Страница 18 из 60
Офицеры молчали. «Прелат» встал. Инструктаж закончился.
— Вы, майор, задержитесь еще на минуту. Надо изменить вам немного внешность, а то вас здесь хороню знают.
Сказав это, он опустил руку в бездонный карман сутаны и вынул толстый требник. Открыл его, вытащил лежавшие между страницами две сложенные вчетверо тонкие папиросные бумажки, расправил их и вручил другому офицеру:
— Это вам, капитан. И желаю успеха. Во имя нашего общего дела, — протянул он костлявую руку. — Прощайте!
Когда за капитаном закрылась дверь, человек в одежде прелата уже другим тоном обратился к майору:
— Слава богу, что вы не ушли с другими на Запад. В это тяжелое для родины время так мало осталось заслуживающих доверия людей. Позавтракаете со мной?
— С большим удовольствием, генерал.
III
Уже вечерело, когда на железнодорожную станцию в Хелме прибыл товарный поезд из Люблина. Из последних трех вагонов на перрон высыпали молодые парни. Большинство из них были в гражданской одежде, с узелками в руках. Вокзал заполнился шумом и гамом, который никак не могли утихомирить два командовавших группой офицера.
После построения, которое заняло немало времени, один из офицеров, рыжеватый блондин, сказал другому:
— Я побегу в училище, а вы, товарищ Чарковский, приведете ребят.
И, быстро покинув здание вокзала, он двинулся по улочке, ведущей в бывшее управление железных дорог. Вскоре он уже входил в вестибюль училища. Спросил у дежурного офицера, где найти начальника.
В кабинете полковника Ольчика находился и капитан Орликовский. Вошедший офицер обратился к начальнику училища:
— Поручник Лис с группой новобранцев из Люблина прибыл в ваше распоряжение…
Тем временем со стороны вокзала к училищу приближалась нестройная, растянувшаяся колонна ребят. Они шли не в ногу, не соблюдая равнение в шеренгах. Вид у них был далеко не военный. Когда подошли к главному корпусу училища, Чарковский остановил колонну, подозвал одного из парней и, оставив его за старшего, вошел в здание. Навстречу ему поднялся дежурный офицер, который тепло поздоровался с вошедшим и начал его расспрашивать о люблинских новостях. Они разговаривали, пока не появился поручник Лис. Тот еще издали крикнул Чарковскому:
— Отведите ребят на плац за училищем! Пусть там располагаются. Сегодня им придется спать под открытым небом.
— На голой земле? — забеспокоился Чарковский.
— Ну и что такого? — спокойно ответил Лис. — Лето же, ничего с ними не случится. Пусть привыкают к неудобствам.
— И кормить их сегодня не будут?
— Приготовим чай. А продукты у них, наверное, остались. Ведь получили сухой паек.
— Да, получили… Но, может, им все же дать чего-то горячего?
— Посмотрим, может, раздобудем где-нибудь котел супа. А теперь отведите ребят на плац. Когда ужин будет готов, я дам вам знать.
Дежурный офицер и Лис остались в здании, а Чарковский снова долго пытался сформировать из неорганизованной группы походную колонну. Подпоручник привел ее на простиравшееся за главным зданием поле и подал команду: «Приготовиться к ночлегу!»
Распоряжение вызвало замешательство среди будущих курсантов. Это были в основном молодые ребята, призванные в армию прямо из дома. Теперь они с интересом и беспокойством разговаривали о предстоящей службе.
— Неплохо для начала, — разглагольствовал один из них. — Спать на голой земле, когда рядом такое громадное здание. Пустили хотя бы в какой-нибудь зал, выспались бы на полу…
— Боишься ревматизм заработать? — рассмеялся невысокого роста, коренастый, почти квадратный, блондин. — Ты, Куделис, подумал, наверное, что едешь на дачу, а не…
— Заткнись, Сумак! — не выдержал тот. — И не цепляйся к моим словам. Надоели твои колкости…
— Смотрите-ка на него! Даже пошутить нельзя… Ишь ты, какой нежный…
В нескольких шагах от них группа ребят, разложивна земле свои узлы и готовясь к ночлегу, вела разговор об ужине.
— Интересно, дадут нам чего-нибудь поесть? — беспокоился худой шатен.
— И куда только в тебя все это влезает? Солитер, что ли, у тебя завелся? Все время что-то жуешь, а вечно голодный. Впервые встречаю такого, — добродушно смеялся уже лежащий на земле парень с курчавыми, непослушными волосами. — Столько ешь, Вирчиньский, а по тебе не видно. Выглядишь, как… ну как будто вышел из Майданека…
Худой паренек с невозмутимым видом выслушал колкости своего товарища и буркнул:
— Да ну тебя, болтай сколько хочешь, а я с удовольствием съел бы сейчас чего-нибудь. Например, горохового супу с тушенкой…
По соседству с ними обсуждали более серьезные проблемы.
— Здание-то красивое, а вот как сложится жизнь в этом училище — еще неизвестно. Началась она, прямо скажем, неинтересно, — задумчиво рассуждал вслух хозяин основательно набитого продуктами рюкзака. — И вообще, я жалею, что меня не направили в интендантское училище… Я же бухгалтер.
— В артиллерия математика тебе тоже пригодится. Да что теперь говорить об этом! Лучше посмотри на технику, — и паренек показал на стоявшие посредине огромного плаца, в двухстах метрах от них, орудия рязанского дивизиона, — отличные, а?
Ребята оживились. Один из них предложил:
— Может, подойдем поближе?
— Ведь поручник запретил расходиться…
— Да мы сразу же вернемся!
Группа ребят двинулась к орудиям. Не успели они сделать и нескольких шагов, как услышали:
— Вернитесь! Нельзя расходиться!
Ребята нехотя повернули назад, возмущаясь вполголоса:
— Черт побери, этот Берендорф такой же новобранец, как и мы, а строит из себя невесть что. Может, поэтому поручник и назначил его старшим. Подумаешь, командир!
Разместив ребят на лужайке, Чарковский собрался было уходить, когда увидел идущего к ним Лиса в сопровождении какого-то подофицера. Лицо последнего показалось ему знакомым. Подофицер остановился возле группы курсантов, а Лис подошел к Марковскому:
— Это старшина нашей батареи Зубиньский. Опытный вояка. А в данный момент начальник училища решает, кого назначить командиром батареи. Вы свободны, Чарковский, можете отдыхать. С ребятами останется Зубиньский.
Фамилия ему ничего не говорила. Марковский неуверенно поглядывал на подофицера, и тот, перехватив его взгляд, подошел к нему.
— Разрешите представиться, товарищ подпоручник, старший фейерверкер[10] Зубиньский.
Застигнутый врасплох, Марковский смущенно поздоровался с ним, неуверенно пробормотал свою фамилию и, чувствуя крепкое рукопожатие старшего фейерверкера, заметил одновременно в его глазах заговорщический огонек, который, правда, тотчас же погас.
Подпоручник Марковский еще до войны закончил офицерское училище в Торуне и собирался стать кадровым офицером. Среди курсантов он слыл компанейским парнем, веселым, дружелюбным, общительным, незаменимым на вечеринках и пьянках. Он был хорошим спортсменом, прекрасно ездил верхом и неплохо играл в волейбол. У женщин имел всегда успех. И начальство любило его.
Во время войны Марковский укрылся в глухой деревушке. Занимался немного конспиративной деятельностью против оккупантов, развлекался как мог. После освобождения страны от гитлеровцев пережил серьезный конфликт. Молодые люди из его окружения не прекратили свою конспиративную деятельность, но уже против новой Польши. Марковский долго колебался, как ему быть. В конце концов решил порвать с ними.
Вскоре он встретил одного из своих давних, еще довоенных, знакомых, который служил теперь в штабе. Тот уговорил его вступить добровольцем в Войско Польское.
— Не теряйте времени. Приходите завтра с утра, и я постараюсь вас куда-нибудь определить. Могу направить в создаваемое в Хелме офицерское училище, где сможете спокойно просидеть до конца войны.
Марковского устраивало такое предложение. Война шла к концу, но впереди еще было немало тяжелых, кровопролитных боев. Какой же ему смысл лезть под пули?
10
Подофицерское звание в артиллерии Войска Польского, соответствующее старшему сержанту.