Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 52 из 108



— Идти мало, лети, товарищ! — вскричал Кнышев. Шрам на его лице налился кровью и выглядел угрожающе. Комиссар обратился к Сыхре:

— Поедешь к Киквидзе с первым же поездом и без промедления вернешься. Прошу у него приказа о выступлении в Филоново.

В дверях появились Шама, за ним Голубирек и Барбора. Комиссар встал.

— Товарищ Барбора, немедленно бегите к своей Фросе. Возьмите оружие. Если услышите стрельбу в квартире Антонова, бросайтесь на помощь товарищу Бартаку. Поняли?

Власта Барбора выскочил из вагона кбмиссара, влетел в свою теплушку, зарядил наган, набил карманы патронами и помчался на Петроградскую.

— Товарищ Шама, когда вы должны встретиться со своей «крестьянкой»? — спросил Кнышев. — Отвечайте быстро, болтать нам некогда.

Кавалерист покраснел, перевел дух:

— Через полчаса…

— Где? — твердый взгляд Кнышева цепко держал глаза Шамы.

— В трактире у вокзала.

Ондра Голубирек, ничего не понимая, смотрел на эту сцену. Вацлав Сыхра усмехнулся, увидев испуг Шамы:

— Не вздумай злиться, если к тебе на перроне подойдут товарищи, к примеру Конядра, Танза и Петник, и пригласят твою красотку к вам в теплушку. Надо, чтоб она пошла добровольно, понял?

Кнышев коротко рассмеялся:

— С нее не убудет, мы ведь простоим в Алексикове еще целую неделю, если не дольше. Можешь идти.

— В чем дело? — спросил Голубирек, когда Шама, весь пунцовый, вышел.

Сыхра отправился искать Конядру, а Кнышев, попросив Голубирека посидеть до прихода Шамовой красотки, все ему рассказал.

— Видите, товарищ Кнышев, даже полезно, когда наши ребята трутся среди купцов и кулаков, — сказал Голубирек. — Жаль, что я не пошел с Войтой. У меня в ЧК есть знакомый.

— Не бойтесь за него, — ответил комиссар. — Порой один стоит больше двух. Понимаете меня, надеюсь? — Кнышев предложил собеседнику папиросу.

Кто-то споткнулся о ступеньки вагона, и в дверях показался Матей Конядра. За ним с беспечным, игривым выражением лица вошла Шамова «крестьянка». Она остановилась на пороге, но Петник подтолкнул ее и пропустил вперед Ганзу.

— Наши командиры хотят посидеть с вами, сегодня им нельзя в город, а женское общество им по душе, — заговорил Ганза. — О своем рыжем много не думайте, ему еще влетит от нас — ведь он давно обещал вас привести.

— Я тоже хотела поближе познакомиться с вашими командирами, — сказала женщина.

Кто-то взял ее под руку. Она оглянулась. Это был Сыхра. Он подвел ее к мягкому дивану, кивнув кавалеристам, чтобы они исчезли.

— Придете за хозяйкой через часик, а пока утешайте ее ухажера.

— Я за ней приду, товарищ командир, — ответил Конядра и вытолкнул Петника и Ганзу из вагона.

— Как вас зовут, милая? — продолжал Сыхра. — Сначала ведь надо представиться. Вот этого товарища зовут Натан, а этот франт — Ондра, Андрей. Вид его подтверждает, что все Андреи — красавцы. Меня окрестили Вацлавом. Вячеслав по-русски.

Она сложила руки, напряглась. Двух молодых, хотя они явно не дураки, она легко обведет вокруг пальца, а вот усатый со шрамом на лице и с широкими ладонями ей не нравится. Взгляд, которым он в нее впился, раздражает ее.

— Что ж вы, даже выпить не дадите?

Ондра Голубирек подал ей стакан. Выпила. Этого Ондру ей хотелось бы первым…

— Зовут меня Анфиса Андреевна, этого вам достаточно? — улыбнулась она.

Кнышев, положив руки на столик, серьезно произнес:

— Анфиса — красивое имя, а как вас звали до того, как вы появились в Алексикове? Женщины, которые влюбляются в незнакомых красноармейцев, охотно меняют имя.

Она пожала плечами. Сыхра невольно восхищался ее простой красотой, которую портил лишь упрямый подбородок.

— Зачем мне, товарищ, менять имя? Этого от меня мужчины не требуют. Вам охота узнать, откуда я и что делаю в Алексикове, так ведь? Мужа моего убили белые, и приходится мне кормиться, как смогу.



— А купец Антонов с Петроградской вас не прокормит? — спросил Сыхра.

Она медленно повернулась к нему, улыбка ее выжидательно застыла.

— В самом деле, что вы делали час назад у купца Антонова на Петроградской? — подхватил Кнышев.

— У меня с ним торговые дела, — ответила она, опуская руку к карману длинной юбки.

Тон комиссара стал язвительным:

— Советую — не шевелитесь, вам от нас не убежать. Андрей следит за каждым вашим движением, а вы не так быстры, как он, могу вам в этом поклясться хоть по-французски. Вы ведь знаете французский, Анфиса Андреевна?

Она громко рассмеялась.

— Не понимаю, что за разговоры вы ведете со мной. Вы всегда так развлекаете женщин? Бедные женщины! Вы наверняка комиссар.

— Угадали вы правильно, Анфиса Андреева, но мы не будем больше играть в загадки. Считайте, что вы арестованы. Поднимите руки да позвольте обыскать вас. Ну! — Кнышев направил на нее пистолет.

— Уберите вашу пушку, у меня нет оружия, — засмеялась Анфиса, — и позовите конвой, с солдатами мне будет лучше, чем с вами, товарищ комиссар. — И она, как бы возмущенная, стремительно встала.

Голубирек выглянул в окно. Конядра, Ганза и Петник ждали у дверей вагона. Голубирек кивнул — они явились мгновенно, Аршин Ганза взял Анфису под локоток и вывел.

— Обыщите, нет ли у ней хлопушки! — крикнул им вслед Голубирек.

Анфиса соскочила со ступенек. По соседнему пути громыхал длинный пустой состав. Аршин дернул арестованную на себя, она вырвалась, и под вагоном комиссара скользнула на другую сторону пути. Аршин — за ней. С той стороны стояли Шама с Лагошем. Когда Анфиса, озираясь, куда ей бежать, вынырнула из-под вагона, Шаыа схватил ее за руку. Она сильно оттолкнула его и, прежде чем Лагош успел задержать ее, побежала вдоль эшелона к промежутку между вагонами. Солдаты, наблюдая эту сцену из теплушек, смеялись:

— Эй, не так, не так! — крикнул Шаме один из них. — Хватай ее за волосья!

Конядра, видевший все с площадки вагона, бросился к противоположной двери, выхватил наган и выстрелил. Анфиса упала. Шама и Лагогя бежали к ней, Конядра спешил за ними.

— Попалась, сука! — закричал Шама и нагнулся схватить руку Анфисы, которой она шарила в кармане юбки, и тут увидел в ее ладони небольшой револьвер. Но раньше, чем женщина успела поднять его, над ухом Шамы треснул второй выстрел Конядры, и рука Анфисы упала. Пуля, которую она все-таки успела выпустить, просвистела мимо уха Лагоша.

Подбежали Аршин и Петник. Шама, разинув рот, глядел на Конядру — тот, как ни в чем не бывало, вложил наган в кобуру и сказал:

— Отнесите ее к комиссару!

У Кнышева был уже Войта Бартак, и с ним двое в кожаных куртках. Кавалеристы положили раненую на диван и ушли. Конядра стал у двери.

— Я не мог иначе, убежала бы, — оправдывающимся тоном проговорил он, кладя перед комиссаром небольшой револьвер.

— Мы все видели, — сказал Сыхра. — Теперь ты можешь идти. Позовем, если надо будет.

— А, Анфиса Андреевна Волчкова! А мы ищем ее вот уже полгода, — сказал один из мужчин в кожаной куртке, склоняясь над раненой. — Позвольте-ка посмотреть, что у вас там в кармане… — Он извлек два небольших листка, исписанных латинскими буквами, и шесть револьверных патронов. Листки он подал комиссару.

— Кажется, по-немецки…

— По-французски, — проворчал тот. — У меня верный глаз.

Явился фельдшер. У Анфисы были прострелены лодыжка и запястье правой руки.

— Чистые раны, скоро заживут, — сказал фельдшер.

Пока он ловко и быстро перевязывал раны, Вацлав Сыхра пытался прочесть пометки на изъятых листках.

— На одном листке написано, — сказал он наконец, — следующее: «Нападение на чехов завтра вечером. Условлено, что остальные составы будут отведены со станции. А К В Ш». На другом листке: «Книжека пристрелить в Тамбове. Квартира генерала, Харьковская, 8. А К В Ш».

Раненая зашевелилась.

— А как остальные? — спросил у Бартака Кнышев.

— Взяли всех, в том числе купца Антонова.

Бартак ушел к своим кавалеристам. Аршин так и сыпал язвительными замечаниями, главным образом по адресу Шамы, а тот молчал, сжав ладонями свою рыжую голову. Остальные обсуждали — что было бы, если бы Анфисе удалось бежать.