Страница 16 из 61
- Я породил сына, который перешел к американцам! Про это ты знаешь? Своему командиру ты говорил об этом?
- Мы знаем, что Кием сам записался в солдаты…
- И вы не боитесь, что его отец заведет вас к американцам?
Фанг распалялся все больше, задавая эти больно ранившие его вопросы. Лыонг чувствовал себя не в своей тарелке, удивляясь, зачем старик так бессмысленно себя истязает. Лыонг видел, как горе надломило этого крепкого телом и духом человека, которым он всегда восхищался.
Фанг то и дело подливал себе вина. Глаза у него стали злыми, покраснели и угольками горели на побагровевшем от гнева лице.
Сием хорошо понимала, что с ним происходит. Когда они еще жили внизу, в Тае, Сием каждый день уходила в лес собирать грибы и молодые побеги бамбука. Однажды она заметила, что на тропинке за ней часто мелькает фигура свекра. Поначалу ей это показалось чистой случайностью: ведь и он тоже уходил в джунгли охотиться. Истинную причину она поняла позже. В тот раз, как только она сняла заплечную корзину и хотела войти в ручей умыться, за спиной послышались осторожные, крадущиеся шаги. Обернувшись, она увидела Киема. Он, сгорбившись, стоял поодаль в тростниках, среди распустившихся пушистых белых метелок. Бросив по сторонам затравленный взгляд, Кием рванулся к ней. Сием хотела было бежать, но он резко прикрикнул! «Стой! Не двигайся!» Она будто окаменела от страха. Он что-то говорил, до нее донеслось: «Я пришел за тобой. Собирайся, ночью уйдем, но помни: отцу пикнешь - убью!» Внезапно Кием дернулся и бросился в тростники. Не успев опомниться, она увидела за деревьями фигуру свекра. Старик, не сказав ни слова, судорожно сжимая ружье, пробежал мимо Сием и бросился по следу в высокие, выше человеческого роста, тростники… Страшной была эта охота! Вот тогда-то Сием вдруг поняла, что муж давно уже выслеживал ее на лесных тропах и свекор об этом знал.
Ночью она побоялась остаться дома и ушла к соседям. Кием, заглянув в дом, увидел только спящего у окна Фанга. Он тихо присел рядом. Светила полная луна. Отец и сын не спускали друг с друга глаз: один бодрствовал, другой притворялся спящим. Неожиданно Фанг резким движением приподнялся и попытался схватить сына за горло, но Кием вырвался, оставив в руке отца оторванный ворот цвета хаки. Старик вскинул ружье, но тут же опустил. Став коленями на подоконник и высунувшись из окна, он, не отрываясь, смотрел в спину сыну, который, обхватив руками сваю, съехал по ней вниз и бросился наутек. Рука отца не поднялась выстрелить. Потом дошли вести, что Кием участвовал в разорении деревень вдоль Сепона, что он расстреливал людей, поджигал дома, и старик пришел к окончательному решению: преступление не должно оставаться без возмездия.
Сколько раз замечала Сием эту мрачную решимость на суровом, с горящими, как у тигра, глазами лице свекра. Сием хорошо знала его характер: он никогда не отступал от намеченного.
Сейчас она молила в душе только о том, чтобы он не проговорился об этом вслух; она чувствовала, что старик готов признаться во всем Лыонгу.
Но Лыонг, конечно, не мог знать о том, что творится в душе старика.
- Завтра утром вы смогли бы с нами пойти? - спросил он.
- Куда?
- К моему командиру.
- Пойдем хоть сейчас. Но какой вам от меня прок?
- Вы хорошо знаете здешние края, и мы очень нуждаемся в вашей помощи. - Лыонг понимал, что старику нужно все объяснить, необходимо подбодрить, успокоить его. - А про сына не думайте. Он если не в Хуойшане, то в Лангвэе. Американцы далеко его не отправят, и, кто знает, может, мы его найдем. Вины на нем много, но наша политика - политика гуманизма, великодушия…
Лыонг не подозревал, что уговорами он лишь подливает масла в огонь.
- Жалеешь меня? - вскричал старик. - Не нуждаюсь я в жалости! Я сажал деревья и знаю: если в дереве завелись термиты - рубить его надо! Я не буду сидеть сложа руки и ждать, пока вы придете проявлять великодушие к моему сыну! Я все равно…
- Отец, вы пьяны, - тихо проговорила Сием, сидящая у догоравшего очага.
- И ты тоже. Ты мне больше не невестка, слышишь? Ищи себе другого мужа…
- Нет, нет, так нельзя! - вмешался Лыонг. - Кием жив и…
- А я его убью! Я это твердо решил. Пулю специально берегу!
- Отец! - страдальческим голосом вскрикнула Сием. Наступило молчание. Старик сидел, погруженный в тяжелые думы, мрачно уставившись на вползавший в окно белый, как молоко, туман.
Было уже совсем темно. Будто очнувшись от долгого сна, Фанг поднялся, зажег коптилку и усталым охрипшим голосом сказал:
- Сием, дочка, приготовь Лыонгу постель…
2
22 декабря Лыонг, вернувшись с очередной вылазки - он ходил с группой на северный участок дороги № 9, - увидел у основного наблюдательного пункта замполита Киня и командира полка Няна. Они производили рекогносцировку на местности. Большая часть полка была на подходе к месту сосредоточения.
- Привет, старик! - обрадованно закричал Кинь, направляясь по выжженной лужайке навстречу рослой, крепкой фигуре Лыонга. Ткнув посохом с вырезанной вместо рукояти белкой в сторону одной из скалистых вершин, Кинь спросил: - Это здесь мы с тобой в тот раз схватились с ними?
- Нет, подальше, - ответил Лыонг.
- А где же та скалистая гряда проходит?
- Она еще дальше на северо-востоке, но в ясную погоду видна отсюда.
Кинь внимательным взглядом окинул его с головы до ног.
- А тебе все нипочем! Все такой же молодец!
- Ну до вас мне далеко!
Подошел Нян. Его глубоко запавшие глаза были устремлены вдаль.
- Поднимемся на наблюдательный пункт, - предложил он.
Через полчаса все трое были на месте. Нян и Лыонг помогли Киню забраться на хорошо замаскированную наблюдательную площадку, прилаженную на самых высоких толстых ветках. Нян остановился рядом с командиром отделения, отвечавшим за наблюдательный пункт, прищурив левый глаз, покрутил бинокль и, настроив, передал Киню.
- Хорошо видно?
- Очень хорошо, даже незрячий увидит! - пошутил Кинь. - И американцев, и Такон!
С помощью бинокля Кинь впервые рассматривал Такон, обозначенный на карте зеленой точкой. От горного селения, через которое когда-то проходил Кинь, не осталось и следа. Земля была вся изрыта, и среди красных ее холмов теперь лежал новый Такон, похожий на строившийся индустриальный центр. На фоне веселой зелени горы Донгчи мрачно выделялись взлетно-посадочная полоса аэродрома и метеовышка. Низкие мрачные тучи нависали над горной цепью, помеченной на карте цифрой 475. Хорошо просматривалась крыша завода листового железа, находившегося возле стратегической деревни. Небо над Таконом предвещало грозу.
Дорогу № 9 с центром Такона соединяла другая дорога, вымощенная неровным камнем. Вдоль нее низко летел транспортный самолет С-130. Он пролетел от Лангвэя к поселку и начал кружить над западным участком дороги - от реки Сепон до Хуойшана. Кинь, наблюдая за С-130, заметил, что самолет описывает круги над одним и тем же пологим холмом у подножия горной цепи 475, которая с наблюдательной вышки казалась гигантской черепахой.
- Как называется этот холм? - спросил Кинь, сразу оценив его чрезвычайную важность.
- На карте эта высота не обозначена, - доложил командир отделения. - Назовем ее пока Безымянной.
К полудню небо немного прояснилось, облачность стала рассеиваться. Над землей в нескольких местах поднимались клубы дыма. С севера время от времени долетали гулкие раскаты, не похожие ни на гром, ни на разрывы бомб, ни на отдаленный орудийный грохот. Из кофейной рощицы, примыкавшей к дороге № 9, поднялась стая аистов, растянувшись слепящей белой лентой до самого шпиля протестантского собора в центре поселка. Общая картина была такой безмятежной, будто кругом вообще ничего страшного не происходило и все оставалось на своих местах так, как было испокон веков.
Это удивительное спокойствие невольно вызвало у Киня волнующие воспоминания. Он прислушивался к голосу памяти, и перед ним отчетливо вставали иные картины. Кинь отличался некоторой рассеянностью, но в одном отношении память его обладала удивительным свойством: всех, с кем он когда-либо встречался и с кем ему довелось участвовать хотя бы в одном бою, всех, живых и мертвых, она хранила до сих пор. Киню ничего не стоило также припомнить, например, как выглядел такой-то блиндаж, заграждение или укрепленный пункт, которые сровняли с землей еще в начале антифранцузского сопротивления. Он помнил число и время всех атак, в которые ходил; мог сказать, каким в тот день было небо - ясным или затянутым туманом, и даже каким был этот туман. Вот и сейчас, стоя на наблюдательной вышке, Кинь вдруг отчетливо вспомнил белесые туманы Тэйбака{17} и настойчивые, разносившиеся по джунглям удары кувалд, которыми бойцы мастерили крупорушки. В Дьенбьенфу{18} было так же безмятежно в те дни.