Страница 12 из 74
Иллюстрированные журналы вытесняют из повседневной жизни устаревшую литературу. Толстые романы превращаются в небольшие рассказы и переходят на страницы этих журналов. Так что в моих словах, сказанных в начале выступления, не было никакого преувеличения.
VII. Предтеча
Солнце клонилось к морскому горизонту, бросая ласковые отблески на уходившие в море скалы слева и справа от виллы, легкими порывами набегал теплый ветерок — было самое время для вечернего загара. После сиесты спать не хотелось и Шустер нежился в мягких вечерних лучах, сидя в шезлонге у края бассейна и потягивая холодное пиво. Рядом стоял столик-холодильник, на котором красовалась запотевшая кружка с янтарным напитком.
— Как спалось, Саша? — спросил заспанный Антонович, появившийся в разноцветном халате, едва прикрывавшем большую трудовую мозоль, как Лев Семенович называл свое пузо.
Шустер подумал: как такой груз держится на этих тоненьких красных ножках, торчащих из-под халата? И лениво ответил:
— Замечательно. Век бы так.
— Надоест. Мне уже, кажется, надоедает.
— Садись, попей пивка — пройдет.
Антонович подвинул к столу шезлонг и погрузился в него.
— Начинаешь думать о работе, — продолжил он. — Вот послушай, какие у меня появились мысли.
— С удовольствием, — произнес Шустер, хотя ему совсем не хотелось ни говорить, ни думать о чем бы то ни было.
— Вот смотри, развитие капитализма в Европе, как принято считать, сопровождалось появлением новых течений в христианстве. Ну там, Реформация, Мартин Лютер, протестантизм. Это нужно было для того, чтобы снять с предпринимателя клеймо.
— Какое клеймо?
— Ну, помнишь, что-то такое в Библии говорится, что богатому не попасть в рай, как верблюду не пройти сквозь игольное ушко. Потом об этом уже речи не было. Так?
— Я, честно говоря, не совсем владею этим предметом. Но ведь католицизм остался? И здравствует…
— Я, не менее честно говоря, тоже не специалист, но не в этом дело. Еще говорят, что старообрядцы — это русские протестанты. Но Бог с ними. Все это не имеет прямого отношения… Слушай дальше. Пришли коммунисты — Церковь разрушили. На ее смену пришла идеология. Она заняла место религии в душах людей. Не всех, конечно, но в принципе. В душах был вакуум и туда просочилась вера в коммунистическое будущее. Когда эта вера ослабла — коммунизм рухнул. Так вот: нам нужна наша Церковь. Понимаешь?
— Она и так наша.
— Нет. Нам нужна новая религия, новая вера.
— Какая?
— Ну, например, как у Наполеона Хилла. Слышал?
— Да, что-то такое… Не помню, как это называется.
— Это человек, который создал новую религию. Буквально недавно. Там дело вот в чем: чтобы стать богатым, надо представлять во время молитвы деньги. Не помню деталей, но суть в этом. Нам нужна такая вера, чтобы она заполнила вакуум в душах, чтобы люди стали клеточками экономического общества, отдались бы ему полностью — и на уровне подсознания, и на уровне веры.
— Это разве не одно и то же?
— Нет. Допустим, подсознательно человек злится на своего обидчика и готов его убить, а вера ему говорит: прости. Понял?
— Не совсем.
— Ну смотри… Подсознательно человек хочет все взять себе, а вера говорит ему: помоги ближнему или, там, пожертвуй… Надо, чтобы они говорили одно и то же.
— И как вы мыслите себе эту веру? — Шустер все еще сбивался на «вы».
— Религию? Ну, надо подумать о деталях. Мне, например, ясно, что инициатива должна исходить не от правительства, а как бы снизу. Мы же можем поддержать.
— Логично. А как насчет государственной религии?
— Не думаю, что это нужно. Во всяком случае пока. Сейчас надо помочь в организации, потом посмотрим, как пойдет дело.
— А на какие средства?
— Скупой платит дважды, дурак трижды, а лох постоянно. Думаю, желающие найдутся. Надо только намекнуть. Сам знаешь, как это делается. Это может быть оформлено как пожертвования…
— От частных лиц.
— Согласен, именно так, — кивнул Антонович.
— Можно организовать трансляцию по телевидению.
— Правильно.
— И содействовать работе Церкви в учебных заведениях. В первую очередь в финансовых институтах, в бизнес-школах… — Шустер начал увлекаться.
— Интересно. — Лев Семенович глотнул пива. — Хотя пока затевать это рано. Но в перспективе стоит иметь в виду.
— Да, а трансляцию по телевидению можно проводить по типу западных проповедников… — Шустер чувствовал, как у него за спиной растут крылья. Даже сидеть стало неудобно. Он встал и начал расхаживать взад-вперед перед Антоновичем. — Слушай, а это бизнес. Ведь американские проповедники — это бизнесмены. Плата за выступления. Если хорошо отрекламировать, можно собирать целые стадионы. Народ хочет во что-то верить, народ хочет стать богатым…
— Охладись, — остановил его Антонович, указывая глазами на бассейн.
— Нет, серьезно, это все надо записать. Сейчас мы с вами такую религию тут создадим! — Шустер взял со стола телефон и нажал на несколько кнопок. — Танюша, принеси ежедневник и ручку.
Через несколько минут у бассейна появилась Танюша с толстым ежедневником. Шустер расположился с ним в шезлонге и начал что-то строчить.
— Лев Семенович, а что вы думаете по поводу инквизиции?
Лев Семенович улыбнулся. Сейчас он почти шутил.
— Ну, будем считать, что это — в перспективе.
Снова воцарилось молчание. Шустер что-то строчил, а Антонович потягивал пиво. Потом он добавил:
— А вот об индульгенциях подумать стоит.
Вечером того же дня они решили выбраться в город. Идею подали девушки, которым было скучно торчать на вилле. Антонович не возражал, Шустер тоже был не прочь развеяться. Возвращаться сильно трезвыми не предполагалось, поэтому поехали с водителем на самом большом джипе, который оказался в гараже. Шустер сел рядом с водителем, Антонович — сзади между девчонками. Девчонок, которых они взяли с собой «на дачу», ни тот ни другой раньше не видели. Знали, что, проведя с ними эти пять дней, скорее всего больше никогда и не увидят. Девушки считали их крупными предпринимателями, им же не хотелось вносить ясность в этот вопрос.
В машине работал кондиционер, окна были закрыты. Шустер смотрел на мелькавшие вдоль дороги темно-зеленые кусты и деревья, на открывавшуюся кое-где мертвую каменистую почву, иногда оживляемую оранжевыми лучами заката. Пейзаж казался безжизненным, полным скрытого напряжения или ожидания, и одновременно красивым этой мертвенной красотой. «Как оставленные руины, в которых даже смерть давно уже не живет», — думал Шустер.
— Куда поедем, Лев Семенович? — нарушил молчание водитель.
Сзади послышалось шушуканье. Шустер краем глаза увидел на заднем сиденье какое-то движение и не стал оборачиваться.
— А ты сам куда едешь? — спросил Антонович водителя.
— Все равно — сначала в город.
— Понимаешь, — резюмировал Антонович. — Саша, куда поедем? — спросил он Шустера.
— Я — гость.
— Туда, где танцуют, — предложила одна из девчонок.
— Женщины, как мороженое, — зачем-то сказал Антонович, — сначала холодны, потом тают, потом липнут. Хотя… не тот случай.
Девушки дружно засмеялись шутке.
— Что ж, поедем туда, куда хотят наши дорогие, но тем не менее горячо любимые подруги. Поехали в «Форталесу», — сказал Антонович шоферу. — Это по-испански «Крепость», — пояснил он для всех.
«Форталесой» оказался ресторан на самом верху средневековой башни. По крайней мере, так это выглядело. Судя по тому, что их поднял туда зеркальный лифт, в котором девушки не упустили возможности поправить прически и юбочки, башня была построена все-таки недавно.
Антоновича здесь знали. Подскочивший распорядитель проводил их за уютный столик, отделенный декоративными пальмами от основной части ресторана. Отсюда открывался великолепный вид на море, в которое погружался красный солнечный шар.
Перед каждым лежало открытое меню. Тщетно попытавшись в нем что-либо разобрать, все обратились наконец к Антоновичу. Тот, выслушав пожелания, заказал все на свой вкус.