Страница 4 из 202
Обзор этой небольшой предреволюционной публицистики, занимавшейся вопросом об устранении от выборов «четвертого» сословия и сохранившейся в Национальном архиве и в Национальной библиотеке, можно дополнить, отметив еще писания Ламбера, «инспектора учеников» в различных «госпитальных» (благотворительных) домах [15]. Выше мы видели то горькие упреки, то легкую иронию относительно того, что состоятельный слой tiers-état будет представительствовать за рабочих и вообще за бедняков. Ламбер далек и от упреков и от иронии. Правда он жалуется, что «между фиском, собственниками и их агентами существует своего рода соглашение, не предумышленное, но весьма действительное, по которому деньги считаются всем, люди — ничем». Однако эти гуманитарные бутады не мешают ему признать, что допустить бедных в собрание было бы «неосуществимо и бесполезно», ибо их внимание слишком поглощено работой и они необразованы. Содержание мыслей Ламбера весьма путанное и неопределенное (филантропические и неясные пожелания о защите бедных от богатых и т. д.); к нашей теме они отношения не имеют [16].
Вот к чему сводится почти весь раздавшийся в публицистике в начале 1789 г. протест против отсутствия в Генеральных штатах представительства от рабочего люда [17]. И даже эти редкие голоса исходят явственно не из рабочей среды, а только от сочувствующих лиц. Скудость мыслей касательно необходимых для рабочего класса реформ несомненна. Но, с другой стороны, мы видим, что был налицо не только протест, но даже в двух случаях вполне ясно подчеркивалась противоположность интересов «буржуазии» и рабочих, и тем не менее у нас нет решительно никаких данных, чтобы даже судить, насколько подобные мнения находили себе доступ в рабочую среду. Для истории развития самой идеи «классовых противоречий» приведенные тут выдержки во всяком случае не лишены интереса: обычное суждение о полном отсутствии в публицистике 1789 г. этой идеи нуждается в поправке.
Столичная беднота напомнила о себе не наказами, а неожиданным для всех (и для нее самой) агрессивным выступлением.
Безработица и дороговизна хлеба — вот два бича, от которых остро страдало рабочее население Парижа в 1789 г. Дороговизна хлеба страшно обострилась вследствие неурожая 1788 г. и бедственной, неслыханно суровой зимы 1788/89 г., а на особенный промышленный кризис в целом ряде производств не переставали жаловаться с 1786 г., с момента заключения очень невыгодного в общем для Франции торгового договора с Англией. Суконные, бумагопрядильные мануфактуры жестоко страдали от конкуренции английского механического производства, мало распространенного еще во Франции (кроме запада); ряд других производств также не мог успешно бороться с хлынувшим во Францию потоком английских товаров. Сократился также сбыт в Испанию и германские страны, где начались таможенные стеснения для ряда французских провенансов. Промышленный кризис очень и очень давал себя чувствовать уже с конца 1787 г. Зимой 1787/88 г. в Амьене насчитывалось 46 тысяч безработных, в Эльбефе без работы очутилась половина всех рабочих, а заработная плата упала до 8 су, 10 су с небольшим; в Руане, в Седане, в Труа, в Нормандии, в Каркассоне, в Дофине — всюду в 1787–1789 гг. кризис свирепствовал немилосердно, и к концу 1788 г. во Франции насчитывалось более 200 тысяч безработных [18]. Потребление повсеместно уменьшилось в 1788 г. [19] Зима 1788/89 г. после двух последовательных неурожаев, пережитых центральной Францией, была особенно тяжела для промышленности и торговли; производство сокращалось. Нужно заметить, что, впрочем, еще Париж, страдавший в некоторых отраслях производства от английской конкуренции, вознаграждал себя тем, что в других отраслях пользовался трактатом 1786 г. для усиленного сбыта в Англию (кружева, газовые материи, фарфор, парфюмерия, страусовые перья, мебель, ювелирные изделия и т. п.) [20]. Но Париж, помимо всего, притягивал нуждающуюся массу из других мест: голодный год гнал в Париж из провинции новые и новые массы безработного люда, и этот горючий материал внушал беспокойство многим наблюдателям. «Четвертое сословие», о котором писал Дюфурни де Вилье, увеличивалось в столице не по дням, а по часам, а цены на хлеб, конечно, продолжали расти. На этой почве и разыгралась та стихийная вспышка, которая прекрасно характеризует страшную возбудимость нуждающейся городской массы 1789 г. и готовность ее к самым решительным и самым непланомерным и немотивированным действиям по наиболее ничтожному внешнему поводу.
Глава II
РАЗГРОМ ДОМОВ ФАБРИКАНТОВ РЕВЕЛЬОНА И АНРИО
Под словами «l’émeute (или l’insurrection) de Réveillon» в истории революции понимаются бурные беспорядки, происшедшие в Париже за неделю до открытия Генеральных штатов (27 и 28 апреля 1789 г.) и окончившиеся разгромом домов двух богатых промышленников: Ревельона и Анрио (Henriot). Едва ли не всеми историками революции этот эпизод считается одним из самых темных и загадочных явлений этой эпохи, и в общих историях революции (также и у Жореса) отмечается лишь неясность причин этой вспышки, и ей посвящается самый общий и беглый рассказ. Некоторое исключение представляет в этом отношении Тэн, который говорит о «деле Ревельона» на четырех с половиной страницах второго тома своего труда [1]. Он ссылается на два документа национальных архивов, на мемуары Безанваля, принимавшего участие в усмирении беспорядков, и еще на двух-трех современников события, причем, изложив в общих чертах внешнюю сторону происшествия, считает возможным прийти к совершенно определенному заключению, что беспорядки созданы были тремя элементами: 1) голодными, 2) бандитами и 3) патриотами; голодными, — потому что бунтовщики ограбили булочника на улице Бретань и хлеб отдали собравшимся женщинам, потом арестованным на углу улицы Сентонж; бандитами, — потому что так рассказывали шпионы герцога Шатле, командовавшего французскими гвардейцами; и, наконец, патриотами, — потому что вечером, после возмущения, босоногие нищие просили милостыню со словами: «сжальтесь над бедным tiers-état» [2]. Вот и все. Тэн, рассказав о происшествии, стремится привести все изложение к наперед поставленному тезису, чтобы потом естественно перейти к описанию следующих событий, авторами коих должны явиться те же «голодные, бандиты и патриоты» [3].
Но еще в гораздо большей степени сочинением на заданную себе самому тему является и небольшая статья Бодона (Beaudon), специально посвященная «делу Ревельона» [4]. Разница лишь та, что у Тэна тезис был антиреволюционный, а у Бодона, совершенно обратно, задача заключалась в том, чтобы обвинить двор в искусственном провоцировании беспорядков. У Тэна нет доказательств для его тезиса, взятого во всей полноте, но он, хоть, излагая события, ссылается на некоторые материалы, и вообще за ним остается та бесспорная заслуга, что он первый обратил внимание на все это дело, а у Бодона ни одной ссылки на всех шести страницах его статьи мы не встречаем, и просто он декретирует свои предвзятые положения. Сознавая, очевидно, некоторую непрочность подобного метода, он кончает статью свою такой сентенцией: «Когда деспотическое и испорченное правительство усматривает в народе возбуждение, которое может стать страшным, то оно организует возмущение, чтобы доставить себе случай отразить страсти террором. Такова причина, таковы последствия дела Ревельона, которое навсегда осталось темным, потому что виновники этого преступного акта вовсе не оставили следов своих гнусных интриг, которые выясняются только сцеплением фактов». Ни малейшей цены все эти голословные фразы не имеют.
15
Нац. библ. Lb.39 1588. Cahier des pauvres; Нац. арх. AD. 1–63. Au Roi et aux Etats généraux. Supplique présentée d’abord à l’Assemblée des Electeurs du Tiers-Etat de Paris qui n’a pu y être prise en considération (другой экземпляр Supplique в Нац. библ. Lb.39 1709).
16
Можно насчитать и еще кое-какие (очень немногие) брошюры филантропического оттенка, где речь идет о «бедных», о рабочих и ремесленниках, но все это до такой степени неопределенно и так не имеет касательства к вопросу об устранении неимущего слоя от выборов, что их пересказ ни малейшего интереса не представил бы, тем более, что эти брошюры были и остались чужды рабочему классу. О них ср. Lichtenberger. Le socialisme au XVIII siècle, стр. 433.
17
Говоря о ревельоновском деле, мы упомянем еще об одной брошюре, где этот протест содержится (см. стр. 36–39).
18
Ср. Charles Schmidt. La crise industrielle de 1788 en France. Extrait de la Revue historique, t. XCVII, стр. 12–14.
19
Там же, стр. 16.
20
Нац. арх. AD. 1–69. Réflexions sommaires sur le commerce de Paris, déposées à l’Hôtel de Ville, le lundi 20 avril 1789, pour être remises aux commissaires chargés de la rédaction du cahier des Communes. Par M. A. Avocat en Parlement, 1789, стр. 19.
1
Taine Н. Les origines de la France contemporaine, t. II, стр. 36–41.
2
Taine. Цит. соч.
3
Вот последние строчки этой маленькой главы, посвященной делу Ревельона:… affamés, bandits et patriotes, ils sont un corps et désormais la misère, le crime, l’esprit public s’assemblent pour fournir une insurrection toujours prêle aux agitateurs qui voudront la lancer, стр. 41.
4
См. журнал Révolution française, 1885, t. IX, стр. 307–312.