гала, — у Мастера есть, кого натравить на неугодных. Они не тупоголовые, без дубинок, но действуют эффективно.

— Ага, — Мадракс оживился, — получив эту самую власть, Мастер Морока больше всего на свете боится ее потерять. Ибо это единственное, что вообще есть в его жизни, или, правильнее говорить, существовании. Кроме того, чем больше вложено сил, тем труднее все начатое бросить. Так что это еще вопрос, кто кем владеет — Мастер своим Мороком, или Морок создавшим его Мастером. Тем не менее, Мастер защищает свое творение. И снаружи, и изнутри.

Как я уже говорил, противоречий между реальной и навязываемой Мастером картиной мира хватает. Одно из них — пресловутая одногранность, тема которой я занимался одновременно и как маг здесь, и как светило психиатрии в Мороке. Общепринятая точка зрения на этот вопрос — кто умер на одной грани, тот не просыпается и на другой. Я провел статистический анализ смертности на обеих, так называемых, гранях, и выяснил, что у этого закона довольно низкая подтверждаемость. Вернее, интегрально она достаточно высока, но если анализировать причины смерти… В общем, дело в том, что большая часть смертей приходится на эту грань, на реальность то есть. Оно и понятно — жить здесь опасно, то дракон нападет, то мечом кто жахнет, то боевое заклинание применит.

— А в Мороке войны бывают покруче, — с почти детсадовским апломбом заявил Михай, — с танками, самолетами. Народ тысячами гибнет, если не миллионами.

— В телевизоре эти войны бывают, — небрежно бросил Мадракс, — в телевизоре, радио, газетах и Сети. Что все вместе — своего рода Морок в Мороке. Морок в квадрате. Я говорю о реальных случаях, когда можно узнать как человека звали и как он выглядел. И тут можно любую выборку взять — хоть десять человек, хоть сто, хоть тысячу — количество, умерших в Мороке в разы меньше, чем тех, кто погиб в реальности. Но не это главное — среди тех, кто якобы погиб в Мороке, девять из десяти в реальности жили и здравствовали. Все их проблемы — шок со стороны близких.

— Но один из десяти погибал и здесь? — сказала Гала тоном придирчивого экзаменатора.

— Да, я полагаю, причина та же, что и на Большом Ристалище. Нервное потрясение в момент якобы гибели. В той части исследуемой выборки, когда, погибнув в Мороке, умирали по-настоящему, большинство страдало болезнями нервной системы. Но главное даже не это. А то, что я в той работе не собирался делать каких-то далеко идущих выводов. В науке это необязательно. Важно, что при этом для Морока я оказался опасным. Ведь не я — так кто другой, прочитав мою работу, сделает соответствующие выводы.

Морок среагировал на ранней стадии моей работы. Подобно организму, который в ответ на появление в нем вируса, начинает вырабатывать антитела, Морок тоже… начал. Сперва была куча отвлекающих факторов: то, когда я работаю, звонят и ошибаются номером, раз десять на дню, то где-то под окном включают громкую музыку. Лишь бы помешать мне сосредоточиться. Когда это не помогло, начались галлюцинации, кошмары. Морок — тот же сон, устроить в нем что-то жуткое для отдельно взятого человека — раз плюнуть.

Вдобавок, от меня отвернулись коллеги и друзья. С женой я развелся, чтоб каждый день скандалы не закатывала. Понимая, что могу и не дожить до окончания работы, я начал небольшими кусками публиковать ее. Всякие там тезисы для конференций. И тогда появился господин Ругар. Он, конечно, хотел меня просто одернуть. Поначалу. Сказал, что мои исследования представляют опасность. Я не поверил. Пообещал мне целый институт в моем подчинении, деньги большие, новый дом. Я ведь, хоть и светило, а вынужден был ютиться в панельной «двухкомнатке» в спальном районе столицы. Даже, ха-ха, улицу эта сволочь обещала моим именем назвать.

Ну, я возмутился, какое, мол, ваше собачье дело? Кто вы вообще такой, чтоб подобные обещания давать? Ну, Ругар, прямо при мне связался с Мастером и получил приказ меня изолировать. В смысле, пуля в лоб и прощай Морок.

— Мастер счел возможным потерять одного сейчас… вместо тысяч завтра, — процитировала Ругара Гала, — я теперь поняла, что имелось в виду.

— Да, да, именно такова была логика Мастера. Своей работой я мог подорвать веру в Морок, как в главную реальность. И Мастер потерял бы многих подвластных ему людей — в любом случае, больше, чем меня одного.

— Интересная история, — нахмурился Веземир, — интересная, занимательная, но у нас к тебе, колдун, вполне конкретные претензии. У девки-ведьмы и ее спутника — похищенная подруга, и не только, как я понял. У нас с Рамалом — война, возникшая на пустом месте.

— У моего народа, вдобавок, — напомнил Рамал, — недовольство твоей попыткой захватить наши земли.

— Эх, — тяжко вздохнул Мадракс. Так мог вздыхать учитель, по десять раз, безуспешно втолковывающий туповатому ученику очевидные для себя вещи, — да разве вы до сих пор не поняли? Насчет войны, это Мастер Морока хотел натравить вас на меня. Я же опасен для него. Как опасен в принципе, любой союз людей, понимающих, что к чему. Насчет земли… почтенный Рамал, я уверен, что занимаю немного места с моей лабораторией. Мелочь в масштабе всей Северной Пустыни. И, куда меньше, чем Город Мертвых, который мой человек помог от этих мертвых освободить.