Страница 65 из 89
Пойман, но не вор
В ученой среде существует неписаное правило: когда случаи интеллектуального воровства, плутовства и прочего нравственного сора становятся очевидными, то этот сор из избы стараются не выносить. Считается, что контроль качества научной продукции и строгий учет приоритетов — сугубо внутреннее дело науки и ее служителей. Дескать, наука располагает всеми необходимыми механизмами, с помощью которых из ее лона легко выкорчевываются засилье и обман. Но практика, к сожалению, доказывает как раз обратное, поскольку эти механизмы частенько дают сбои и их "заедает" буквально на ровном месте.
Таким образом, проблема воровства в науке и его последствий для мира интеллекта то и дело выпадает из общественного поля зрения. К печати практически отсутствуют критические обзоры и разоблачительные статьи по этому поводу. А их отсутствие ведет, в свою очередь, к тому, что пока одни упорно грызут гранит науки, другие изо всех сил карабкаются на гранитный пьедестал, хотя их личный вклад в сокровищницу знаний может быть подведен только под "расходную" статью.
Эти присосавшиеся к научной кормушке люди неминуемо превращаются в лжеученых. Они, как правило, рядятся в доспехи > краденных у предшественников и современников выдающихся теорий, отличаются модными, но антинаучными взглядами и не пренебрегают приемами софистики, когда в очередной полемике пытаются во что бы то ни стало отстоять псевдонаучные идеи и ничего не стоящие открытия. Словом, ученый малый, но держится под стать гению. Ведь путей стянуть что-нибудь дефицитное с черного хода — хоть отбавляй. Какие же это пути?
Нередко случается, что, обмениваясь опытом исследовательской работы на конференциях, симпозиумах, в задушевных кулуарных беседах или личной переписке, ученые искренне делятся друг с другом сокровенными творческими замыслами, посвящают коллег в подробности проведения своих научных экспериментов, знакомят с наиважнейшими из полученных результатов или увлеченно расписывают перспективы интересующей их научной проблемы. Но вот проходит время, и они оказываются лицом к лицу с фактом беззастенчивого использования этой искренности. Под чужими именами появляются доклады, журнальные статьи и даже солидные труды, основанные на том материале, из которого они в свое время не сделали тайны. Так опростоволосился, поделившись в письме идеей создания компьютера с Джоном Мочли его тезка Атанасов. Так попался в сети Кардано незадачливый и простодушный Тарталья. Так упустил приоритет на дифференциалы из собственных рук Готфрид Лейбниц.
Подобное воровство в науке именуется плагиатом, и очень трудно, как показывает ее история, поддается разоблачению. Судебные процессы, где бы рассматривались грубые посягательства на чужую интеллектуальную собственность, а воры подлежали справедливому наказанию, можно буквально перечесть по пальцам.
Конечно, схватить ученого за рукав, когда он слово в слово на твоих глазах "передирает" текст из чужой научной работы, никакого труда не представляет. Но таким примитивным способом сделать себе имя, как правило, никто уже не пользуется. Современный воришка добывает академический колпак более изощренно. Он заимствует из труда соратника не текст, а содержащуюся в его новой работе оригинальную идею, чтобы затем изложить ее в собственной интерпретации. Тут-то и ищи ветра в поле! Подобная кража становится юридически неуловимой и требует неопровержимых "свидетельских" показаний. Только где взять этих свидетелей, если все делается втайне даже от домашних?
Чаще всего обворованному исследователю так и не удается восстановить свое доброе имя и приоритет с помощью суда. Да что суды! В своем же кругу от неудачника и простофили, услышав про его оплошность, срочно торопятся отмежеваться. Его честь, достоинство и порядочность оказываются растоптанными уже с первой попытки хоть как-то защитить их в научных спорах и дискуссиях. Все, на что может рассчитывать в этом случае незадачливый исследователь — это публичный скандал, который неминуемо закончится для него либо бессмысленным шутовством, где он сделается объектом нападок и насмешек, либо полным разрывом отношений с коллегами без права на реабилитацию.
Чего только не наслышится порой в свой адрес "без вины виноватый"! Отслеживая историю всех этих поползновений восстановить право на утраченный приоритет, невольно приходишь к мысли (вспомним Тарталью и Гука), что непойманным ворам и впрямь начинает помогать какая-то дьявольская сила, намеренно ставящая "ищущих правды" в самое уязвимое и бесправное положение. Та же закономерность просматривается и в отношении идей, уведенных ловкачами-ворами прямо из-под носа ученых-разинь. Оказывается, что чем выше ценность идеи, тем скорее она попадает под прицелы "охотников за мозгами". Причем степень защищенности новой оригинальной идеи в большинстве случаев напрямую зависит от научных степеней тех, кому она залетела в голову. Чем известнее автор, чем прочнее его положение в научных структурах, тем легче ему отстоять свое право на приоритет. А уж когда этого нет, то на нет и суда нет. Лучше сидеть и молчать "в тряпочку".
Характерен и такой момент. Истинная ценность идеи обычно выявляется именно тогда, когда кто-то на нее посягнул. Как ни парадоксально, но плагиаторов можно считать в какой-то мере "санитарами" науки. Перешагивая через идеи-трупы, они рыщут по ее обширному информационному полю, чтобы подобрать наиболее жизнеспособные и, подлечив, заставить работать на человечество. Поэтому по их действиям в определенной степени исследователь может судить о важности своих научных изысканий. Если ему на каком-то этапе творческого поиска покажется, что он в безопасности от каких-либо посягательств на свои труды, что ими мало кто из ученых интересуется или не интересуется вовсе, то стоит призадуматься: а в том ли направлении ведет он свой поиск? Доведены ли его идеи до ума? Достаточно ли совершенны? Не стоит ли вообще их бросить и начать все "от печки"?
Если же кто-то принялся слишком активно выведывать результаты только что завершенного эксперимента или умудрился выудить идею из промелькнувшей в печати публикации, ободрав при этом автора, как липку, то значит украденная идея действительно "дорогого стоит". Ведь как славодобытчик плагиатор не ошибается почти никогда. На перспективные идеи и талантливых людей он имеет действительно собачий нюх. Просчитаться этот "санитар" науки может только в выборе средств для переброски чужого научного багажа.
Интересно, что если раньше такие средства тщательно отбирались и плагиатору, осуществляя воровской план, все-таки требовалось как-то изощряться, прибегая к размытым формулировкам и допискам, то теперь главными инструментами подобных преступлений служат обыкновенные ножницы и клей, при помощи которых из чужих работ абзацами и целыми страницами извлекаются получившие огласку идеи и расчеты, которые представляют несомненный интерес.
Причина возрастающей наглости проста. Она связана с ростом научных исследований, расширением творческих контактов и обилием сообщений о трудах не только отдельных ученых, но и целых коллективов. Причем, если раньше интересующая плагиатора "свежая" информация могла содержаться только в специальных научных журналах и академических вестниках, то теперь они пригорошнями могут черпать "подручный материал" из мировой печати, радио, телевидения, вплоть до сети "Интернет" с ее поистине безграничными возможностями.
Больше всего современный воришка любит пользоваться переводами. Оно и понятно. Ведь в плохом русском хороший английский или любой другой иностранный язык узнать трудно, и выдать изобретение зарубежного автора за свое, намеренно изменив до неузнаваемости его стиль, довольно простое дело. когда-то еще бедолага хватится, что его обокрали! Прибыль от такого воровства велика, а затраты на переводчика ничтожны. Хотя, как показывает практика, можно избежать и этих затрат: взять уже готовый перевод чужого научного труда и, приспособив его к "местным" условиям, включить в новое "оригинальное" издание.