Страница 24 из 55
1812 г. августа 27. — Донесение М. И. Кутузова Александру I с позиции при Бородине о Бородинском бое.
Вашему и. в. доношу, что после донесения моего о том, что неприятель 24-го числа производил атаку важными силами на левый фланг нашей армии, 25-е число прошло в том, что он не занимался важными предприятиями, но вчерашнего числа, пользуясь туманом, в 4 часа, с рассветом, направил все свои силы на левый фланг нашей армии. Сражение было общее и продолжалось до самой ночи; потеря с обеих сторон велика;, урон неприятельский, судя по упорным его атакам на нашу укрепленную позицию, должен весьма наш превосходить. Войска вашего и. в. сражались с неимоверною храбростию: батареи переходили из рук в руки, и кончилось тем, что неприятель нигде не выиграл ни на шаг земли с превосходными своими силами. Ваше и. в. извольте согласиться, что после кровопролитнейшего и 15 часов продолжавшегося сражения, наша и неприятельская армии не могли не расстроиться и за потерею, сей день сделанною, позиция, прежде занимаемая, естественно стала обширнее и войскам невместною, а потому, когда дело идет не о славе выигранных только баталий, но вся цель будучи устремлена на истребление французской армии, ночевав на месте сражения, я взял намерение отступить 6 верст, что будет за Можайском, и собрав расстроенные баталиею войска, освежа мою артиллерию и укрепив себя ополчением московским, в теплом уповании на помощь всевышнего и на оказанную неимоверную храбрость наших войск, увижу я, что могу предпринять противу неприятеля. К сожалению, кн. Петр Иванович Багратион ранен пулею в левую ногу; ген. — лейтенантьг Тучков и кн. Горчаков, ген. — майоры Бахметевы, гр. Воронцов, Крегов — ранены. У неприятеля взяты пленные и пушки и один бригадный генерал: теперь ночь и не могу еще разобраться, есть ли с нашей стороны таковая потеря.
Августа 27-го дня 1812 г. Позиция при Бородине.
Афанасьев, стр. 15.
Москва перед занятием ее Наполеоном
1812 г. сентября, 1. — Предписание Ф. П. Ростопчина П, А. Ивашкину о вывозе из Москвы пожарных труб.
По уважению настоящих обстоятельств, я рекомендую вашему превосходительству, чтоб пожарные команды; немедленно были в готовности к выступлению, единственно только е. трубами, а пожарные инструменты остаются здесь; сукно же взять; равномерно и драгунские 2 эскадрона должны быть в готовности и находиться при мне, а сборное место пожарной и всей полицейской команде назначается у Красных ворот. Впрочем, как те, так и другая должна немедленно быть в готовности в Рязань.
Гр. Ростопчин.
Сентября 1 дня 1812 г. Москва.
Бумаги Щукина, ч, I, стр. 96.
1812 г. августа 31. — Из записок А. Д. Бестужева-Рюмина о готовности народа защищать Москву.
Августа 31-го дня. Я рано вышел из дому моего, желая посмотреть, что. делается в городе, и прошел до Пресненской заставы, из которой дорога на Три Горы. Боже мой! С каким сердечным умилением взирал я на православный русский народ, моих соотечественников, которые стремились с оружием в руках, дорого от корыстолюбивых торговцов купленным. Другие шли с пиками, вилами, топорами в предместие Три Горы, чтобы спасти от наступающего врага Москву… Малейшая поддержка этого патриотического взрыва, и бог знает, взошел ли бы неприятель в Москву! Народ, в числе нескольких десятков тысяч, так что трудно было, как говорится, яблоку упасть, на пространстве 4 или 5 верст квадратных, с восхождением солнца до захождения, не расходился в ожидании гр. Ростопчина, как он сам обещал предводительствовать ими; но полководец не явился, и все с горестным унынием разошлись по домам.
Р. А., 1896, № 6, стр. 358.
Из воспоминаний И. М. Снегирева о намерении жителей Москвы дать сражение армии Наполеона.
.. Близ Поклонной горы делались укрепления, войска наши стояли у Дорогомиловской заставы, а московские жители — одни торопились выезжать и выходить с семействами из столицы, другие теснились в Кремле у Арсенала, запасаясь оружием, чтобы, по воззванию Ростопчина, итти с архиереем на битву против врага. Никто почти не сомневался в близком сражении под Москвою и даже в самой Москве, но едва ли кто воображал, что она будет предана врагу и огню, как искупительная жертва за отечество. Ростопчин тогда уверял, что «жизнию своею отвечает, что злодей в Москве не будет». Многие готовились к смерти напутствованием себя св. тайнами. У ворот Саввинского подворья толпился народ. Одни кричали: «Неприятель вступает в Москву!», а другие: «Англичане идут к нашим на помощь!». Спрашивали об архиерее, скоро ли пойдет он с ними на Три Горы. Преосвященный оставался только с некоторыми духовными особами и секретарем своим; он приказывает запереть ворота подворья и на всякий случай готовить лошадей. В таком томительном ожидании и нерешимости настает вечер. Неприятельские отряды уже появляются в окрестностях застав московских, слышны и выстрелы, и музыка, а народ, собравшийся на Трех Горах, ждет главнокомандующего и архиерея с крестным ходом, порывается постоять за матушку свою Москву, как будто горсть различно вооруженных граждан могла одолеть полчища Наполеона…
Вокруг столицы пылали уже села и деревни, зарево страшно разливалось по небосклону во мраке ночном и освещало ее улицы. По Смоленской дороге издали видны были огни в таборах, изредка раздавались выстрелы пушечные и ружейные. Тащились раненые в Москву, а из Москвы по Владимирской дороге тянулись обозы жителей московских, пушки из
Арсенала. Крестьяне и ратники сопровождали отряды пленных французов, толпились пешие вместе с конными. По ней ехал и наш архипастырь и должен был иногда слышать несправедливые укоры и даже угрозы от встречавшихся по дороге крестьян за то, что покидает паству свою и бежит, как наемник. Тогда и всех выходцев упрекали, что «они продали ее». Но это был патриотический ропот русских, не чаявших, чтоб пожертвованием Москвы можно было спасти Россию, и представлявших себе в стенах древней столицы вес отечество свое..
Р. А., 1912, № 5, стр. 136–137.
1812 г. сентября 7.—Из письма П. М. Лонгинова С. Р. Воронцову из Петербурга о готовности народа защищать Москву.
Спешу отправить вашему сиятельству письмо от гр. Михаила, полученное мною из Москвы. В нем вы найдете; утешительные вести насчет его раны и успокоитесь, узнавши, что при нем чудный хирург Иванов. Граф Михаил отлично сделал, что перебрался в Андреевское из Москвы, которая теперь в ужасном смятении, где все и вся готовится к отчаянной защите на случай несчастия с нашей армией, что, конечно, скорее мера предупредительная, по невозможности допустить, чтоб наш смертельный враг смог когда-либо проникнуть в Москву. Древнюю столицу нашу защищают не венцы, а народ, дух которого не даст себя покорить. Трогательное зрелище все эти крестьяне из-под Смоленска и Москвы, расположившиеся бивуаком под стенами Кремля, вооруженные топорами, косами, лопатами, кольями, ружьями и кричащие: «Мы побросали наши деревни и избы, чтоб спасать матушку-Москву. Дайте нам оружие, ведите нас на супостата. Только через наши трупы ему проникнуть в нее!» и возможно ли, спрашиваю я, завладеть Москвой? Императрица, передавая мне об этой изумительной преданности народа, плакала от радости и волнения и находила, что, кроме русских, никто, даже испанцы, не подают такого дружного примера любви к отечеству, порядку и повиновению. Московское и смоленское ополчения отличались в битве 26-го. Когда у них не было ружей, они шли на врага с кулаками и валили его руками. Бонапарт так же отчаивается, верно, как и бесится, что так ошибся в своих расчетах, к что пропасть, в коей ему суждено погибнуть, уже разверзлась перед его ногами. Но возвратиться ему нельзя: слишком уже далеко он зашел и, как видно, он решил умереть с оружием в руках, оставаясь у нас. Говорят, что в своем приказе он объявил: «Французы! Вы сразились и покрыли себя позором и бесчестием, которые должны смыть кровью русскою». Последний курьер от кн. Кутузова был 1 сентября. По этому молчанию заключают, что в армии творится что-то ужасное. В настоящую минуту, может быть, решена судьба этой борьбы! Пошли, господи, Европе и всему миру возвратиться к покою и безмятежному житию, коих мы лишены уже четверть века! Говорят и верят, не знаю на каких основаниях, что Кутузов отошел к Воскресенску, чтоб занять более выгодное место и присоединиться к кн. Лобанову, вероятно, уже подошедшему туда с большим ополчением. Если даже неприятель и войдет в Москву, то она будет ему могилой..