Страница 29 из 54
— Вадька! Он слова забыл! «Что ж ты смотришь, как…» КТО?!
— Совой, — отвечаю я.
— Спасибо, — доносится из гримерки.
Пора начинать. Коваленин рвется на сцену толкнуть речь о том, что во всей японской истории не случалось такого скопления русских в одном месте. Я ловлю его за ногу и умоляю быть лаконичнее. Он вырывается из моих объятий и попадает-таки к микрофону. Там он напускает на себя важный вид и просит публику не присылать записок типа «передайте привет Коле». Надо сказать, кстати, что публика намотала инструкцию на ус и передавала привет Коле прямо со своих мест, в устной форме.
Выговорившись, Митька впускает на сцену Гребенщикова. Борис выходит, опускается на стул и говорит:
— Мне даже сложно передать, как я счастлив, что после долгих лет попыток попасть в Японию я наконец сюда попал. Огромное вам спасибо.
Фанатов и летописцев отсылаем к более-менее подробной стенограмме концерта со списком всех исполненных песен. Для людей попроще и скажем просто: это было очень здорово.
Записка: «Глубокоуважаемый БГ, я японка и хочу вам задать вопрос про буддизм и Японию. Как вы восприняли буддийские храмы в Киото и Нара? Почувствовали ли связь между этими храмами и японцами, которые их посещают? Вопрос задан потому, что мы, среднестатистические японцы, как правило, вспоминаем о буддизме тогда, когда кого-то провожаем в последний путь или на очередных годовщинах родственников приглашаем буддийского священника».
Ответ:
— Вы знаете, может быть, я очень недолго в Японии, но для меня Япония и люди, которые ее населяют, то есть японцы, — пока одно и то же. Надеюсь, что так оно и останется. Я не вижу грани, которая отделяла бы одно от другого. Так много веков культуры, которая все-таки очень сильно замешана на буддизме — хотели бы вы того или не хотели — не могут не влиять. Как в России православные, если их хорошенько копнуть — они быстренько побегут в церковь, когда их прижмет. И с японцами, я думаю, то же самое. И синтоизм, и буддизм — они в крови, и слава богу. Для меня не было никакого контраста между людьми, которые находятся в храмах, и самими храмами. А все это в сумме производит, конечно, совершенно потрясающее впечатление. Япония — наверное, одна из самых красивых стран, которые я вообще видел в жизни. Если не самая красивая. Дайте мне немножко побольше времени, и я скажу точно. Но пока я влюбился очень сильно.
Записка: «Будет ли Япония фигурировать в ближайших альбомах?»
Ответ:
— Знаете, мне самому это очень интересно. Будем ждать следующего альбома.
Токио, 7–8 марта
— Ну согласись, Боря, вообще не показать тебе Токио было бы просто нечестно… — словно оправдываясь, сказал Вадька в такси. Борис нехотя согласился.
В Токио, одном из самых больших городов мира, процент коренных жителей до смешного мал. Средний токиец — это человек, который переселяется сюда после вуза, делает карьеру и уезжает доживать старость в места подешевле и поспокойнее. Сюда хорошо «наведываться» — на выходные, в Диснейленд, на ЭКСПО, на Гребенщикова. Жить здесь долго чревато дичайшим стрессом. Количество информации, проходящей ежедневно через голову, превышает все физические пределы — и в итоге голова начинает ощущать себя помойной ямой, которую вычистить невозможно, пока не уедешь из этого города навсегда.
В поисках «чего пояпонистей» мы проконсультировались с целой кучей русских токийцев, и все они наперебой советовали не пропустить синтоистский храм Мэйдзи-Дзингу. Туда-то мы первым делом и направились.
Храм этот расположен в центре столицы. Раньше здесь стоял другой храм, основанный еще за сто лет до того, как городишко Эдо вдруг стал центром военно-феодальной власти. Он был свидетелем того, как сёгуны из клана Токугава, собрав в кулаке разрозненные провинции, усмирив непокорные буддийские монастыри и наглухо закрыв страну от остального мира, принялись насаждать повсюду Конфуцианский Порядок.
Нынешний же храм основан в 1915 году. Это другая эпоха — но не менее зловещая. Уже позади недолгая эйфория либеральных реформ, наивное восхищение Западом и курс на «просвещенную цивилизацию». Япония захлебнулась волной национализма. Из Синто сделана государственная религия, уродливая и агрессивная — а на буддизм идут новые гонения.
Отрезвит страну лишь сокрушительное поражение в войне.
Храм назван именем тогдашнего императора. Прямо у входа нас встречают его «Двенадцать наставлений», призванные обеспечить всеобщее счастье и благоденствие. «Почитай Трон», «Повинуйся старшим», «Приумножай знания», «Люби Родину»…
Реакция гостей неудивительна. Ощущение, будто ту расслабленную, по-дзэнски всеприемлющую Японию, так полюбившуюся им в Наре и Киото, именно здесь взяли за шиворот и гаркнули: «Равняйсь!» — это унылое ощущение оказалось настолько сильным, что Ирина немедленно простудилась, а Борис просто заменил все дальнейшее туристическое расписание на походы в книжные и музыкальные магазины.
Впереди были Молдавия с Украиной, поезда и концерты.
— Ребята, я просто хочу выспаться и отдохнуть, — сказал Борис и заснул до вечера.
Так и вышло, что два дня подряд в одном из самых больших городов мира столп русского рок-н-ролла отсыпался, рылся в компакт-дисках и дегустировал сакэ.
— Какое счастье! — поделился он с нами. — Дома бы этого просто не получилось…
С другой стороны, и в Нью-Йорке, по его словам, он обычно занимается тем же самым. Все мегаполисы одинаковы.
Вот, тебе, — скажут, — стакан, пей со мной, а я потом всем похвастаюсь: нажрался с Гребенщиковым!
К великому сожалению, нам не удалось сделать концептуальной фотографии Гребенщикова, поедающего суси. Такую фотографию можно было бы поместить на заглавной странице нашего квазикулинарного сайта «Виртуальные суси». Увы — в первый же вечер у Аллы гости объелись сырой рыбой и в дальнейшем просто глядеть на нее не могли; Но японская кухня, слава богу, достаточно разнообразна — оставались еще скияки, оставались сябу-сябу, не говоря уже о разнообразных удонах и тому подобных око-номияках. Гости кушали с большим аппетитом и не спрашивали про рецепты. Хорошо, что мы пригласили Гребенщикова, а не Макаревича.
Смешно сказать, но именно в гастрономические моменты поэта чаще всего посещала муза. По крайней мере, так это смотрелось со стороны.
— Вот это, — говорит Митька, — называется о-тоси. Это можно есть, пока несут сакэ.
— О-о-о! — восклицает поэт. — Какое название для песни! Пока Несут Сакэ…
Достает книжечку, записывает.
Сакэ, кстати — отдельная тема. У меня за поездку сложилось впечатление, что Гребенщиков с младых ногтей пьет исключительно японское сакэ и вообще не понимает, как некоторые люди могут употреблять какие-то другие горячительные напитки. Коваленин, правда, рассказывал мне, как Борис увлеченно обследовал полки в винном отделе супермаркета. Но это Коваленин — он может и приврать.
Сакэ иногда попадалось очень вкусное. Так бы наливал его себе прямо в стопку, и «пи-и-ил и пи-и-ил» — в нарушение всех ритуалов. А ритуалы таковы: сначала налей собутыльнику, а потом дождись, пока он тебе нальет. Сам себе — не моги. Надо сказать, что Борю такой ритуал вполне устраивал, потому что подливал я исправно. Да и он про меня не забывал.
Коваленин очень ругался. Не пей, кричит, веди себя прилично, на нас весь мир смотрит! Я даже жаловался на него Боре. А он улыбнулся и говорит: «Главное — не дергаться». И еще налил.
— Борис, как ты относишься к Егору Летову?
— Примерно как к Киркорову — не слушал ни того, ни другого.
Телячий восторг. Рукопожатие. Еще по одной. Тут несут кальмара.
— Ого! — говорит Боря. — Галлюциногенный Кальмар! Какое название для песни!..
Достает книжечку, записывает. А потом тихонько напевает: