Командир полка

Давно пора было идти завтракать, а Курт Вебер все еще стоял в кабинете и размышлял. Через час к нему придут члены парткома, чтобы в последний раз обсудить все детали предстоящего собрания, а до этого Вебер должен переговорить с Кисельбахом, но пока нужно все продумать самому: ведь критические выступления будут относиться не только к командиру полка, но и к нему лично, как заместителю Харкуса.

Вебер позвонил Кисельбаху, и через несколько минут капитан вошел в кабинет.

- Ну, где и что у тебя горит? - спросил Кисельбах и, подойдя к столу, положил стопку листков: - Вот материал для твоего доклада, ознакомься повнимательнее.

Капитан обошел стол и сел в кресло, в котором недавно сидела Криста. Он закурил и с удивлением уставился на Вебера, который, вместо того чтобы просмотреть принесенный ему материал, нервно зашагал взад и вперед по кабинету.

Кисельбах знал, что это хождение от письменного стола до книжного шкафа и обратно означает, что Вебер готовится сказать ему нечто важное. Будучи секретарем партийного бюро полка, капитан Кисельбах знал, что он в любое время дня и ночи по любому вопросу может обратиться к Веберу как к заместителю командира полка по политической части и тотчас же получит от него исчерпывающий ответ.

Неожиданно Вебер остановился прямо перед Кисельбахом.

- Какое впечатление осталось у тебя лично о сегодняшней тревоге? - спросил Вебер.

Кисельбах не ожидал такого вопроса и потому немного замешкался с ответом. Еще никто не спрашивал его мнения об этом. Капитан сам внимательно наблюдал за сборами по тревоге, видел, как солдаты и офицеры делали то, что им было положено делать. От опытного глаза Кисельбаха не ускользнуло, что, несмотря на все старания личного состава, полк все же не уложился и строгие рамки отведенного ему для сборов времени.

Кисельбах сказал об этом подполковнику.

- Ну, и как ты думаешь, почему результаты столь невысоки? - спросил Вебер, садясь к столу.

- Я считаю, прежде всего причина в неправильном отношении большинства офицеров к майору Харкусу и его действиям.

- А не в недостаточной слаженности и натренированности личного состава?

Кисельбах пожал плечами, он не мог ручаться за безошибочность своего мнения: как-никак в полку он был, можно сказать, человек новый, пробыл здесь всего лишь полгода, а за такой сравнительно короткий срок всех трудностей военного дела, разумеется, не изучишь, да от него этого никто и не требовал, так как у секретаря парткома и других дел достаточно.

- Вот о причинах-то мы и поговорим на собрании, - сказал Вебер. - Свалить все на Харкуса - дело немудреное, но вредное как для нас самих, так и для полка в целом.

- А знаешь, секретарь, что мне пришло в голову и над чем я постоянно думаю вот уже с воскресенья?

- Не знаю.

- Сейчас расскажу, - проговорил подполковник и снова нервно заходил по кабинету.

Вебер рассказал, что он заметил, как по сигналу тревоги отдельные батареи, взводы и другие подразделения полка, и в первую очередь штабные подразделения и сам подполковник Пельцер, действовали быстро и почти безошибочно. И пока капитан Треллер бегал сломя голову по полку, чтобы расшевелить тыловые подразделения и службы, офицеры Пельцера стояли возле машин, посмеиваясь над медлительностью и нерасторопностью других.

- Некоторые батареи действовали быстро и хорошо, - продолжал Вебер. - Например, шестая, четвертая, третья, но в целом в полку почти отсутствует общая слаженность, взаимодействие налажено неважно.

- Ты говоришь так же, как Харкус, - заметил капитан.

Вебер вытащил одну руку из кармана, и на ковер покатилось несколько монет. Подполковник не стал их собирать и только махнул рукой.

- Рассмотрим по деталям действия первого артдивизиона: стрелял он отлично, действия на ОП безукоризненны, а пользование средствами защиты - неудовлетворительное. Собственно говоря, то же самое, что мы наблюдали и сегодня на рассвете. Основная подготовка и действия - правильные, но чего-то не хватает. А чего именно? Слаженности, сплоченности! Не отработаны вопросы взаимодействия, а без этого нельзя говорить о высокой боевой готовности части.

Кисельбах ткнул полусгоревшую сигарету в пепельницу и придавил ее.

- Позавчера ты и думал и говорил иначе, - тихо заметил он. - Всего лишь позавчера. Мы должны поступать так, чтобы о нас не говорили, что мы сегодня делаем одно, а завтра - другое.

- Это верно, но мы должны говорить и действовать так, чтобы ни у кого не было основания считать, что мы не идем в ногу со временем, иначе нас просто выгонят, а на наше место возьмут других, - стоял на своем Вебер.

- Я тебя не понимаю, ты так неожиданно меняешь свою точку зрения.

- Послушай меня, секретарь. Я отнюдь не неожиданно меняю свою точку зрения. - Вебер подал капитану записку Берта, которую тот передал ему через секретаршу.

Чем дальше Кисельбах читал записку, тем краснее становилось его лицо. Прочитав записку, он положил ее на стол и сказал:

- А разве мы все эти долгие месяцы работали не над теми же самыми вопросами, которые поставил тебе командир полка? Я лично…

- А мы их решили? - перебил капитана Вебер. - Можем ли мы встать на собрании и во всеуслышание заявить, что мы их давно решили, а?

- В основном можем.

- Нет, не можем! - горячо произнес Вебер. - Не имеем морального права, несмотря на отличные результаты стрельбы первого артдивизиона и отличные действия шестой и четвертой батарей.

- Я понимаю, - Кисельбах стал совсем пунцовым. - Харкус пришел, увидел, победил. Все, что бы он ни сделал - правильно. А я считаю, мы сами виноваты в том, что происходит в полку в последнее время. Харкус, конечно, личность, но…

- Дело здесь не в Харкусе, - снова перебил Кисельбаха Вебер. Он взял в руки свежий номер «Нойес Дойчланд» и показал в газете статью о маневрах.

Кисельбах взял газету в руки и прочитал вслух:

- «Мы клянемся от всего сердца защищать завоевания социализма, защищать мир и прогресс человечества! Клянемся никогда не позволить извергам прошлого и сегодняшним поджигателям войны развязать новую войну!» - Кисельбах сложил газету и отдал ее Веберу, лицо которого как-то сразу стало серым и усталым.

- Вот что для нас сейчас главное, - проговорил подполковник. - Только в свете этого заявления нас могут интересовать недоработки личного состава полка и ошибки самого Хариуса. За последние дни я многое увидел и передумал.

- Выходит, собрание уже не нужно? - спросил Кисельбах.

- Напротив. На собрании мы зададим вопрос всем коммунистам полка: на достаточно ли высоком уровне находится боеспособность нашего полка? Главное же должно заключаться в том, что это собрание мы должны провести не так, как мы предполагали это сделать вначале. Только и всего!

- Ну и наговорил же ты!

- Возможно. Однако мы не имеем права открывать на собрании лжедискуссию. Мы не должны восемь дней командования полком Харкуса отделять от всего учебного года и даже нескольких лет подготовки полка.

Кисельбах посмотрел на часы:

- Через двадцать минут нужно идти на заседание, а мы с тобой так ничего и не решили. Ну что ж, начнем и мы подражать Харкусу, а что из этого выйдет?

Вебер махнул рукой:

- Когда-то нужно вставать на правильный путь, этого требует дело. Не нужно ни от чего отказываться - нужно просто много работать. Сейчас на бюро парткома все и решим.

Кисельбах схватил со стола свои тезисы и, разорвав их на мелкие кусочки, бросил обрывки в корзину для бумаг, а затем сказал:

- Бюро сегодня будет затяжным. Предвижу, что не все товарищи так быстро откажутся от своих взглядов, как я.

- Но нас с тобой уже двое, - усмехнулся Вебер. - К тому же мы еще кое-какое влияние имеем.

- И Харкус.

- Не думаю, что он будет сидеть на собрании овечкой… Ну, а теперь я, пожалуй, позавтракаю.

- Приятного аппетита!

Когда Кисельбах вышел, Вебер достал термос из портфеля и налил в кружечку горячего кофе. Разложив на столе тезисы своего доклада, он стал читать их, закусывая бутербродами и запивая кофе. Однако даже за едой Веберу не сиделось на месте, он то и дело вскакивал и в волнении ходил по кабинету из угла в угол. Вебер понимал истинную причину этого. Такое состояние всегда охватывало его, когда он после долгих раздумий приходил к ясному и определенному мнению. Его охватывала такая активность, что он не мог усидеть на месте, а должен был куда-то бежать, что-то делать. Эта активность не позволяла ему терзать самого себя упреками за временное ослепление, которое на него нашло, но от которого он вовремя избавился.