Страница 5 из 22
Как обычно он ответил не сразу.
- В деревнях окрест. Думал, может, там получится продать больше, чем в городе.
- Получилось?
- Кое-что продал. Но вместо денег крестьяне едой расплачиваются. Оно, конечно и так хорошо, но чтобы заплатить пошлину, надо будет обменять на деньги.
- А если уйти отсюда? Тогда и платить пошлину не придется, - поделилась Виола пришедшей в голову мыслью.
Нищий покачал головой, пальцами превращая комок сырой глины во что-то отдаленно напоминающее миску.
- На новом месте все равно придется платить. Только зря пропадут те деньги, что я уже уплатил здесь. Да и зимой опасно срываться с места. Летом или осенью - еще куда ни шло.
Утром нищий разбудил Виолу. По его указанию она спустилась к реке, вымыла посуду и принесла воды. Потом он показал ей, как выметать золу и правильно разжигать очаг. Виоле пришлось высекать искру раз за разом, пока щепки в очаге не занялись.
За завтраком, снова заметив, что нищий не притрагивается к мясу и яйцам, Виола сказала:
- Обменяй это на деньги. Не нужно приносить еду отдельно для меня.
Сказать это ее вынудили гордость и чувство справедливости, но, вспомнив, чем нищий обычно питался, она добавила:
- Ненавижу луковую похлебку.
- Я думал, ты просто решила уморить себя голодом, - взглянув на нее из-под завесы спутанных волос, ответил нищий.
Виола отвернулась. Ей было досадно, что он так хорошо видел, что с ней происходило.
После ухода нищего, Виола подмела в лачуге размашистыми неловкими взмахами метлы. Затем, убегая от поднятой в воздух пыли, она отправилась на реку.
Вечером, перед приходом нищего, Виола принесла воды и решила самостоятельно развести огонь в очаге. Но как бы яростно она ни терла трут, как бы ни пыталась повторить утренний урок - ничего не выходило. За этим занятием и застал ее вернувшийся нищий. Раздосадованная своей неудачей, Виола отодвинулась было прочь от очага, но нищий, затеплив очаг и повесив над огнем котелок, спросил:
- Чечевицу ты ешь?
- Не знаю. Не пробовала, - почему-то сердясь на него за свою неудачу, ответила Виола.
Нищий принялся варить похлебку, а она наблюдала за тем, что он делает. Когда похлебка закипела, нищий нарезал вяленое мясо тонкими кусочками и бросил в котел. К тому моменту, как похлебка сварилась, Виолина злость окончательно растворилась в аромате чечевичной похлебки.
- Я ем чечевицу, - сказала она по окончании трапезы. - Это лучше, чем луковая похлебка.
Утром Виола решила, что есть нечто, что она ненавидит больше, чем скрип гончарного колеса, досаждавший ей почти всю ночь, - мытье посуды. Ледяная речная вода, застывшие разводы пищи на стенках мисок и котелка, покрасневшие от холода пальцы - бррр... Она поскорее вернулась в лачугу, к очагу. Хорошо хоть развести огонь у нее сегодня получилось почти сразу, всего после трех попыток.
Вечером Виола сварила чечевичную похлебку. При этом она порезала палец, а похлебка почему-то вышла густым неаппетитным варевом, которое, впрочем, нищий съел, никак не выказав своего неудовольствия. Виола проглотила пару ложек, а затем, молча, отодвинула миску в угол очага, не в силах перебороть отвращения к собственной стряпне.
- Нужно чтобы ты завтра пошла со мной, - сказал нищий, перед тем как приступить к вечерней работе за гончарным кругом.
- Зачем? - спросила Виола, стараясь не выдать, как встревожено забилось сердце - она не хотела никому попадаться на глаза.
- Я скоро опять уйду, надолго. Нужно чтобы ты знала, где наше место и могла меня подменить.
Наше место. Она теперь жена нищего и завтра ей покажут "ее место". Виолу передернуло. Пора привыкать, она больше не герцогиня, никто не придет к ней на помощь - всю ночь повторяла Виола, стараясь вытирать слезы и промокать нос в тот момент, когда этого не было слышно за особенно громким скрипом гончарного колеса.
Утром они с нищим впервые отправились в город вместе. Закутавшись в плащ, поглубже надвинув на глаза капюшон, Виола шла позади мужа, стараясь держаться поодаль. Ей казалось, что все - встречные и поперечные, мальчишки на улицах, стражники на городских стенах, сами стены - усмехаются и, переглядываясь, смеются ей в спину: смотрите, вот прекрасная Виола, герцогиня Миланская!
В торговом ряду горшечников у нищего было самое последнее место. Замерев у стены, подобно каменной статуе, Виола пила щедро налитый ей судьбой кубок унижений, слушая громкие крики зазывал - торговцев и торговок по соседству. Ей хотелось умереть, исчезнуть.
- Если хочешь, пойди, прогуляйся, - сказал муж.
Не поднимая головы, Виола бросилась прочь.
К счастью, пошел снег и, блуждая по снежным улочкам, Виола понемногу успокоилась, поняв, что никто ее здесь не знает, и никому нет до нее дела. Городок был маленький и довольно грязный. Разумеется, по сравнению с Миланом. Побродив немного, Виола хотела вернуться в торговый ряд, но не смогла себя пересилить и, отыскав городские ворота, вернулась в лачугу.
Возвратившийся вечером нищий ничего не сказал ей. Он снова работал всю ночь и ушел рано утром, на сей раз, оставив Виолу в лачуге. Виола чувствовала облегчение от того, что он не настаивал, чтобы она шла с ним. Желая показать, что здесь от нее больше пользы, она вымыла посуду, вымела пол и очаг, сварила похлебку, которая даже получилась чуть лучше, чем в прошлый раз.
Виола почувствовала, что нищий доволен тем, как она справилась. Он ничего не сказал, лишь взглянул на нее искоса, но по этому взгляду Виола поняла, что он заметил и оценил ее старания.
После ужина нищий отвел ее под навес у задней стены лачуги и показал ряды вылепленных им горшков:
- Будешь продавать, за сколько дадут.
Потом он показал ей, где и как хранятся запасы продовольствия:
- Тебе одной должно хватить этого на месяц или около того.
- Куда ты уходишь? - спросила Виола.
- Работать. Меня не будет несколько месяцев.
- А как же подати?
- Воду, дрова, кров и подушную подать я оплатил, так что тебя никто не тронет.
- Но ты говорил, не хватает пяти дукатов.
- Трех. Это подушная подать за меня. Я с ней разберусь. Тебе нужно делать все в точности так, как я сказал. Поняла?
- Да, - кивнула Виола.
- Завтра пойдешь со мной еще раз.
- Нет! - быстро среагировала она. - Я поняла все. И запомнила.
Нищий внимательно, испытывающе посмотрел на нее, и Виола вспыхнула, подумав, что он, наверное, вспоминает плачевную судьбу, постигшую указания, что он дал ей в прошлый раз. Или хуже того, догадывается, почему она так не хочет идти в город.
- Не нужно. Я все запомнила, - твердо повторила она.
Нищий опять работал почти до рассвета и, измученная неумолкающим скрипом гончарного колеса, Виола уснула лишь под утро. К вечеру, переделав уже ставшие привычными обязанности, она ждала возвращения нищего, однако похлебка подгорела, а он так и не появился.
Не следующее утро тележку с горшками прикатил чумазый оборванный мальчуган лет семи.
- Ты - жена Гвидо? - спросил мальчишка, стряхивая снег с давно нечесаных волос.
Виола слегка помедлила в замешательстве, потом кивнула.
- Держи. Он велел отвезти это тебе.
- А где он сам?
Утром, заглянув в запасы еды, Виола обратила внимание, что нищий ничего не взял с собой в дорогу. Теперь вернулась еще и тележка.
- Стражники забрали на каменоломни.
- Куда?
- На каменоломни, - снисходительно и нетерпеливо пояснил мальчишка. - Ты, что, не знаешь, всех, кто не платит подати, забирают на графские каменоломни, отрабатывать.
Так вот куда он собирался, подумала Виола, снова начиная злиться - на нищего, что ушел, не сказав куда, на себя, что все никак не может выкинуть из головы герцогский титул и непомерную гордыню. Если честь и гордость - все, что у нее осталось, что она не уступила даже Неаполитанскому королю, что оказалось ей дороже собственного благополучия и отцовского спокойствия, то сейчас ее честь требовала, чтобы она вернула долг человеку, который приходится ей мужем. А гордости придется помолчать - ведь если бы не она, Виола не была бы связана узами брака с этим человеком, ему не пришлось бы платить за нее подати и заботиться о ее пропитании.