Острые предметы

– Эмма? – спросила я, и она рассмеялась.

– Ну конечно. Кто же еще будет играть на крыльце у Адоры с таким же домиком, как у нее?

На Эмме был детский клетчатый сарафан, рядом лежала соломенная шляпа. Теперь она выглядела на свои тринадцать лет. Впрочем, нет. Сейчас она казалась младше. Ее платье больше подошло бы десятилетней девочке. Заметив, что мой взгляд остановился на нем, она нахмурилась.

– Я ношу это для Адоры. Дома я превращаюсь в ее любимую куколку.

– А когда ты не дома?

– Другие вещи. Значит, ты Камилла. Моя сестра по маме. Первая дочь Адоры, старше Мэриан. Ты родилась до нее, а я после. Не узнала меня!

– Я слишком долго сюда не приезжала. Вдобавок Адора уже пять лет не шлет рождественских фотографий.

– Это, видимо, тебе она их не шлет. А мы фотографируемся до сих пор. Каждый год Адора покупает мне к Рождеству дурацкое красно-зеленое клетчатое платье. После праздника я сжигаю его в камине.

Она вытащила из гостиной кукольного дома скамеечку для ног величиной с мандарин и показала мне.

– Придется теперь менять обивку. Мебель Адоры уже другого цвета – сейчас она желтая, а не персиковая. Она пообещала сходить со мной в магазин, чтобы я выбрала подходящую ткань. Этот домик – моя страсть.

Даже последние слова – «моя страсть» – прозвучали почти естественно. Они вылетели из ее уст, сладкие и округлые, как ириски, произносимые полушепотом и сопровождаемые только кивком, а принадлежали явно маме. Видно, что любимая куколка Адоры старается во всем ей подражать.

– Отличный дом у тебя получился, – сказала я и попрощалась, слегка помахав ей рукой.

– Спасибо, – ответила она. Ее взгляд остановился на моей комнате в игрушечном домике. Она ткнула пальчиком в кровать. – Надеюсь, тебе у нас хорошо.

Последнюю фразу она пробормотала еле слышно, словно обращаясь к миниатюрной Камилле в домике, которую никто, кроме нее, не видел.

Я встретила начальника полиции Викери на углу Второй и улицы Эли, тихой улочки с невысокими домами, за несколько кварталов от полицейского участка. Он выправлял вмятину на дорожном знаке «Стоп», стуча молотком и морщась при каждом ударе по металлу. Рубашка на спине уже намокла от пота, а бифокальные очки сползли на кончик носа.

– Мне нечего вам сказать, мисс Прикер.

Ба-бам-м-м!

– Ваше возмущение понять нетрудно, господин Викери. Я ведь даже не хотела браться за это дело. Но редактор командировал меня сюда, потому что это мой родной город.

– Говорят, вы много лет здесь не появлялись.

Ба-баммм!

Я ничего не ответила и молча рассматривала цветок росянки, пробившийся сквозь щель на тротуаре. Обращение «мисс» слегка меня задело. Я не могла понять: то ли это формула вежливости, к которой я не привыкла, то ли насмешливый намек на то, что я до сих пор не замужем. В этих краях быть одинокой, когда вам хотя бы немного за тридцать, – странное явление.

– Порядочный человек скорее уволится, чем станет писать о мертвых детях. – (Ба-баммм!) – Это приспособленчеством называется, мисс Прикер.

По другой стороне улицы, еле волоча ноги, шел старик с пакетом молока в руках, направляясь к дому, обшитому белыми панелями.

– Вы правы, сейчас я чувствую, что поступаю не очень порядочно.

Я решила, что с Викери лучше не спорить. Мне хотелось расположить его к себе, не только для того, чтобы облегчить себе задачу, но и потому, что своим ворчанием он напоминал Карри, по которому я успела соскучиться.

– Но ведь небольшая огласка могла бы привлечь внимание к этому делу и помочь следствию. Так уже бывало.

– Черт. – Он повернулся ко мне и бросил молоток, который с глухим стуком упал на землю. – Мы уже просили помощи. Теперь из Канзас-Сити время от времени приезжает специальный следователь и остается здесь на несколько месяцев. Но и он не может распутать это проклятое дело. Говорит, что, наверное, какой-нибудь психопат путешествовал автостопом, высадился в наших краях, ему здесь понравилось и он решил остаться тут на год. Но ведь город не такой большой, и я уверен, что не встречал здесь никаких подозрительных приезжих.

Он многозначительно посмотрел на меня.

– Здесь есть лес, очень большой и густой, – заметила я.

– Преступник не чужак. Полагаю, вы и сами об этом догадываетесь.

– Вам, наверно, хотелось бы, чтобы он был не отсюда.

Викери вздохнул, закурил и обвил рукой дорожный знак, словно желая его защитить.

– Конечно хотелось бы, черт возьми, – ответил он. – Никогда не приходилось расследовать убийства, но я же не идиот.

Теперь я жалела, что налакалась водки. Мои мысли испарялись, и я не могла придумать, о чем его спрашивать дальше, чтобы поддержать разговор.

– Вы считаете, что убийца из Уинд-Гапа?

– Без комментариев.

– Не для записи. Скажите, зачем было бы местному жителю убивать детей?

– Энн однажды убила палкой птицу у соседей. Меня вызывали по этому поводу. Она заточила палку отцовским охотничьим ножом. А что касается Натали, ее семья приехала сюда из Филадельфии два года назад, после того, как эта маленькая чертовка всадила ножницы в глаз своей одноклассницы. Ее отец уволился из какой-то крупной фирмы, чтобы они смогли начать новую жизнь. В этом штате, где вырос его дед. В маленьком городке. Можно подумать, здесь своих проблем мало.

– Например, трудных детей здесь знают все.

– Вот именно.

– Значит, вы считаете, что детей могли убить из ненависти? Кто-то невзлюбил именно этих девочек, – может, они чем-то ему насолили и он убил их из мести?

Викери задумчиво потер кончик носа, почесал усы. Он посмотрел на молоток под ногами, по всей видимости раздумывая, поднять его и продолжить работу или поговорить со мной еще. В этот момент к нам подлетел черный седан. Не успел он остановиться рядом, стекло со стороны пассажирского места опустилось. В окне показалось лицо водителя в темных очках.

– Привет, Билл. Мы, кажется, договаривались встретиться в это время в твоем кабинете?

– Мне работу надо доделать.

Это был детектив из Канзас-Сити. Он посмотрел на меня, привычным жестом опустив очки. Но один глаз тут же закрыла прядь светло-каштановых волос.

«Глаза голубые», – заметила я.

Он улыбнулся мне, сверкнув безупречно белыми, как подушечки «Дирола», зубами.

– Привет! – Он перевел взгляд на Викери, который нарочно наклонился, чтобы поднять молоток, потом снова на меня.

– Привет, – ответила я, переминаясь с ноги на ногу и комкая манжеты.

– Билл, подвезти тебя? Или тебе больше нравится пешком? Если хочешь, я куплю нам по стаканчику кофе и подожду тебя на участке.

– Я не пью кофе, пора бы уже заметить. Буду на месте через пятнадцать минут.

– Хорошо бы через десять. Мы уже опаздываем. – Детектив снова посмотрел на меня. – Билл, может, все-таки поедешь со мной?

Викери молча покачал головой.

– Кто эта девушка, Билл? Я думал, что уже знаком со всеми уиндгапчанами. Или как сказать?.. Уиндгапцами? – Он ухмыльнулся.

Я стояла молча, как застенчивая школьница, надеясь, что Викери меня представит.

Ба-баммм!

Викери сделал вид, что не слышит. В Чикаго я бы смело протянула руку, с улыбкой представилась – да еще и позлорадствовала бы, увидев его растерянное лицо. А здесь словно язык проглотила, только глядела на Викери.

– Ладно, до встречи на участке.

Окно закрылось, и машина уехала.

– Это следователь из Канзас-Сити? – спросила я.

Вместо ответа, Викери закурил новую сигарету и ушел.

Старик на другой стороне улицы только поднялся на верхнюю ступень своего крыльца.

Глава четвертая

В мемориальном парке имени Джейкоба Дж. Гарретта кто-то синей аэрозольной краской изрисовал основание водонапорной башни причудливым узором, что выглядело неожиданно изящно, точно вязаные пинетки на детских ножках. Этот парк, где Натали Кин в последний раз видели живой, был безлюдным. Над бейсбольной площадкой витала пыль, поднимаясь на несколько метров над землей. У меня от нее запершило в горле, как от слишком крепкого чая. Опушка леса заросла высокой травой. Я удивилась, что никто не приказал ее скосить, уничтожить, как камни, над которыми плавало тело Энн Нэш.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте