Под крыльями — ночь

Жены Федор дома не застал — она уехала в другое село за продуктами. В доме собрались старики-односельчане. Они посидели часа три, побеседовали о боевой службе и о хозяйстве на селе; Федор распрощался с односельчанами и отбыл в обратный путь. Правда, немного просчитался и в часть прибыл… на два дня раньше.

— Ну, как там дома, всё в порядке? — спросил его при встрече Владимир Семенович.

— Все гаразд.

— Как жена?

— Та ничего…

— Так он же не видел жены, — добавил кто-то из его друзей.

— Как не видел? — удивился командир. И узнав, в чем дело, командир вторично дал Федору отпуск.

Хорошие воспоминания о себе оставил у нас, летчиков, этот скромный гвардии рядовой Федор Трущ из Кировоградщины.

В мае полк перебазировался. Мы обосновались на аэродроме, расположенном между шоссе, ведущем на Киев, и Десной. Вдоль Десны тянулся широкий луг — ярко-зеленый травяной ковер, усеянный цветами. За лугом перелески, а еще дальше — поля, поля… На соломенных крышах хат заботливые аисты…

Красота невыразимая! Но война продолжается, и некогда любоваться творениями великого художника — природы.

Техсостав разместился возле аэродрома, а летный состав — в соседнем селе.

В воскресенье мы с замполитом Виноградовым и командирами эскадрилий побывали в хатах, где квартировали наши летчики, проверили, как они устроены. Всюду хозяева встречали нас с большим гостеприимством. Чувствовалось, что к поселившимся у них воинам родной армии они относятся с трогательной любовью и глубоким уважением.

Самолеты стояли в огромном старом фруктовом саду, хорошо замаскированные. Аэродром тянулся узкой полоской вдоль дороги с севера на юг. Взлетать можно было только в двух направлениях. Летное поле имело много неровностей, и работникам БАО пришлось немало потрудиться, чтобы привести взлетно-посадочную полосу в надлежащий вид.

Началась боевая работа, и нас стала беспокоить немецкая авиация. Надо было принять меры, чтобы обезопасить себя от возможного налета.

Единственным средством была тщательная маскировка и четкая организация взлета и посадки самолетов.

На самолете ПО-2 я облетел полосу леса вдоль Десны. Выбрал поляну километрах в семи, по своим очертаниям сходную с нашим аэродромом. Решено было оборудовать там ложный аэродром.

Составили план, начертили схему, и аэродромная рота приступила к делу. Устроили ложную стоянку самолетов, изготовили несколько крестовин с аэронавигационными огнями, установили световые посадочные знаки. Привезли несколько бочек с отработанным маслом для имитации пожаров. Вырыли траншеи для дежурной команды, провели телефонную связь — и ложный аэродром готов.

Во время боевой работы дежурная команда — на месте. В случае воздушной тревоги ложный аэродром зажигает огни. Если гитлеровцы бомбят — поджигается масло.

Второе мероприятие — маскировка истинного аэродрома во время старта. Поменьше «иллюминации» во время взлета.

На старте находился специальный пункт связи — переоборудованный автобус, в котором были установлены радио- и телефонная станции. Там дежурили радист и телефонистка. На крыше автобуса установлены турельный прозрачный колпак, пульт управления световой сигнализацией, микрофон для радиопереговорной связи с экипажами самолетов. Пункт связи в автобусе был оборудован по проекту и при участии бывшего командира полка Балашова. Наша задача теперь — совершенствование управления самолетами именно на взлете.

Предстоит вылет на боевое задание. Стартовые огни выключены, горит только одна лампочка у старта и далеко, километра за два от аэродрома, яркий костер, показывающий направление взлета.

Каждый летчик, садясь в самолет, устанавливает радиосвязь с руководителем полета. Командиры эскадрилий по радио докладывают о готовности. Время взлета каждой эскадрильи строго определено планом.

— Первая эскадрилья к взлету готова.

— Разрешаю выруливать.

Самолеты без аэронавигационных огней по кривым извилистым тропам выруливают в полной темноте из сада, в порядке установленной очереди подруливают к старту.

— Я «Береза-1», разрешите взлет.

— «Береза-1», взлет разрешаю.

Оторвав машину от земли, летчик включает на несколько секунд огни, чтоб со старта видно было, что он взлетел, и немедленно гасит их. На взлет пошел следующий.

Если кто-нибудь из летчиков не может сразу сориентироваться, он просит на секунду включить стартовые огни.

Из ночи в ночь мы совершенствовали отработку взлета в темноте. На это обратили внимание командир и замполит корпуса.

Однажды выпускаю самолеты на задание, всё идет нормально, как вдруг один самолет выскочил на старт вне очереди.

— Я «Береза-20», разрешите взлет. — Это Тихонов.

— «Береза-20», взлет не разрешаю, уберитесь со старта. Вы не в свое время вышли на старт.

Он не унимается, просит взлет. Я в сердцах выругал его и приказал освободить место для очередного самолета. Слышу, кто-то дергает меня за ногу. Нагнулся, заглянул в салоп автобуса, а телефонистка шепчет:

— Товарищ командир, в кабине генерал Федоров.

— Что же вы раньше мне не сказали?

— Он не разрешал. Это я сама. Вы сильно отругали летчика, вот я и решила предупредить.

Сразу как-то стало не по себе. Не люблю, когда во время работы кто-то следит за мной. Правда, Федоров сидел молча, но все равно присутствие начальника сковывало.

Когда все самолеты взлетели, я вышел из автобуса. Возле него стояли, поджидая меня, командир корпуса и замполит.

— Ну, знаете, вы волшебник, — сказал генерал Юханов. — Мне рассказывали о вашем взлете в темноте — не верил, теперь сам убедился. Надо показать всем командирам полков.

Похвала генерала Юханова была для меня выше всякой награды, а последней его фразе я не придал значения. И напрасно. На следующую ночь группа командиров полков изучала у нас организацию взлета в условиях полной темноты.

Самолеты противника наведывались часто, но мы не имели потерь, — выручал ложный аэродром.

Однажды пост ВНОС[19] передал, что возможен налет гитлеровской авиации. Полк ушел на боевое задание. Ночь темная. Вот уже слышен гул самолетов — не такой, как у наших, а какой-то тягучий, волнообразный. Передаю условный сигнал команде ложного аэродрома. Там зажгли огни, через некоторое время донеслись взрывы бомб. У нас тихо. И вдруг совсем неподалеку — взрыв. Оказывается, на наш аэродром упала шальная бомба и вывела из строя посадочный длиннолучевой прожектор. До посадки возвращающихся с боевого задания машин осталось минут тридцать. Что делать?

Из штаба полка сообщили о происшествии в корпус, оттуда генерал Юханов распорядился произвести посадку на соседнем аэродроме.

Посадить полк на чужой аэродром! Я по опыту знаю, что это такое. Это значит лишить летный состав отдыха. Завтра утром все должны перелететь на свой аэродром, а в ночь снова на задание. Нет, такой вариант не подходит, надо сажать дома.

И я пошел на риск. Вызываю на старт несколько летчиков, не полетевших на задание, инструктирую и ставлю их с ракетницами вдоль посадочной полосы. В момент посадки включается рассеивающий прожектор, дающий маленькое световое пятно, и как только самолет минует первого «ракетчика», тот сзади, под углом 30 градусов, чтобы не слепило летчика, дает ракету. За ним другой, третий — и самолет сел.

Об условиях посадки я предупреждал экипажи по радио.

Все благополучно приземлились, и только тогда я вздохнул свободно.

Позвонил генерал Юханов, обеспокоенный тем, что на указанный аэродром бомбардировщики не прибыли.

— Где ваши самолеты?

— У себя дома, товарищ генерал.

Командир корпуса сурово отчитал меня. Я приготовился к самому Худшему, даже к взысканию, потому что всё-таки допустил самоуправство. Но грозу пронесло, взыскания не последовало.

Вступающие в строй экипажи, прежде чем выпустить их на боевое задание, командование подвергало тщательной проверке по теории и практике. Особенно большое внимание уделялось технике пилотирования. Молодых летчиков проверяли все — начиная с командира эскадрильи и выше. Ну, а как со «стариками»? Их беспокоили реже. Я уже рассказывал, что когда-то меня не планировали на первый вылет только из-за того, что не проверили в ночных полетах. А потом я начал летать, и о проверке никто и не вспомнил.

19

ВНОС — служба воздушного наблюдения, осведомления и связи.