PR-проект «Пророк»

Для Андрея, как для человека действия, не стоял вопрос: «Делать или не делать?» — для него стоял вопрос: «Как?» — если, конечно, идея ему нравилась. Во всем этом плане его смущало одно: слишком малый доход — по сто пятьдесят долларов в расчете на душу населения. Или с человека. В то время как тот же человек в течение одного месяца мог и произвести, и потребить продукции на сумму значительно большую. Правда, одно дело — мог, другое — производит и потребляет. Да и речь-то идет о пенсионерах и алкоголиках, о тех, кто все равно оказывается на обочине жизни. «С паршивой овцы хоть шерсти клок», — решил Андрей.

Андрей достал из ящика стола маленькую металлическую фигурку быка. При внутреннем освещении она отливала желтизной. Он поцеловал фигурку, поставил ее на стол перед собой. В упор глядя на нее, он быстро, еле слышно зашептал:

«Я хочу, я очень хочу стать богаче. Больше всего на свете я хочу денег. Я вожделею их. Я весь нацелен на деньги. Нет ничего ценнее денег. Нет ничего достойнее этой цели. Мои деньги — мера моей силы, мера моих возможностей, мера моей веры в мои силы и в мои возможности. Жизнь есть движение к цели. Эта цель — деньги. Их должно быть много — все больше и больше. Нет предела богатству, нет предела в этом движении к цели. Нет предела жизни.

Я готов пожертвовать ради денег всем…»

Андрей резко повернулся — ему показалось, что кто-то вошел в кабинет. Но никого не было — двери были закрыты. Он продолжил:

«…радостью, отдыхом, наслаждением, любовью, привязанностью, пищей, властью. Потому что я смогу купить за деньги все: радость, наслаждение, любовь, привязанность, пищу, власть, силу в еще большем количестве. Вот смысл моего бизнеса, вот смысл моей жизни.

Деньги — есть среда моего обитания. Деньги — есть мой воздух, моя пища и мое питье, моя любовь и моя страсть, моя сила и моя слабость. Деньги — есть моя жизнь. Без них она и бессмысленна, и невозможна».

Закончив молитву, Борисов встал из-за стола. Ему вспомнилась фраза одной давней подруги, которая говорила: «У каждого в голове свои тараканы». Андрей не был суеверным человеком, но лучше уж, считал он, такие тараканы. Он заметил, что молитвы помогали ему сосредотачиваться, быстрее возвращаться к делам, будто давали новые силы.

— Что у нас по плану еще? — спросил он секретаршу, нажав на спикерфон.

— Встреча с Лопатниковым. Он ждет.

— Кто такой?

— Лингвист, профессор. Он у меня в приемной.

— Пусть заходит.

— Здравствуйте, Андрей Егорович, я по поводу реформы языка. Вы, надеюсь, познакомились с документом? — спросил профессор, как только присел за стол.

— М-м, орфографии?

— Да, совершенно точно, орфографии. Осенью 2001 года, еще при бывшем президенте, мы уже ставили вопрос на повестку дня. Тогда Дума не приняла закон о языке. Сегодня, думаю, сложились подходящие условия для реформы языка.

— В чем заключаются эти условия? — с некоторой долей сарказма спросил Андрей Егорович.

— Это не первая реформа. — Профессор говорил так, как будто объяснял прописные истины нерадивому ученику начальной школы; Лопатников презирал предпринимателей и политиков, считая их недоучками и верхоглядами. — Реформу проводил Петр Первый, реформу проводили большевики в 1918-м. Реформа, менее значительная, прошла в 1956-м, став, так сказать, отражением «оттепели». Понимаете?

— Нет.

— На каждом переломном этапе страны проходила реформа языка. Она отражала изменения в общественной и повседневной жизни, в сознании людей, в реалиях быта.

— А почему вы обратились ко мне?

— Понимаете, реформа может стать коммерческим проектом. Более того, это очень выгодный коммерческий проект.

Профессор Лопатников был фанатиком своего дела и если что-то делал, то не ради денег. Вернее, не только ради денег. Он не мог примириться с тем, что людям, знавшим меньше него, работавшим меньше него, воздавалось больше, чем ему. Он считал это несправедливым. И не видел ничего предосудительного в том, что сможет наконец извлечь из своей работы материальную выгоду. Поэтому он старался любыми путями заинтересовать тех, кто мог бы способствовать реализации его идеи.

— Это — издание новых учебников, методических пособий, словарей, — все больше воодушевлялся профессор, — суперсовременных книг, компьютерных программ, изготовление вывесок наконец! Вы понимаете? Ну, и вы — отличный лоббист.

— Кажется, я начинаю понимать. Но, думаю, любой оппонент вас спросит, чем обоснована реформа языка.

— Прошу заметить, это не реформа языка, а реформа орфографии.

— Тем более. Чем же она обоснована?

— Как вам сказать, язык — живой организм. Вспомните Словарь живого великорусского языка Владимира Даля. Живого! Он развивается, этот организм. Ему нужны новые одежки. Из старых он уже вырос. Такие реформы проходят во всех цивилизованных странах.

— В языках?

— Да, во всех цивилизованных языках.

— На немецком, насколько я могу судить, — блеснул общей эрудицией Борисов, — большинство достаточно старых изданий можно читать без проблем.

— Вы знаете немецкий?

— И в английском, — поспешил продолжить Борисов, не отвечая на вопрос, потому что не знал немецкого и никакого Шиллера в оригинале не читал, — за понимание неадаптированного Шекспира я могу поручиться.

— Нет, в английском языке вопрос реформы не поднимался.

— А в каком же тогда?

— Во Франции, например, обсуждался…

— Хорошо, хорошо, я понял. Меня только смущает, что это — одноразовый проект, — нашел наконец способ Борисов отшить без грубости интеллектуала.

— Совсем нет. Реформа предусматривает несколько этапов. На первом этапе меняем орфографию. Это займет до года. На втором — выводим из письменного языка некоторые буквы, которые… славянские буквы. Такие, как Ф, Ы, твердый знак, Ю. Это тоже займет один-два года. И на третьем этапе унифицируем письменность с общепринятыми стандартами.

— С какими стандартами?

— Переходим на латиницу. То есть заменяем выведенные буквы латинскими аналогами и переозвучиваем такие, как Р, С, В.

— Интересно. — Борисов достал сигару из лежащей на столе коробки, отрезал кончик, медленно раскурил и прошелся по кабинету. — Есть одна проблема, господин Лопатников.

— Какая? — Профессор чуть не свернул шею, ловя его взгляд, — так живо он готов был выслушивать контраргументы от Борисова.

— Нет четкого экономического обоснования. Вы должны четко указать, сколько надо вложить денег, когда и сколько получим прибыли. Понимаете, о чем я говорю? Это должно быть описано максимально кратко. Лучше — в виде таблицы. А сейчас, — он поднялся, — у меня встреча. Так что, спасибо, жду обоснования.

— Но…

— Спасибо. Всего доброго.

Когда опечаленный профессор вышел, Борисов позвонил референту и сказал:

— Больше этого идиота со мной не соединять.

После этой встречи состоялось еще одно обсуждение — долгосрочного проекта «Рекрутирование». Его инициатор долго рассказывал о планах выпуска новых марок безалкогольных напитков для детей. В качестве примера он привел названия: «Водочка воскресная», «Водочка алмаз» и им подобные. Цель программы — привыкание к известным маркам алкогольной промышленности, формирование положительного отношения к названиям, которые для повзрослевших детей будут звучать как водка «Воскресная», водка «Алмаз». С помощью этого приема, считал автор проекта, уже с детства будет вестись рекрутирование потенциальных потребителей. Глядя на скептическое выражение лица Борисова, инициатор поспешил добавить: «При этом детям, конечно, ни в коем случае нельзя употреблять спиртные напитки!»

«Да-а-а, Золотой Телец бьет копытом для всех», — ухмыльнулся Борисов, выпроводив очередного соискателя денег.

XXXVI. Буклет

Марина вставала поздно. На работу она ехала еще позже и иногда ловила себя на мысли, что не так уж много лет назад в это время она возвращалась из школы и основная часть дня была уже позади.