Страница 29 из 29
— Кажется, оно, — ответил Михаил, быстро разворачивая плащ-палатку. — Да! Знамя!
Он снова завернул в плащ-палатку свою находку и первым выскочив из окопа в усилившуюся метель, почти не остерегаясь, позвал:
— Комиссар, ребята! Знамя!
Но вдруг с той стороны, где рыл Василий, Михаилу плеснуло в лицо огненной лавиной, и он упал навзничь…
Эля чем дальше, тем больше напрягала зрение. А когда прошло больше часа, начала беспокоиться. Вечерняя поземка переходила в метель, и командирского сигнала можно было не увидеть.
Когда часовой ушел к противоположному углу казармы, Эля приблизилась к Ефиму, и шепотом они уговорились подождать еще десять минут, а потом Эля сходит к окопам, узнает, что там и как.
Ефим хотел что-то сказать ей, как вдруг оба одновременно увидели над окопами высокий, как смерч, всплеск пламени, вслед за которым донесся тяжелый взрыв, потрясший всю землю.
Эля и Ефим ухватились друг за друга в ужасе. Обоим показалось, что весь отряд взорвался и погиб до единого человека.
Немец-часовой, услышав взрыв, тут же выстрелил из винтовки подряд три раза. Ефим прицелился и выстрелил в него.
— Сейчас все выбегут из казармы, так хоть не будут знать, в какую сторону стрелять.
И действительно, выбежавшие из казармы полураздетые фашисты подняли стрельбу во все стороны. Им важно было не подпустить к казармам неизвестного неприятеля.
Ефим и Эля ушли в лес, в сторону, куда должен был отходить отряд.
А отряд в это время углублялся в лес напрямик. Намеченным прежде путем отходить было нельзя, там большой участок поля простреливался. Впереди отряда на самодельных носилках несли тяжело раненого Михаила. Он был без сознания. Под головой у него лежала его находка.
Очнулся раненый утром и сразу спросил, где Ефим. Он назвал только это имя.
Ему с грустью ответили:
— Эля и Ефим не пришли. Комиссар сам под пулеметами немцев ходил на то место, где были в засаде двое разведчиков, но никакого следа не нашел.
Михаил болезненно сморщился, закрыл глаза и поклялся, задыхаясь от боли:
— Мы их найдем. Обязательно найдем!
По снежной целине отряд входил в большой старый лес.
Грустно потрескивала сухая смолистая лучина, да за окном шелестела снежная пороша.
Стародуб, совсем уже выздоровевший, и Михаил, поднявшийся на ноги, но еще не выходивший на улицу, сидели за массивным столом из горбылей. В углу, за спиной Стародуба, на древке стояло знамя полка. Когда в печурку попадала очень смолистая лучина, землянка ярко освещалась, на знамени вспыхивали золотые буквы: «Пролетарии всех стран…»
Возле знамени на стенке висели автомат Стародуба и снайперская винтовка Михаила, добытая в недавнем бою группой подрывников.
Прошло две недели, как отряд возвратился со знаменем. Первое время все надеялись, что Ефим просто отбились от отряда и вот-вот придут. А потом стало ясно, что они уже не придут — миновали все сроки…
Михаил очень переживал потерю друга. Об Эле он молчал. Но Стародуб догадывался, что это его первая невозвратимая потеря…
— Поправишься, пойдем туда всем отрядом. Узнаем у жителей, что случилось с нашими товарищами, — говорил Стародуб. — И уж если они живы, вырвем из любых застенков.