Страница 39 из 61
Отделение Лы приступило к выполнению поставленной задачи. Почти весь первый день ушел на ознакомление с обстановкой и изучение местности. Во время смены наблюдение на НП не прекращалось ни на минуту и данные об обнаруженных целях сразу сообщались непосредственно в штаб полка. Координаты целей поочередно передавали Кхой и Лы, помогал им Моан. И хотя им приходилось безвыходно сидеть в блиндаже, Лы все же удалось выкроить время, чтобы осмотреться на новом месте.
Первое, что поразило его, - это скопление большого числа солдат из самых различных подразделений. Толком здесь никто никого не знал; здесь были и пехотинцы, и артиллеристы, и зенитчики, и солдаты из спецчастей. Лы случайно встретил даже нескольких своих знакомых. Народу здесь было столько, что казалось: останься здесь на долгое время - и то со всеми не перезнакомишься! Правда, знакомства на фронте заводились легко: молодые солдаты - а здесь все были таковыми при всей своей внешней суровости и решительности - искали общения и стремились сблизиться.
Установив рацию, Лы велел Моану поискать место для антенны. Вокруг блиндажа не было ни одного деревца, лишь голая земля да камни - все было выбито снарядами и бомбами противника. На вершинах гряды, своими очертаниями напоминавшей спину верблюда, не осталось никакой растительности, кругом лежала голая земля коричневого или красного цвета. В поисках места, где удалось бы приладить восьмиметровую антенну, Моан бродил между воронками. Неожиданно на краю одной из них, самой большой по размерам, он увидел дверь землянки. Заглянув внутрь, Моан никого не обнаружил, но понял, что в ней кто-то обитает. Это было поистине королевское жилище: на куске белоснежного нейлона от парашюта трофейной осветительной бомбы стояли новенький жестяной бидон, продырявленный у верхнего края пулей, и американский картонный стаканчик.
На следующий день, проходя мимо этой землянки, Лы и Моан увидели в ней одиноко сидевшего бойца в брезентовой робе американских парашютистов, перепачканной в красной пыли. Давно не стриженные волосы парня порыжели от красной пыли, да и весь он с ног до головы был так измазан, будто только что вырвался из кулачного боя. Отпивая по глоточку какую-то темную жидкость из картонного стаканчика, он чистил свое оружие.
Лы, согнувшись и придерживая рукой автомат, заглянул внутрь и сказал:
- Пируем, чай распиваем?
- Здесь все есть, - уклончиво ответил парень. - Хочешь шариковые бомбы - пожалуйста, хочешь фугасные - пожалуйста, хочешь направленного действия - тоже пожалуйста. А пить захочешь - тоже пожалуйста.
- Ты один здесь? - спросил Моан.
- Один…
- А как тебя зовут? - спросил Лы, назвав свое имя.
- Хоат.
- Сколько раз проходил здесь, землянка пустая была, - сказал Моан.
- Я из зенитной батареи. А вы из артполка? Пришли своих сменить?
- Странный парень, - заметил Лы, когда они с Моаном возвращались назад, и решил как-нибудь зайти сюда, чтобы приглядеться получше, что за человек их сосед.
Как- то раз, сидя в своей землянке, Лы заметил проходившую мимо группу бойцов из зенитной батареи. Они несли тяжелые ящики со снарядами. Зенитчики на ходу что-то громко обсуждали, и Лы услышал, как один из них воскликнул: «А еще комсомолец!» Лы невольно выглянул наружу и увидел своего соседа в американской робе. Эту реплику подал он.
После этой случайной встречи Лы довольно долго не видел Хоата. Однажды ночью во время сеанса связи неподалеку от землянки радистов неожиданно разорвалась бомба, и слышимость пропала.
- Антенну порвало! - крикнул Лы, снимая наушники. Только Моан выбежал наружу, как из наушников снова донесся голос и слышимость стала хорошей. «Неужели Моану так быстро удалось все починить?» - подумал Лы, надевая наушники, но тут в проеме дверей показалась фигура соседа.
- Ну как, ребята, связь наладилась?
- Хоат, ты?! - обрадовался Лы. - Это ты антенну наладил?
- Да. - Отряхнув с одежды приставшие комья земли, Хоат вошел в землянку. - Только я к себе вернулся, как они налетели. Выглянул, смотрю - у вас все порвалось… Ну как сейчас, нормально?
- Да, садись посиди. Давай поговорим. Вот только связь кончу.
- Нет, пойду, не буду мешать.
Тогда впервые Лы почувствовал симпатию к этому «странному» парню. Вскоре они познакомились ближе, а потом стали закадычными друзьями. У Хоата вошло в привычку, возвращаясь с батареи, заглядывать в землянку к радистам. Иногда он задерживался у них подолгу и, дожидаясь, пока Лы закончит дежурство, коротал время, помогая Моану то чинить землянку, то поправлять на ней маскировку. А однажды принес Лы упаковку американских ламп для рации.
Узнав Хоата ближе, Лы нашел в нем умного, начитанного собеседника. Хоат мог хорошо читать по-русски и до армии работал в одном из научных учреждений. В свободные минуты Хоат рассказывал о новейших открытиях в области космической науки, о строении земной коры, о формировании отдельных земных пластов. У Лы создалось впечатление, что в спокойной обстановке Хоат мог бы целый день без перерыва проговорить только о строении земли. Однажды Хоат спросил:
- А как у вас обстоят комсомольские дела?
- Какие дела? Мы же на такие маленькие группы разобщены! - удивился Лы.
- Ну и что? Разве это может помещать?…
Лы немало удивился столь неожиданному в устах Хоата вопросу.
* * *
Хоат служил в одном из пехотных подразделений. Во время широкого наступления нашей армии на юг батальон Хоата, оборонявшийся на одной из высот северо-западнее Такона, был придан на усиление наступающим войскам. Бойцы в спешном порядке снялись с места и, захватив с собой только оружие и легкое снаряжение, тронулись в путь. Хоату же не повезло. Случилось так, что он в тот день отправился на поиски трофейных продуктов, которые противник сбрасывал своим подразделениям с вертолетов. Когда он вернулся с коробкой яичного порошка и бочонком питьевой воды, землянки уже стояли пустыми. К его подсумку был приколот клочок бумаги, где указывалось, как разыскать батальон. Хоат, схватив автомат, бросился следом, но догнать своих так и не смог: все подразделения шли форсированным маршем, не останавливаясь даже на короткие привалы. Раздосадованный и вконец расстроенный, Хоат вернулся на старое место, где уже размещалось новое подразделение, пришедшее на смену его батальону. Он пробыл там два дня.
В один из этих дней взвод американцев рискнул сделать попытку высунуться за линию заграждений, чтобы подобрать грузы, сброшенные на парашютах с транспортного самолета С-130. Хоат вместе с другими бойцами участвовал в этом бою, а потом, когда все закончилось, вернулся в тыл своей роты, где оставался лишь один боец, приставленный для охраны вещмешков. Хоат попросил выдать ему вещмешок.
- Куда это ты решил податься? - сердито спросил боец, раздосадованный тем, что его оставили здесь, лишив возможности участвовать в боевых действиях.
- Домой, - попытался пошутить Хоат.
«Вот и отбился я от стаи», - подумал он и, вскинув на спину вещмешок, с тоской вспомнил о своем дружном, веселом взводе, с которым было столько пройдено и столько пережито.
Его угнетало еще и то, что он, как комсорг, теперь был оторван от своих комсомольцев, среди которых пользовался авторитетом и уважением. «Смогу ли я, находясь вдали от своих ребят и не участвуя вместе с ними в боях, - размышлял Хоат, - оправдать их доверие, их дружбу?…»
В конце концов Хоат решил найти самый трудный, самый опасный участок. Он направился к расположенной на высоте 475 зенитной батарее и попросил зачислить его туда. Хоату поначалу отказали, но потом все-таки взяли помощником наводчика в один из орудийных расчетов. В то время батарея понесла большие потери, и сохранившаяся часть ее личного состава находилась в безопасном месте, ожидая прибытия пополнения и новых орудий. Вскоре по мере восстановления боеспособности ее взвода стали возвращаться на прежние огневые позиции и снова вести борьбу с вражеской авиацией. Зенитчикам долго не удавалось сбить реактивный истребитель, но зато разведывательные самолеты уже не осмеливались так низко летать над районом, прикрывавшимся батареей.